- Когда я вижу эти осенние листочки, я вспоминаю… - маленькая девочка тихо лепетала маме на ухо. – Я вспоминаю…
- Что ты вспоминаешь, моя родная?
- Я вспоминаю тебя, твоё лицо, твои волосы. – Девочка запустила свою руку в рыжую копну маминых волос. – Ты такая же хорошая, как эти листочки. Они укрывают землю, чтобы она не замёрзла, а ты укрываешь меня перед сном. Правда, это здорово?!
Женщина задумчиво молчала. На её лице сияла улыбка. Зелёные глаза игриво блестели в свете ноябрьского последнего солнца. Она покрепче обняла свою малютку и подняла её на руки. У девочки были длинные чёрные косы и большие зелёные глаза. Женщина слегка поправила тряпочный берет на голове девочки и застегнула верхнюю пуговицу местами потёртого пальтишки. Девочка внимательно посмотрела в глаза матери, а потом зарылась своим маленьким курносым носиком в её длинные волосы.
Вокруг летела листва. Летела, кружилась, но не касалась этих двух. Будто невидимый купол защищал эти два тёплых сердца, две чистых души…
… Где-то вдалеке послышался шум колоколов. Время близилось к обеду. Женщина усадила девочку на скамейку, вынула из кармана яблоко и протянула малышке. Оно было совершенно. Выкрашенное самой природой в ярко-красный, выгретое, выхоженное солнцем, оно так и притягивало к себе алые губки крохи. Девочка крепко впилась в плод, словно слившись с ним в нежном поцелуе. И вдруг – резко оторвалась от фрукта. По губам побежали капельки сока. Личико скривилось.
- Кисло, мамочка. Яблочко кислое. – захныкала девочка.
- Успокойся, моя родная, не нужно плакать. Если кислое, значит витаминов много. Нужно привыкнуть. Ешь, ешь, моя родная. Вырастишь большой-пребольшой.
Девочка продолжила поедать плод, вытирая слёзы рукавом своего пальтишка…
… Постепенно над головами стали зажигаться первые звёзды, а вместе с ними и первые фонари. Двое всё ещё сидели. Мать слегка качала девочку в своих объятьях. Она бережно гладила её маленькие ручки, рассматривала каждый пальчик, каждый ноготочек. Её рыжие волосы в сумерках казались почти чёрными, а зелёные глаза засияли таинственным непонятным блеском.
Девочка открыла маленькие глазки и, увидев нежную материнскую улыбку, тоже улыбнулась.
- Мама, - прошептала она, - моя мама… Я всегда буду с тобой. Буду заботиться о тебе даже, когда ты постареешь.
- Правда?! – удивилась женщина.
- Да-да. Обещаю. Когда я вырасту, я куплю тебе самое лучшее платье (лучше чем у самой королевы) и лучшую шляпу, и никто не догадается, что ты уже постарела. Я обещаю…
- Моя ты радость. – Женщина крепко прижала к себе малютку. – Я тоже хочу тебе кое-что пообещать…
Девочка подняла свои маленькие глазки, и в них блеском отразился свет нависающего фонаря. Подул прохладный ветерок.
Внезапно где-то позади них послышался скрип железной двери.
- №25179, на выход! Время вышло. Пора!
Откуда не возьмись, появился решетчатый забор. Он всё это время окружал двоих, безмолвно, но надёжно. Золотая листва исчезла в вечерней мгле. Её совсем не было видно, и только тихий хруст под маленькими ножками выдавал её присутствие.
- Иду, иду! – брезгливо ответила женщина и, взяв дочь за руку, направилась к надзирательнице. Ночь окончательно заполонила всё вокруг.
Уже у двери женщина присела на корточки перед дочерью. Та приветливо улыбалась. Она, конечно же, не заметила седины, пробивавшейся из копны рыжих волос, морщин, окружавших обветренные губы, больших мешков под глазами, нескольких синяков на руках и сильного сигаретного запаха вокруг матери. Девочка видела перед собой не хладнокровную убийцу, не вора и скандалистку, о которой через несколько часов никто и не вспомнит; останется лишь корявая строка в журнале с фамилиями, приговорёнными к высшей мере наказания… Малютка видела в этом человеке просто маму. И она улыбалась маме. Улыбалась, чтобы и мама ей в ответ улыбнулась. Но лицо женщины внезапно почернело от непонятной, необъяснимой злости. Она подняла руку, и та со всей силой упала девочке на щёку. Малышка зарыдала. И первым её желанием было броситься к матери на шею, зарыться в её нежные волосы, но женщина оттолкнула её.
- Прощай. – Сухо сказала она. Но сохранять полную невозмутимость было невозможно. По щекам женщины потекли маленькие хрустальные капельки. Она столько лет училась не плакать и всё бы отдала, чтобы научить этому дочь, но…
Малышка вдруг успокоилась. Она заметила ту маску оскала на материнском лице.
- Я не люблю тебя! – крикнула девочка. – Ты плохая! – и она замахнулась на женщину своим крохотным кулачком. Та ухмыльнулась.
- Правильно, моя родная, ненавидь! Ненавидь меня, ненавидь этот забор… Всех ненавидь, родная. Тогда у тебя будет хоть какая-то цель в жизни. Прощай.
Женщина уже хотела было встать и пойти вслед за надзирательницей, но кроха схватила её за руку:
- Но мама, я пообещала, я никогда тебя не брошу. Мама!
- И я, моя родная, и я обещаю… Я всегда тебя буду помнить. И ты просто помни…
Вслед за надзирательницей в тёмном коридоре исчез один женский силуэт. А девочка осталась. Вот уже и за ней идут. Уже идут…
Листва летела. Летела золотая листва. Она накрывала землю, как любящая мать укрывает на ночь своё дитя, а свежий ветер легонько целовал её, желая спокойных снов. На скамейке, в сквере, залитом осенним золотом, сидела молодая девушка. Листья падали на неё, запутывались в её чёрных косах, задерживались на старом пальтишке. Некому было её укрыть. Но она улыбалась. Улыбалась, нежно поглаживая слегка выступающий профиль живота.
- Я никогда тебя не брошу. Обещаю… - шёпот перемешивался с шорохом листвы и уносился прочь…
|