Olrs.ru / Конкурс
КОНКУРС

Регистрация

Логин

Пароль

забыли пароль ?
















Раззява




Весенний свежий воздух, приятный, нежный и ароматный, больше представлялся Катьке, чем попадал в камеру. В самом углу зарешеченного окна была небольшая дырка в стекле. Катька не знала, какой это этаж, но ей показалось, что небо, его голубизна вот тут, рядом.
Она сидела в одиночке, куда ее определили за грубое поведение и непослушание. А у нее, у Катьки было просто плохое настроение, не выдержали нервы, да и надоели все со своими нравоучениями - это делай, то не делай. А больше всего эта Комариха, начальница отряда, которую так прозвали бабы то ли за длинный нос, то ли за то, что все ей не так.
Катька еще не знала всех мелочей и подробностей зековской жизни в колонии, куда ее привезли только месяц назад. После всего случившегося ей было на все и на всех наплевать и больше всего хотелось побыть одной, поэтому она и вспылила, загнула несколько матюжных словечек в адрес надзирателей.
Сидеть в камере холодно и сыро, но Катька привычная и не такое переживала в своей еще молодой жизни. Только полгода, как ей исполнилось восемнадцать, но помяла ее жизнь на все сто.
Вдруг дверь забрякала и отворилась и вошла охранница. Ее через чур объемная фигура и большая грудь буквально разрывали пуговицы на военной рубашке.
- Есть будешь, Седулова?
Катька отвернулась, сжавшись в комочек.
Сзади, с коротко постриженными волосами она была похожа на мальчишку.
- Не корчи из себя, молода еще. – Охранница оставила миски с едой и ушла, захлопнув за собой железную дверь.
Катька не боялась голода, она выросла, постоянно испытывая это чувство.
Единственным приятным для нее воспоминанием было совсем раннее детство, садик. Тогда она любила больше всего надевать белое платьице и огромный розовый бант, играть в дочки-матери и есть горячие и пышные пончики в масле.
Своего отца она не помнила, просто ни разу не видела, но дядей, которых постоянно в дом приводила мать и которые напившись обязательно хотели быть папами, Катька навидалась вдосталь.
Сейчас ей хотелось плакать. Но слез не было, и она только судорожно вздрагивала. Ее худенькое, слабо развитое тело в тонком ситцевом платье было так мало, что ей с трудом можно было дать и четырнадцать лет.
Когда она пошла в школу, мать ее уже пила горькую, и пила сильно. Редкий день
дома не было алкашей-собутыльников. Катька боялась идти домой и больше сидела у девочек из класса или у соседей. А когда мать трезвела, то Катьке за это от нее крепко попадало. Обругивая страшными словами, та стращала дочь, что прибьет
если она еще будет бродить по соседям.
Когда Катька училась во втором классе, то по решению важной комиссии направили ее в детский дом, а мать куда-то лечиться. Дом был большой, теплый и чистый. Там было много хороших непьющих тетей, вкусной еды и кукол. Но не прижилась там девчушка, проявила свой норов, насупилась и сидела целые дни тихонько в углу одна. Долго уговаривали ее, а особенно сгорбленная и седая бабка Клава с кухни.
- Ты, Катенька, коли есть захочешь, так подойди, скажи, дам чего вкусненького, а таскать еду под подушку нехорошо.
Катька и сама знала, понимала, что делает нехорошо, но тянуло ее на кухню к сытному запаху взять то ли котлетку, то ли пирожок, которые она потом засовывала под подушку и ночью тайком ела, и не, потому что голодная, а про запас, наголодалась с матерью. Та ведь уйдет после пьянки, а еды - одни обкусанные куски хлеба на столе. Катька насобирает их и грызет, а раз даже глотнула какой-то гадости из железной кружки, совсем чуть-чуть, думала вода. Но горечь сильно зажгла горло, и скоро она забыла про еду, и стала играть в тряпочные старые куклы, и ей отчего-то вдруг сделалось легко. Так Катька приохотилась допивать капли горькой жидкости из всех емкостей оставленных на столе. Мать иногда приходила и через день, так что в школу Катька, считай, не ходила, да и не тянуло ее туда.
Отвыкнув от учебы, она и в детдоме ленилась. Учительница была молодая, вечно спешащая, и на маленькую пигалицу не обращала особого внимания, считала ее замарашкой, не подающей никаких надежд в учебе. На уроках Катька была сама по себе, рисовала в тетрадке, смотрела в окно и жалела мать. Когда учительница окрикивала ее, Катька вздрагивала, брала ручку и непонимающе моргая, смотрела на доску. Дети смеялись, а рыжий мальчишка, сидевший на задней парте, бил больно Катьке книгой по голове приговаривая: “Не лови мух, раззява”. Так и привязалось к ней это прозвище.
Вечером, когда воспитатели уходили домой, дежурить за воспитателя оставалась злая тетка, которую все ребята про себя звали Помидор - за то, что она была маленькая, толстая, а лицо было отчего-то все время красное. Играть она не разрешала, а только кричала на всех, чтобы не разбрасывали игрушки и не галдели. Маленькие дети боялись ее, разбегались по углам и тихо-тихо там сидели.
Катька боялась одиночества, ей хотелось с кем-то поговорить, поиграть, но никто почему-то с ней не дружил. А тетка Помидор только ее и заставляла после ужина мыть посуду, подметать, а ведь было расписание дежурств. Но попробуй такой возрази. А еще она несколько раз видела, как Помидор складывала на кухне себе в сумку котлеты и кашу, хотя желаемой добавки за ужином ребятам не доставалось. И потом, утром, девочка слышала, как Помидор, уходя домой рассказывала поварихам, что проглоты дети приели все, что было на вечер приготовлено, а особенно эта “раззява”.
Как-то раз из холодильника, который стоял на кухне, пропали красные яблоки, которые привезли родственники одному мальчишке. Все свалили на Катьку, хоть она и плакала, говорила, что не брала. Ей не поверили. Не выдержав обид и вечных подозрений, девочка, проплакав пол ночи в подушку, под утро тихонько встала, одела, что нашла и убежала. Хватились ее только на завтраке. Поискали, заявили в милицию, да и успокоились, мол, найдется.
Была зима. Но не очень морозная и снежная. У Катька брела по незнакомой улице в стареньком осеннем пальтишке, из которого уже выросла, и вязаной, еще материной шапке. Сначала она не знала куда деваться, но душа и сердце ныли и как бы подсказывали, что маму уже вылечили, а ей просто забыли сказать об этом и теперь она ждет свою дочку дома.
Узнав на вокзале, когда идет поезд, Катька в толпе взрослых без труда залезла в вагон, и пройдя немного, села на край свободной полки. Поосмотревшись и немного посидев, она согрелась и стала наблюдать, как какой-то огромный усатый дядька громко чавкал, кусая хлеб с колбасой и запивая чаем. От сильной усталости и голода Катьке тоже хотелось есть. Она проглотила слюну и стала разглядывать своих соседей. Рядом с ней сидели пожилая, на вид добрая женщина, а у окна молоденькая девушка. Дядька, причмокивая, рассказывал им, что-то интересное о работе, жестикулируя руками. Женщина соглашалась с ним, кивая головой. Катька вытерла нос рукавом пальто, поджала ноги и стала, как и ее соседка в упор смотреть на рассказчика.
Ты чья, человече? - дядька улыбнулся, и его большие усы расплылись по довольному и широкому лицу, делая его добродушным.
- Мамина, - пропищала от испуга Катька.
Он порылся в пиджаке, достал конфету и подал ее Катьке и дальше продолжил свою байку. Девочка поняла, что колбасы ей не дадут. Конфету она сильно сжала в кулачке и от нахлынувшей дремы и монотонного качания вагона и постукивания колес - задремала.
Очнулась Катя потому, что кто-то ее тормошил. Рядом стояла пожилая женщина с постельным бельем, дядька, сидевший напротив, уже спал.
- Иди, девонька к мамке, мы тоже будем спать укладываться.
Катька поняла, что ее гонят, молча слезла с полки и спящая пошла вдоль вагона.
- У тебя мамка-то где? догнав ее, спросила девушка.
Катька подняла печальные глаза и заплакала.
- Ты, мам, что ее гонишь, она вроде одна едет, — девушка сняла с Катьки шапку и погладила ее по голове,
- Она верно и голодная? - женщина не спрашивая, достала домашний пирог, отломила кусок и подала Катьке.
Познакомились. Оказалось, что соседи едут в тот же поселок, где жила Катька. Девушку звали Маша. Мать уснула, а они еще долго сидели вдвоем у темного окна, слушая стук колес. Катька поняла, что девушка чем-то болеет, и они часто ездят в город в больницу.
Раннее утро было очень морозным. Белизна снега делала сумрак не таким серым. Холодный воздух освежил лица пассажиров, выходивших из поезда. Попутчики вместе с Катькой дошли до привокзальной площади и, пожелав ей удачи, заторопились на автобусную остановку, а она, сжав от мороза пальчики в кулачки, вобрав голову в плечи, побрела домой по скрипучему свежему и пушистому снегу. Ей очень хотелось есть, сильно болел желудок, но дума о доме и о матери перебивали голод. “А вдруг мамка уйдет и не будет ключа.” Катька видела, что люди уже выходили из подъездов и спешили на работу. Некоторых она знала, вспоминала. Но никто не замечал маленького, куда-то спешащего человечка.
Еще издали Катька увидела в окне свет. Одиноко стояли засыпанные снегом стволы трех берез, у которых на траве летом она любила играть с куклами в дом.
Дверь открыл небритый и заросший бородой чужой дядька. Он с удивлением спросил; “Ты к кому?”
Катька помялась опустила замерзшее лицо и тихо прошептала:
- К маме.
Дядька зашел в коридор и крикнул - «Иди, твоя».
Катька испугалась, забыв о холоде.
- Откуда взялась? - Она не узнала свою мать, та очень изменилась, постарела и сгорбилась.
Катьке хотелось броситься к матери, обнять ее, но та только подошла и похлопала дочь по спине и как-то сквозь зубы промычала - Иди, проходи, вся синяя.
- Я ничего, мама, с поезда, очень соскучилась по тебе. Мать не дослушав, шатаясь и опираясь рукой о стенку, ушла в другую комнату.
Чужой дядька сидел на табурете и курил. Катька опять вспомнила этот противный запах от дыма папирос, и ее всю передернуло и чуть не вытошнило от дыма и окурков, которые лежали в пустых тарелках и валялись разбросанными по всей комнате.
Вышла в потрепанном халате мать и пристроилась рядом с дочкой. Посмотрела на нее мутными опухшими глазами и еле шевеля языком, спросила. – Ты зачем сюда, думала там человеком будешь.
- Ты че, дура, дочь-же! – встрепенулся мужик. - Девка по морозу, а ты мелешь.
Мать тоже закурила и, чтобы не упасть прислонилась плечом к стене.
- Ты, девчонка, не боись, как тебя зовут-то? - дядька наклонился к плачущей Катъке и изо рта пахнул на нее перегаром . - Сейчас картохи нажарим, я тебя в обиду не дам.
- Иди отсюда. Мать толкнула дядьку, и тот чуть не упал с табурета. Картошки-то насадил – жарить он будет!
Поднявшись, тот хотел замахнуться на мать, но Катька быстро соскочила со стула и встала перед ней. Дядька, не ожидая такого от малышки, опустил руку и пробубнил что-то матюжное.
- Все равно буду с тобой. - Катька прижалась головой к животу матери и заплакала.
Прошла зима. В школу Катьку мать так и не устроила, а та боялась и смотреть-то в сторону, откуда веселые, хорошо одетые дети выходили с сумками и портфелями. Мать почти ежедневно уходила к магазинам, где за уборку мусора от киосков ей давали небольшие деньги, на которые она покупала водки, хлеба, дешевой крупы и иногда приносила Катьке уже подгнивших яблок, сухих семечек. Дин раз приходил участковый милиционер, который обещал отправить Катъку обратно в детский дом. Она сильно испугалась и так зарыдала в истерике, что тот сразу ушел, а мать, будучи во хмелю, кричала ему вслед:
“Не тронь мою девку”.
Соседи жалели Катьку, особенно набожная баба Манефа, жившая в этом же бараке. Когда матери не было дома, она забирала ребенка к себе. Там Катька наедалась горячего супа с макаронами и пышных теплых оладий. Грамоте бабка Манефа была обучена слабо, и все у нее сводилось к вере в Бога. Катьке было легче на душе, когда та раскрывала ей тайны святой книги - Библии, рассказывала о том, что Бог сотворил всю Вселенную и о том, какие муки он перенес во имя спасения людей. По словам бабки, Катьке нужно было потерпеть, и ей воздастся. Боясь обидеть хозяйку, девочка неумело молилась, глядя на посеребренные иконы, украшенные красивым вышитым полотенцем. Но недолго длился этот покой. Весной, когда уже распускалась листва на деревьях, и пахло зеленью, и свежестью бабка умерла.
Катька скучала по ней, а больше по домашнему теплу, иногда подолгу стояла, прижавшись к двери ее квартиры, на которой теперь висел большой замок. А когда становилось совсем невмоготу или очень хотелось есть, Катька вспоминала бабкины рассказы о Боге и смотрела в углы своей комнаты, на старые обвисшие обои.
Уже сидя в камере, Катька вспоминала свою вечно грязную и нечесаную мать, которая била ее за то, что она ничего не приносила домой из еды. Сначала девочка ухитрялась ходить по магазинам и всяким грязным местам и собирать пустые бутылки и что попадется из съестного. Но уже через месяц-другой о маленькой побирушке знал весь поселок. Были случаи, когда у больших домов на нее натравливали собак, но она их хоть и боялась очень, но не бежала, просто встанет и стоит с глазами полными слез, и собаки не трогали малышку, а только лаяли и рычали. Были и такие, особенно пожилые женщины, кто знал и специально припасал для нее еды. Вечером Катька приходила домой, а мать пьяная лежала на полу или на кровати. Катька раздевала ее, убирала грязь, сливала из бутылок капли водки, выпивала и заедала принесенной пищей.
В начале лета к ним пришла комиссия. Хоть мать и кричала, плевалась, топала ногами, но Катьку все равно забрали. Ей тогда исполнилось десять лет, но не подросла она нисколько, и кто не знал ее возраста, думали, что первоклассница.
Когда Катьку увозили, матери сказали, что ее отсюда выселят, а дочь больше не дадут портить, и Катька поняла, что мать она видит в последний раз. Проплакала всю дорогу, пока везли на машине и на поезде. Ей объяснили, что ее мать лишена родительских прав, а она опять будет жить и учиться в детском доме.
И Катька снова попала туда же, откуда сбежала год назад. Еще издали она узнала рыжего мальчишку, который обижал ее. К ней подбежали и другие ребята. Они все подросли, были в чистом, только на Катьке осталось коротюсенькое с заплатками пальто. Рыжий сразу спросил - “Опять, разиня, воровать будешь?”
- Идите, идите к себе. — Их оттащила молодая женщина, «заведующая», - решила для себя Катька. Ее вымыли, переодели, сытно и вкусно накормили кашей с котлетами и компотом. Главная тетя велела ей поспать и показала на белоснежно заправленную кровать. Засыпая, Катька слышала, как у дверей шептались дети во главе с рыжим. - “У, опять эту воровку привезли, ну ничего, мы ей зададим!” - Чтобы их не слышать Катька положила подушку на голову.
Прошло пять лет, и девушка, повзрослев внутренне, внешне оставалась ребенком. Учеба ей не давалась, и осилила она с трудом только пять классов, хотя ее сверстники закончили уже восемь. Вначале с ней бились специалисты, какие-то психологи, врачи, но потом сказали, что это врожденное. Желание учиться у Катьки было, но что-то не запоминалось, плохо укладывалось у нее в голове. С третьего класса учителя особенно и не обращали внимания на девочку, понимали, что бесполезно, а она тайком уединившись, любила листать разные приключенческие книжки с картинками, которые пристрастилась брать в местной библиотеке.
Девочки ее возраста уже вовсю заигрывали с мальчиками. Выбрались из выдаваемой одежды и сами старались покупать себе, что помодней. Катьке, как самой мелкой, доставались их обноски. В свой круг ровесники ее не пускали, а с малышами она сама не хотела возиться.
Взрослея, Катька чаще думала о матери, но еще раньше ее напугали, что если убежит, то ее найдут и посадят в тюрьму. Сейчас она понимала что обмалывали.
За теплые слова, которые Катька как-то слышала в свой адрес, она очень привязалась к директору детдома, молодой женщине Татьяне Николаевне. Но, видимо, у нее тоже было мало времени, и лишь иногда она интересовалась ее успехами в учебе, спрашивала, не обижают ли, и даже ругала воспитателей, когда видела на девочке грязное или рваное платье. Те отговаривались, мол, она сама за собой не следит. Катька как-то хотела сама постирать свою одежду, но кладовщица тетя Анна отобрала мыло, добавив - «Чего зря переводить добро, оно денег стоит. Всем будем стирать и тебе заодно».
Катька стала понимать, что добрых людей очень мало, и от этого ей становилось очень тоскливо. Однажды длинноногая Лариска, которую звали так за то, что она любила красить глаза и губы еще с третьего класса, проговорилась Катьке, что слышала, как директорша кому-то говорила о письмах, которые пишет Катькина мать. Вначале девочка не поверила, но потом все же решилась спросить. Татьяна Николаевна сказала, что мама ее еще лечится и только передает привет.
- А тебе, Катя, не говорили, чтобы не бередить тебя. Когда мама вылечится совсем, мы тебе скажем.
Это потом Катька узнала, что в то время ее мать сидела в колонии. Услышав о письме, Катька весь день проплакала и, пожалев, старшие ребята взяли ее с собой на свою тусовку. Воспитатели их не гоняли спать - бесполезно, и ребята до полуночи сидели в веранде с сигаретами, гитарой и вспоминали каждый свой дом.
Сблизившись с ровесниками, Катька как-то вдруг стала озорной и нахальной. Прошли боязнь и стеснение, она перестала слушаться воспитателей, отлынивала от общих уборочных работ помещений, которые должны были выполнять сами дети. Не раз ее заставали в задымленном туалете с сигаретой. Вначале воспитатели пытались ее устыдить, но она только ухмылялась и огрызалась. Потянулись к ней и старшие парни, которых она учила, как лучше насобирать денег на сигареты и пиво. Краснела и терялась Катька только перед Татьяной Николаевной. Что-то в ней было неведомое, чистое и душевное, она могла подобрать нужные слова, приласкать, и дети открывались ей, как нежные лепестки цветов, почувствовав теплые лучи солнца. Им, не познавшим материнской ласки и нежных слов, хотелось простой человеческой теплоты.
Катька не раз давала слово, что все, последний раз курит и грубит, но повторяла и повторяла свои поступки, не задумываясь о последствиях.
- Вся в мать. - Услышала она как-то разговор двух воспитателей.
- Чего наша Татьяна ее держит, мать уже отсидела, и пусть бы к ней мотала. Все равно здесь толку от нее нет, только детей баламутит. – Говорила первая.
А вторая добавила.
- Этих, из соседней группы, и то курить научила, а парни-то ее как слушаются - дураки, бутылки бегают, собирают на сигареты.
Катька поняла, что больше здесь не останется. Через неделю она приехала в родной поселок. В детдоме оставила записку, чтобы не искали.
Иссохшую и беззубую, с помятым лицом, дочь не узнала свою мать. Катькина душа просила слез, но слез не было, все давно выплакала. А та шепелявила что-то о жизни, “пережевывая” остаток сигареты.
Катька, забывшая, когда мать ее последний раз ласкала, говорила добрые слова, гладила по голове, за эти годы впитала в себя отвращение к жизни, пошлость и человеческий эгоизм. И все же она чувствовала где-то в глубине своего сердца маленький огонек теплоты, но его некому было раздуть, разжечь, чтобы согреть нежностью ее ранимую душу.
Учиться дальше она наотрез отказалась и комиссия по делам несовершеннолетних, используя свои административные права, устроила девушку работать санитаркой в местную больницу. Денег платили мало, а уборки хватало. После мытья трех-четырех палат Катька по своему усмотрению устраивала для себя перекуры, за которые ей потом доставалось. Скоро вечные придирки старшей медсестры ей надоели, и она, однажды проспав, просто не пошла на работу. Накануне мать и еще два ее собутыльника крепко набрались, устроили потасовку. Катька хоть и мала ростом, но, используя свою внутреннюю энергию и накипевшую злость, вытолкала всех, вместе с матерью на улицу.
Скоро у нее появились подруги, две шестнадцатилетние девицы из соседнего поселка. С учебой, как и с родителями, любившими приложиться к спиртному, у них тоже не ладилось. Подружившись, они стали собираться вместе. Курили, играли в карты, если находили денег, а то и выпивали. Свою мать на это время Катька закрывала в соседней комнате, и она уже боялась выходить, от родной подвыпившей доченьки ей теперь частенько доставалось тумаков.
Постепенно компания обрастала парнями, и скоро в соседних поселках знали, где можно отдохнуть с девочками, единственное, что требовалось брать с собой - вино и закуску. Местные бабы стыдили Катьку и жаловались участковому - «мол, развели тут развратный приют». Тот, откликаясь на жалобы, заходил несколько раз и с матюгами разгонял всех по домам, но на этом все и заканчивалось.
Настоящего друга у Катьки не было, нравился ей один Сашка, парень после армии уже, но тот “поматросил и бросил”, а к тем, кто к ней сами липли, душа не лежала.
Как-то наведался в поселок из города деловой парень. Хвалился, что после отсидки, демонстрировал яркие наколки на руках. Девицы, очень нуждавшиеся в деньгах, согласились ему помогать, торговать разными шмотками, которые он с собой привозил и оставлял для продажи. Через две-три недели приезжал уже за деньгами. Иногда что-то из хороших вещей перепадало и Катьке, конечно, не за полную стоимость, а за соответствующую ласку с ее стороны.
К своему восемнадцатилетию Катька готовилась основательно, помогали подруги, запасая вино и закуску. Гулять собирались с размахом, тем более, что торговец обещал подвезти подарки и «клевых корешей». Катька с утра натопила печь, настроение было прекрасное, на всю громкость врубила магнитофон. Еще с вечера она предупредила, чтобы мать назавтра домой не приходила совсем.
Стол получился богатый, даже шампанское было и цветы. Катька надела свой любимый свитер цвета голубой волны с вышитыми цветами и черную удлиненную юбку. Туфли на высоких каблуках ей подарил городской гость еще в прошлом году, в них она уже не казалась очень маленькой ростом. Накрасив глаза и губы, сама себе очень понравилась.
Парни привезли задорную музыку. Все пили, веселились и танцевали не жалея сил. Катьку весь вечер тискал совсем не знакомый ей долговязый Каюм, с хриплым голосом и выболевшими ямами от осп на лице. К ночи все изрядно захмелели.
Назавтра Катька только помнила, что кто-то громко стучался в входную дверь. Ей сказали, что какая-то старая бабка ломится. Катька открыла дверь и увидела свою мать. От действия алкоголя она мало, что понимала и чисто инстинктивно ударила мать по лицу, а та, оступившись, упала с лестницы.
Утром у крыльца соседи нашли замерзшее тело старой женщины. Врачи определили, что от удара она упала с крыльца, разбила голову и сломала руку. Вначале все думали, что пьяная, но экспертиза показала обратное. Допросив всех участников торжества, следователь сумел восстановить картину вечера. Сознавшись в содеянном, Катька опять сильно плакала, билась в истерике, кричала.
Находясь в одиночной камере и обдумывая свою жизнь, она ненавидела себя, свою судьбу, мать, и, целуя нательный крестик, подаренный когда-то бабкой-соседкой, подолгу молилась Богу.
Категория: Рассказы Автор: Андрей Котов нравится 0   Дата: 01:10:2012


Председатель ОЛРС А.Любченко г.Москва; уч.секретарь С.Гаврилович г.Гродно; лит.редактор-корректор Я.Курилова г.Севастополь; модераторы И.Дадаев г.Грозный, Н.Агафонова г.Москва; админ. сайта А.Вдовиченко. Первый уч.секретарь воссозданного ОЛРС Клеймёнова Р.Н. (1940-2011).

Проект является авторизированным сайтом Общества любителей русской словесности. Тел. +7 495 999-99-33; WhatsApp +7 926 111-11-11; 9999933@mail.ru. Конкурс вконтакте. Сайты региональной общественной организации ОЛРС: krovinka.ru, malek.ru, sverhu.ru