Olrs.ru / Конкурс
КОНКУРС

Регистрация

Логин

Пароль

забыли пароль ?
















Зимняя история

Линия кардиограммы весело плясала перед глазами доктора, который изучающе уставился на монитор кардиографа. Выписывая жизнерадостные зигзаги новогодней полечки, прибор задорно разражался всё новыми и новыми взлётами. Сердце желало жить!
Стерильную тишину больничной палаты нарушал почти осязаемый звук падающего снега. Снежинки были крупные, неправильной формы, летели вразнобой и иногда, повинуясь какому-то причудливому завихрению, поднимались снизу вверх. Тогда ощущение реальности пропадало, уступая место чувствам иного рода. Например, о потустороннем мире, где всё иначе и снег идёт в другую сторону, и не холодный он, а тёплый как сахарная вата.
Таким мыслям предавался студент Петров, симпатичный худощавый юноша, лет двадцати двух от роду, находящийся в больнице по причине столь удивительной… Но об этом позже.
Продолжим характеристику нашего героя. Его высокую сутуловатую фигуру часто можно было увидеть на всякого рода художественных выставках, а его белокурую голову не менее часто склоненной над конспектами. Учился Петров прилежно и настойчиво, поскольку ещё с юных лет взял себе за правило всё делать наилучшим образом. Без суеты и спешки постигал он искусство врачевания человеческих зубов в своём родном медицинском университете. Жизнь в столице была полна соблазнов, и его неокрепшая душа вначале очень сильно рвалась к ним, но изношенное платье: пара потертых джинсов и серый свитер, служили непреодолимым препятствием на пути этого стремления. Петров учился за государственный счет, а тех денег, что высылали ему родители, едва хватало на покупку только самого необходимого. Учиться на престижнейшей медицинской специальности, да ещё и бесплатно – казалось бы есть чем гордиться. Но нашего героя снедала мысль, что зовись он не заурядным Иваном Степановичем Петровым, его жизнь и карьера были бы намного удачнее. А так… Какое же это медицинское светило с таким крестьянским именем.
Часто, засыпая над учебниками, он мечтал, что непременно сделается профессором и к тому времени обязательно сменит хотя бы фамилию на благозвучную Арнольдов или Боголепов или ещё какую-нибудь, и тени предков деревенских лекарей Петровых перестанут отравлять его существование. Эти мечты были мощным двигателем его жизненных устремлений, и он отлично понимал, что ковать из себя Арнольдова-Боголепова необходимо уже сейчас. Поэтому в свободное время, с первых же дней в столице он стал посещать все доступные выставки, вернисажи, творческие вечера. Благо, что многие из них проводились бесплатно, а кое-где можно было и на фуршет попасть. Для этих выходов джинсы и старенький свитер уступали место более богемному облачению. Черные узкие брюки и темно-фиолетовый бархатный пиджак были пошиты мамой во время летних каникул. Причем их создание сопровождалось тихим недоумением мамы, сменявшимся недвусмысленными возгласами отца и хихиканьем младшей сестренки. Канареечного цвета рубашку Петров купил уже в столице, удачно зайдя в ближайший магазин подержанных вещей. Она была почти новая, с выбитыми шелковыми цветами, задорно сверкавшими при любом движении Петровского туловища. Венчал весь этот невероятно гламурный облик ярко-зеленый шарф, подаренный продавщицей в нагрузку к рубашке. Сия барышня, вздумавшая очевидно нанести сокрушительный удар по вкусу окружающих, предлагала приобрести ещё и модный черный берет со стразами, по совершенно сходной цене. Но от берета Петров отказался. Единственной и долго не решаемой проблемой была обувь. Истрепанные кроссовки – всесезонные спутники студента – накорню губили его с таким старанием созданный образ. О красивых, лаковых, с узкими носами туфлях приходилось только мечтать. Можно было бы конечно махнуть рукой и надеть кроссовки. Но не таков был наш герой, чтобы размениваться по мелочам. Он понимал, что после он может прийти в каких угодно нарядах, но запомнится окружающим именно по этой нелепости. Судьба приподнесла неожиданный подарок, когда его соседа по комнате, мажора Либермана всё-таки отчислили из университета за неуспеваемость и прогулы. Либерман, со свойственной ему скептической улыбкой прожигателя жизни, небрежно побросал свои вещи в машину, сочувственно глянул на своих несбывшихся коллег и укатил навстречу морю, солнцу и другим радостям жизни.
Наводя порядок после отъезда соседа, который, по правде говоря, вносил немалую струю оптимизма в высушенные учебой души однокашников, Петров нашел в шкафу коробку, а в ней пару новых, лакированных ни разу не надеваных туфель. Сначала Ваня Петров не позволял себе раствориться в радости находки. Он принялся разыскивать координаты хозяина коробки, но эти поиски не увенчались успехом. Тогда, с восторгом покорившись судьбе и восприняв это как знак одобрения своих великосветских намерений, он примерил находку. Туфли оказались как раз впору.
С появлением в жизни Петрова этих туфель бытие его переменилось. Ему стали доступны те земные радости, о которых он так мечтал. Выходы в свет сменялись скучнейшими лекциями, жизнь мелькала как в калейдоскопе. Вскоре он стал узнаваем и даже гордился тем, что сделался завсегдатаем нескольких литературно-художественных салонов. Не обладая от природы художественным вкусом и всячески пытаясь культивировать его в себе, наш герой предпочитал чаще всего многозначительно помалкивать. Вместе с тем, будучи человеком наблюдательным (наблюдательность сродни выживанию) он исподволь перенимал понравившиеся взгляды, позы, суждения. Люди, с которыми он встречался в богемной среде, казались ему небожителями. И в погоне за внешним лоском и изяществом манер Петров не щадил ни себя, ни других.
К примеру, однажды на церемонии презентации книги современной писательницы он галантно уступил место пожилой, как ему казалось, женщине, чем вызвал с её стороны бурю негодования. Бывшая светская львица расценила данный поступок как намёк на собственный возраст. После этого инцидента Петров целую неделю не появлялся в обществе. В его мировоззрении как круг на воде расходились смятенные мысли о том, что поступать вежливо не всегда правильно, что, оказывается, есть масса неписанных правил, о которых никто не говорит и их гораздо больше, чем примитивных «говори спасибо», «уступай старшим место», «не потягивайся за столом».
Переварив наконец данную ситуацию, он перешел на новый уровень жизненного восприятия, осознав, что надо быть не только хорошим, услужливым и кротким, но и светским! Впервые задумавшись над этим, он стал отмечать те качества, которых для этого не достает. У одного он подметил томный взгляд, обращенный как бы сквозь собеседника, у другого скользящий, задумчивый, чуть скучающий. Его когда-то бурные восторги показались неуместными и глупыми. Поэтому, дабы не попадать в нелепое положение он стал холоден и сдержан независимо от того, какое впечатление произвело не него то или иное творение.
Придя на одну их художественных выставок, он мимоходом услышал, как один маститый художник отозвался о работах выставлявшегося автора:
- Юноша не без способностей, но это лишь подражание, тень французских сюрреалистов начала двадцатого века.
Самому Петрову не особо нравилось творчество этих самых французских сюрреалистов. Точнее сказать он ни за что бы не отличил их оригинальные работы от тех, которые продаются на Андреевском Спуске студентами художественных училищ. Тем не менее, он счел необходимым повторить тезис маэстро, который по правде сказать сам ничего не писал уже пожалуй со времен здравствования пресловутых французских сюрреалистов. Таким образом наш герой перенял манеру соглашаться с мнением авторитетов от искусства и благодаря этому даже прослыл тонким знатоком живописи. Петрова стали приглашать на различные вернисажи, и молодые художники уже не как прежде по-свойски болтали с ним. Нет, они учтиво пожимали руку, преданно заглядывали в глаза, не будучи при этом удостоенными прямого и открытого взгляда. Томное рукопожатие и скользящий взгляд убеждали молодые дарования в том, что они действительно имеют дело с тонким ценителем их ремесла.
Сам Петров в живописи понимал лишь то, что на картине изображено. Деревья, люди, дом, море, цветы. Яркие цветы ему нравились, и если деревья были почти как настоящие, а море готово было выплеснуться с полотна, ему казалось, что картина хорошая.
Однажды холодным декабрьским вечером, зимний холод особенно ощутим человеку, одетому в тонкие брюки и изящные туфли, Иван Петров с наслаждением переступил порог известного выставочного зала. Тепло и изысканный интерьер, знакомые лица и всеобщая приподнятая атмосфера презентации отогнали заунывные размышления нашего героя. Уже в вестибюле он ощутил собственную значимость, и чем больше тепло помещения разливалось по телу, тем быстрее входил он в свой светский образ. Обменявшись кивками с несколькими знакомыми, Иван стал прохаживаться между немногочисленными посетителями. Идея этой выставки заключалась в том, чтобы собрать под одной крышей многообещающих молодых художников. С одной стороны это было хорошим стартом для начинающих живописцев, с другой же хозяева салона имели нескрываемый коммерческий интерес, подпитываемый страстными упованиями авторов.
Среди гостей ему в глаза бросился образ, явно выбивающийся из общей массы собравшихся завсегдатаев. Девушка – невысокая и хрупкая. Она была всё ещё в верхней одеже: явно не по сезону легкая балониевая курточка, толстый шарф, намотанный так, чтобы беречь как можно больше тепла его обладательницы и толстая вязаная шапочка, надвинутая до бровей видимо с той же целью. Нелепые перчатки без пальцев, но чего действительно нельзя было простить, так это старых поношенных кроссовок. Словно увидев своё отражение, Петров невольно отшатнулся в сторону от этого странного создания, которое, похоже, не замечало ничего и никого вокруг. У него в груди поднималась обида: как она посмела явиться сюда, да ещё в таком виде! Презрение. Он готов был растоптать это жалкое существо. То, что эти чувства были продиктованы страхом, наш студент, пожалуй, не признался бы никому, даже самому себе. Страх в том, что он увидел себя. Он был пойман с поличным, его могли запросто рассекретить! Он вышел опять в вестибюль. Посмотрел в зеркало. Всё было в порядке: и модные брюки, и пиджак и канареечная рубашка. Другим был лишь затравленный взгляд, перекосивший испугом лицо.
Успокоившись и вновь обретя смиренный вид, он вернулся в зал и, скользя по полотнам нарочито скучающим взглядом, направился к уже прибывшему мэтру, дабы засвидетельствовать своё почтение и искреннее восхищение … неизвестно чем. Фигурантка, казалось бы не замечала прибывшую знаменитость и неистово металась между тремя картинами. Вскоре прибыли и другие гости и авторы. Организатор выставки после небольшого вступления стал представлять молодых художников собравшимся гостям.
- Дарьина Анастасия Петровна! – произнес он и указал на нелепое создание, так и не удосужившееся снять свой неопределенного цвета головной убор. Только сейчас, услышав своё имя, он робко оглянулась по сторонам, взглядом ища поддержки. Но выступающий уже перешел к следующей фамилии, и, поэтому ей достались лишь пара вежливо-снисходительных улыбок. В этот момент Петров услышал, как великий маэстро кому-то сказал:
- Эта Дарьина – просто выскочка. Никакого таланта, зато масса самомнения.
Петрову сразу всё стало ясно и он начал неспешно прохаживаться по залу. Однако его внимание привлекали не полотна, а подписи к ним. На выставке было всего три картины авторство Дарьиной, как раз те, между которыми она так возбужденно металась. Он остановился возле одной из них. Изучающий взгляд знатока, сдвинутые брови и задумчивое поглаживание подбородка – всё чему так ревностно обучался наш студент, дало свои результаты. Дарьина мигом оказалась рядом, полагая, видимо, что кто-то заинтересовался её рабой. Сгорая от нетерпения, она всё же не решалась нарушить глубокомысленный покой зрителя. Он же, заметив снедавшее её нетерпение, стал ещё больше хмурить брови, и, с разочарованием произнеся: «М-м-м-да!», направился к другой картине. Она не выдержала. Будучи примерно одного с ним возраста, может чуть младше, подошла и без обиняков спросила:
- Ну, как тебе? Ничего? Нормально?
- Вот именно, что ничего. Ни таланта, ни вкуса, ни фантазии. – Это была месть. Месть за то чем он был и чем быть не хотел. И так блистательно начатая, она разбилась о яркий, пронзительный взгляд встревоженных каре-зелёных глаз. Он осекся, но, отбросив смущение, продолжил.
- Даже сам великий маэстро Звонов считает Вас бездарностью и выскочкой.
- Звонов! – её взгляд пылал, - да он уже последние двадцать лет только и делает, что критикует! Он не создал ни одного полотна! Он!!! – Дарьина захлебывалась негодованием, обидой. Она была вся обнажена. И эта эмоциональная нагота повергала в смущение закованного в броню лицемерия Петрова. Ему стало стыдно рядом с ней в нелепом шутовском наряде, и он пристыжено умолк. Ещё мгновение они вупор смотрели друг на друга, и в это мгновение он осознал, он понял глубину зелени Шишкинского леса, бескрайние морские просторы Айвазовского, вызывающе дерзкие пропорции французских сюрреалистов. Ему, наконец, открылся смысл искусства! Его глубина и великая сила!
Это озарение низвергло его в пучину самосознания, он сжался в один комок, в одну точку, ощутив полное ничтожество перед его великой силой. А потом вознёсся до небес от осознания благости существования!
Вдруг всё оборвалось. Дарьина вылетела из зала, и только пронзительный скрип тормозов на улице вывел его из оцепенения.
- Доктора! Вызовите скорую! Есть ли среди вас врач? – эти крики доносились с улицы. Господи, ведь никто не знал, что он, Ваня Петров, учится на врача. Настолько безразличен он был всей этой богемной элите.
Он пробился на улицу.
- Я врач!
Он растолкал праздных зевак, увидел растерянного водителя и то, чего предпочел бы не видеть никогда. Но с ним произошла странная метаморфоза, как будто с этого момента уже не он, а его предки – сельские лекари Петровы – руководили всеми его действиями. Он решительно одернул водителя, который растерянно бормотал:
- Я только парковался, а тут она, я даже не заметил, откуда она выскочила.
Вместе с водителем они уложили практически невесомую Дарьину в салон и рванули в ближайшую больницу. Всё это время Иван хладнокровно предпринимал меры первой медицинской помощи. Это уже потом, сидя под дверью врачебного кабинета, он растерянно и по-детски самозабвенно молился всем существующим богам о том, чтобы ещё раз увидеть в её глазах и зелень Шишкинского леса, и бескрайние морские просторы Айвазовского, и этих, черт бы их побрал, сюрреалистов, и робость, растерянность, страстность таланта её натуры, гнев и … радость… радости он ещё не видел в этих глазах. А ещё не видел их смеющимися, задумчивыми, мечтательными, влюбленными.
Стрелки на циферблате больничных часов с преступной медлительностью осуществляли свою пытку.
Наконец вышел врач, его белый халат, как чистый лист давал возможность развиться любому сценарию: и жизни и смерти.
- Ничего страшного, легкое сотрясение мозга, через пару недель будет как новенькая. До свадьбы заживет! - и весело подмигнул, - честно говоря, меня больше волнует водитель. Бедняга так разволновался, что его еле успокоили. Кстати, коллега, что-то вы плохо ухаживаете за своей невестой. Не кормите её, что ли?
- Даю слово, что буду ухаживать хорошо, - смущенно и радостно ответил Петров.
…Линия кардиографа весело плясала, выписывая жизнерадостные зигзаги новогодней полечки. Сердце Желало Жить!
Категория: Рассказы Автор: Оксана Шутенко нравится 0   Дата: 18:03:2012


Председатель ОЛРС А.Любченко г.Москва; уч.секретарь С.Гаврилович г.Гродно; лит.редактор-корректор Я.Курилова г.Севастополь; модераторы И.Дадаев г.Грозный, Н.Агафонова г.Москва; админ. сайта А.Вдовиченко. Первый уч.секретарь воссозданного ОЛРС Клеймёнова Р.Н. (1940-2011).

Проект является авторизированным сайтом Общества любителей русской словесности. Тел. +7 495 999-99-33; WhatsApp +7 926 111-11-11; 9999933@mail.ru. Конкурс вконтакте. Сайты региональной общественной организации ОЛРС: krovinka.ru, malek.ru, sverhu.ru