Молодой Трейя так долго стоял посреди комнаты с занавешенными от полуденного малагасийского солнца окнами, что потерял ощущение пространства и времени.
Накануне у него было предчувствие значимой встречи, которая должна была произойти в этот по-летнему жаркий декабрьский день 1991 года прямо в доме, где он тогда обитал.
Решив проверить участившиеся после пересечения экватора предвидения и вывести-таки на чистую воду внутренний голос, спонтанно осваивающий духовные практики, недавний материалист из Совка дал слово не сойти с места, пока или встреча не состоится, или кондовая логика, служившая худо-бедно по жизни, не заткнет за пояс робкую интуицию, проснувшуюся на Мадагаскаре.
Ожидание затянулось. Улетучились, будучи передуманы, отголоски навязчивых мыслей.
Посторонние звуки едва долетали с выметенной жарой улицы до гостевой половины в глубине тропической виллы на окраине Анантанариву, где бродягу приветили сердобольные соотечественники.
В какой-то момент погружения в прострацию окружающий свет мягко угас, будто его силу плавно свели на нет реостатом. Взгляд недвижного столпника, незаметно для него самого превратившегося в стороннего наблюдателя, сфокусировался на инфракрасной пелене, завесой разделяющей миры, внешний и внутренний.
Впоследствии, прокручивая в памяти единственную в своей жизни глубокую медитацию, Трейя не переставал изумляться тому, насколько ее начало по ощущениям было похоже на вход в зрительный зал комфортабельного кинотеатра.
Как только он уселся в обтянутое бархатом кресло с удобными подлокотниками, приглушенный свет в кинозале плавно угас. Одновременно с этим развернутый в глубине сцены сумеречно белый экран скрылся за автоматически сведенными в одно полотно массивными темно-багровыми шторами.
Мгновение перед последующим калейдоскопом событий легко могло оказаться вечностью, настолько вовлеченный в приготовление к действию зритель самозабвенно в нем растворился, отчасти утратив связь с собственным телом.
Беспросветная тьма поглотила бесплотное живое сознание, которым в духе стал Трейя.
Со всех сторон его окружало несметное число схожих с ним созерцателей: незримых одухотворенных монад, о присутствии которых он мог лишь догадываться.
Немыслимое давление в безвременье затянувшей их Черной Дыры спроецировало их всех в одну многомерную точку.
Неожиданно мрак Небытия разорвался ослепительной Вспышкой; шторы, облекшие объемный экран, раздернулись в разные стороны: бизонье стадо монад, по мановению палочки дирижера по имени Время превратившихся в кванты света, Большим Взрывом выплеснулось на свободу.
Новая трехмерная галактика родилась.
Голографическую картину этого, разве что немого, 3d кинотеатра соучаствующий в галактической Эволюции зритель мог воспринимать всеми фибрами … череды своих оболочек.
Буйство сполохов света, соткавших оргию Вспышки, было сродни начальному Хаосу.
Вскоре турбулентные вихри сменились ламинарным течением, распространяющим во все стороны от эпицентра Взрыва сферическую волну сверхплотного светового потока.
В одном из направлений растущей галактики, свыкшись с умопомрачительной скоростью света, скользило сознание Трейи.
Когда синусоида бесконечной волновой траектории Трейю почти в сон укачала, световой поток стал настолько менее плотен, что расползся на исполинские облака, приобретшие впоследствии форму шаров различных размеров.
В поверхностном слое одной из будущих планет среди сорвавшихся с гребней световых волн одухотворенных монад дух Трейи, то, чем он впоследствии осознавал себя при любых земных переменах, принял форму духовного протоатома – уплотнившейся корпускулы света.
Ощутимо увеличивая плотность, планетарное образование уменьшалось в объеме.
Когда световая туманность сгустилась до взвеси схожей на ощупь с сухим молоком, протоатомы начали обрастать минеральной корой.
Со временем безбрежная земная поверхность была сплошь покрыта мелким песком, среди которого выделялся камень размером с кулак, панцирем укрывавший находящийся в его центре протоатом Трейи от однообразной смены пекла, когда на небосклоне восходило юное солнце, и стужи, когда его огромный ослепительный лик скрывался за горизонтом.
Регулярность смены положения светила на небе действовала гипнотически.
Постепенно Трейя, воспринимавший все происходящее вовне камня ‘минеральной нервной системой’, стал впадать в дремоту.
Утрата интереса к окружающему была отчасти обусловлена сопоставлением недвижного пребывания в камне с предыдущим динамичным процессом прободения Черной Дыры и полетом в потоке частиц, без оглядки бежавших из небытийного плена.
На грани сознания различил Трейя появление чужеродной фигуры в темных доспехах с рогами на шлеме. Змейки разрядов стекали с защитной брони пришельца явно не из этого пространственно-временного континуума, что-то высматривающего под ногами.
Для удивления нужно было большее время, чем потребовалось невесть откуда взявшемуся существу, чтобы приблизиться к камню Трейи, приметив его среди барханов пустыни.
Бросив на булыжник пронзительный взгляд, ожегший Трейю сквозь каменный панцирь, черный рыцарь приподнял над ним левую ногу и резким ударом твердой подошвы разворотил на две половины.
Пылинку протоатома Трейи при этом стряхнуло со среза, и она провалилась в катакомбы песка, прервав падение глубоко под землею.
С потерей казавшейся такой прочной каменной оболочки, очутившись в кромешной тьме и лишенный всяческих ощущений, дух Трейи впал в забвение на эоны времен.
Пробуждение Трейи было не из приятных: вызволяя из недр, ток влаги повлек его наверх, обдирая остатки каменной кожи о шершавые волокна длинной черной трубы.
На излете движения очищенный от минеральной шелухи протоатом попал в ткань листа на нижней ветви дерева, выросшего к тому времени на неузнаваемо изменившейся планете.
В структуре своего нового земного пристанища Трейя постигал явления природы. Он видел фрагменты ближайших деревьев и ощущал, как они общаются между собой, оповещая соседей о событиях в лесу.
Каждое утро радостным вздохом окраинные стражи сообщали стоящим за ними собратьям о первых лучах восходящего солнца. Флюгерками веточек деревья указывали направление ветра, реверансом листочков выражали благодарность дождю.
Но однажды по лесу прошелестел трепет испуга, сопровождаемый вздохами боли. Вскоре в зону видимости то ли пленника, то ли постояльца юдоли друида попало стадо оленей.
Статный самец, за которым следовали важенки с молодняком, вздумал сдобрить древесными элементами свой травяной рацион. Встав на задние ноги, передней левой оперевшись о ствол, вожак полоснул сведенными челюстями по той ветке дерева, на которой ни жив ни мертв замер Трейя.
Дрожью забился протоатом Трейи в унисон с приютившим его листом, когда к нему в мгновение ока приблизился глаз оленя, скошенный вправо.
Едва прожевав ободранные листья с корой, олень направил их языком в грот пищевода, а тот, волнообразно сжимаясь, протолкнул измятую массу в горячее брюхо.
Темнота волчьей сыпью хлюпала в травяном мешке в такт движению оленя. Когда стадо остановилось на днёвку, Трейю со жмыхом вновь вытолкнуло в ротовую полость оленя, где уплотненная пища была неторопливо разжевана, и на этот раз, трижды продавленная сквозь двухвостую змею пищевода, она провалилась в эластичную реторту желудка.
Ворсинки стенок желудка высосали протоатом Трейи из измочаленной клетки листа. Ток крови пронес его по всему телу оленя, доставив куда-то в область мошонки.
После этого дух Трейи, сроднившись со структурой тела своего возничего о рогах и копытах, стал наблюдать окружающий мир посредством его органов чувств.
Вереницей дней пролетело лето. Закончилась осень. Наступила зима. Снег укрыл лес, где обитало стадо оленей.
В один из дней той зимы Трейя стал соглядатаем того, как вожак стада отстаивает свое право на продолжение рода. Морда к морде, сцепившись рогами, бодались олени в кругу, за периметром которого расставила задние ноги готовая к соитию самка. Отогнав соперника, вожак трубно взревел и вернулся на её возбуждающий запах.
Последним ощущением Трейи в теле самца было победное обладание томной рефери схватки, после чего мощным потоком секреций его выплеснуло внутрь её живота.
В темноте питательной колбы, матки важенки, с протоатомом Трейи стало происходить что-то весьма необычное: он делился и рос вместе со своим на этот раз собственным телом.
Период роста внутри просторного живота будущей матери закончился мягкими родами.
Лишь только опробовав ноги, новорожденный олень инстинктивно потянулся губами к материнскому вымени…
Вновь зеленела трава на земле. Свежей листвой были покрыты деревья. Жизнь в лесу продолжалась, но теперь с еще более яркими впечатлениями.
Лес, дававший пищу и кров, был Трейе, ставшим за пару лет грациозным оленем, ареной для изучения возможностей тела. В нем же впервые он испытал таинство развоплощения; уж лучше ввести в обиход новое слово, чем называть смертью магический акт возврата нетленного духа в бесплотное состояние.
Это случилось, когда встревоженное чужаками стадо оленей в панике заметалось по лесу.
В прыжке глаз Трейи встретился через прицел с глазом охотника, стоявшем наизготовку в засаде за деревом. Вспышка огня, и … пуля сразила наповал лесного красавца.
Молодой олень совершил кульбит через голову и бездыханный свалился на землю.
В тот же миг будто грибница невидимых нитей стянулась в единое целое где-то в районе ребер под правой грудной мышцей, вернув дух Трейи в исходный сосуд протоатома.
Развоплощенный сгусток жизни отрешенно следил, как охотники свежевали его мертвую тушу, пока ту ее часть, в которой он затерялся, не сунули в мешок из плотного материала, ограничившего ему кругозор.
После непродолжительной тряски мглу мешка сменил застекленный прилавок, куда расчлененную плоть вкупе с живым духом выставили на продажу (здесь в медитацию был вмонтирован по памяти интерьер магазина «Дары Природы» на улице Сретенка в Москве, куда будущий мистик в студенчестве заглянул по непонятной причине).
Сквозь лежащие на поддоне куски мяса и стекло холодильника протоатом видел крашеную входную дверь магазина, запыленные окна на улицу и обшарпанный кафельный пол.
Дверь открылась, и в полуподвал магазина по ступенькам вошел покупатель.
Указав на приглянувшуюся часть грудины, мужчина рассчитался с женщиной в белом халате, взвесившей на весах кооперативный товар, ничтожным довеском к которому был взрастивший его протоатом.
Дорогу к дому нового собственника части своего бывшего тела Трейя не видел. Из плотного пакета он был изъят женой покупателя на их маленькой кухне.
Порезав и обжарив куски мяса на сковороде, женщина разложила еду по тарелкам.
Супружеская пара села обедать.
Кусок с невообразимо древним колобком протоатома попал в рот мужчины.
Жернова челюстей основательно пережевали жаркое, и в водопаде слюны с остатками былой оболочки протоатом был низвергнут по пищеводу в желудок. Ток крови, как и в эпизоде с оленем, переместил его из кишечника внутрь вегетативной системы, откуда дух Трейи стал видеть и ощущать окружающий мир глазами и телом своего нового властелина.
Запомнилась статичная поза, которую занял мужчина, основательно устроившись на мягком седалище с подставками для локтей, периодически переворачивая сложенную вдвое стопку из нескольких блеклых больших лопухов, испещренных длинными рядами застывших в причудливых позах высохших насекомых, в то время как женщина неизвестно чем занималась на кухне.
Непродолжительным оказалось новое прибежище Трейи, а ведь он только начал привыкать к полумраку рукотворной среды обитания, исподволь приноравливаясь к необычным движениям поглотившего его мясоеда, предоставившего ему в неосознанный дар все свои органы чувств за исключением слуха.
В ту же ночь мужчина вошел к женщине и, будто поклоны отвешивающее насекомое, стал над нею раскачиваться, от чего его дыхание участилось и лицо женщины пошло красными пятнами, а в момент наивысшего удовольствия струя живительной жидкости подхватила протоатом Трейи и поместила в изнемогающее от конвульсий лоно будущей матери.
Начался знакомый процесс расширения рубежей ядра протоатома внутри растущего тела.
Запомнилось, как было тесно(!) в животе человеческой матери по сравнению с важенкой, и как же долго(!) там пестовалось существо, едва подготовленное к самостоятельной жизни.
А выход сквозь узкие родовые пути был сущей пыткой для появившегося на операционном столе беспомощного человечка…
Несколько лет прошло в приготовлении к мало-мальски независимой жизни.
Едва различимо промелькнули кадры с забавами в яслях и играми в детском саду...
И вот уже Трейя надевает школьную форму…
Однажды утром он вышел из дома и походя засмотрелся на макушку высокого дерева, росшего по пути к его школе.
Внезапно в глазах у школьника потемнело, и он очутился в … голографическом кинотеатре, где просмотрел весь изложенный фильм от начала и до взгляда на вершину пирамидального чинара, указующую в небо треугольным курсором (своего рода медитация в медитации...).
«Для чего это все?» – вдруг с удивлением подумал застывший на полпути юный школьник.
Синхронно пришедшей в голову мысли в просветах венца гигантского дерева блеснул Ультрафиолетовый Глаз.
И в тот же миг грибница эфирных волокон стянулась изо всех частей тела подростка в сосуд протоатома, застывшего на этот раз где-то в районе его гипофиза.
Неимоверной силой ниспосланной мысли Небесный Охотник не только развоплотил протоатом, укутавшийся плотью мальчонки, но высвободил из него монаду чистого духа Трейи, вытянув его из темени школьника в белый тоннель внутри черной трубы.
Отличие этого приемного корда от труб пищеводов двух предыдущих порталов к животным телам заключалось в восходящем направлении движения, что, впрочем, уже происходило в ситуации с деревом, но наличие в нем дивного света при полном отсутствии физических ощущений наполнило полет возносимого духа необъяснимой радостью и предощущением невероятнейших перемен.
Выход из тоннеля закрывала круглая мембрана, рассеченная крестообразно от края до края на четыре равных сегмента.
Сдвинувшись против часовой стрелки, створки мембраны втянулись в боковые стенки трубы при подлете к ней духа Трейи, осенив его руной левосторонней Сауастики – Коловоротом: приветствием возвращению [с того] Света.
В пустоте за мембраной парил совершенный Кристалл голубоватого цвета.
Его ось находилась на одной линии с центром креста защитной мембраны.
Облетающему Кристалл слева направо духу Трейи мысленно дали понять, что ему дозволено было здесь оказаться. В противном случае луч фронтального острия Кристалла немедленно испепелил бы его.
Влетев с тыльной стороны внутрь грозной лазерной установки, дух Трейи попал в один из атомарных узлов многомерной решетки Кристалла, словно предназначенный для него.
Вокруг разливалось непередаваемое ощущение Благодати.
Трейя будто бы по наитию знал, что оказался в Нирване, “краеугольным камнем” которой служит принявший его в свое лоно многофункциональный Кристалл.
Чувство защищенности, которое он испытывал в булыжнике в трёхмерном пространстве Земли, показалось забавным в сравнении с состоянием Умиротворения в Кристалле…
Отринув все, что связывало его с прошлым, дух Трейи слился во вневременном апофеозе безпредельного Счастья с блистательным сонмом обитающих в Кристалле чистых монад.
… … …
– Что ты хочешь? – не сразу уловила монада, бывшая Треем, смысл вопроса, прозвучавшего будто внутри нее самое. …
– Ничего мне больше не надо! – в упоении восхитительным состоянием выплеснула ответную мысль монада, догадавшись, что обращение было адресовано ей. …
– Подождите … позвольте … хочу знать … Для чего это все? … – чуть погодя, запинаясь, она направила вовне еще одну мысль, по какой-то случайности вспомнив, что произошло мгновение или вечность назад с духом Трейи, оказавшимся в теле школьника.
– Хочешь знать? … Тогда возвращайся назад в человека.
В тот же миг дух Трейи вылетел из Кристалла через его фронтальное острие.
Створки защитной мембраны, сдвинувшись по часовой стрелке, осенили его руной правосторонней Свастики: пожеланием удачи [на том] Свету.
Пролетев вниз тем же, но теперь черным тоннелем в корде невидимой и неосязаемой белой трубы, дух Трейи влился через воронку протоатома в застывшего мальчика, оживив его тело распустившейся грибницей эфирного волокна.
Переведя взгляд с небосвода вперед на дорогу, ученик продолжил на мгновение прерванный путь к своему школьному заведению.
На этом медитация Трейи закончилась. Проектор погас. Свет в пустом кинозале включили.
Полумрак тропической виллы оставался таким же, как прежде...
Невозможно было сказать, какова была продолжительность заворожившего сознание сеанса.
… … …
Прошло немногим более двадцати лет.
Мистик, изложивший медитацию, повлиявшую на всю его жизнь, практически завершил человеческий этап духовного становления.
В библиотеках земли он отыскал нужные книги, позволившие довести до конца построение религиозно-философской системы, начатое плеядой просветленных предшественников. Если же в их трудах недоставало ничтожных деталей, то пробелы восполнялись интуитивными озарениями, пропущенными через логический фильтр.
Путь познания – Гьяна йога – привел его в оберегаемую Кристаллом Нирваны Библиотеку Абсолюта, расположение которой до недавних пор не было известно никому из людей на этой Земле.
Открыв находящуюся в ней КНИГУ за Семью Печатями, чей единственный лист светлый с одной стороны и тёмный с другой был “S”-образно свернут в свиток ИНЬ-ЯН, мистик получил от Ветхого Днями Библиотекаря устное обещание:
– Исполню и то, что войдешь в Дом Мой, где обретешь новое тело, в котором будешь служить Мне.
… … …
Дожидаясь, когда с него спадет земное вретище, чтобы развоплощенный дух протоатома мог облачиться в обещанное одеяние, Андрей М написал этот рассказ в предгорьях Памира, когда жил в таборе потомков древних скитальцев из Индии.
С интересом он наблюдает, кто еще из учеников Школы Земли сможет пройти тот же Путь, чтобы попасть в штат служащих Библиотеки, или, хотя бы, оказаться в Нирване...
Полуголые цыганята, купаясь в арыке день напролет, завидев его, звонко кричат:
– Андрейя - трей - Трейя!
Он привычно дает им отмашку рукой и шлет улыбку в ответ.
Таджикистан Колхозабад Мелькомбинат
МА
|