Сон
|
...Судя по провианту, оставшемуся на кухне, хозяин уехал ненадолго: дня на три – четыре. Но ему было не впервой оставаться и на более долгий срок. Он мало понимал, зачем хозяин так часто уезжает, оставляя его одного в этом пустом мире маленькой комнаты. Хотя бывают времена, когда здесь собирается много народу, наполняя квартирку непривычным шумом. Тогда он часами может слушать горячие споры, вдыхать дурманящий запах сигаретного дыма. И ему чертовски нравятся такие дни. А ещё он любит вечера, когда слышится скрип пера, да из-под шевелящихся усов хозяина тянутся к форточке кольца дыма. В такие минуты он горд за человека, иногда снисходящего потрепать его за ухом. Что поделаешь – у человека так много работы и забот. Он, понимая это, никогда не совался не в свои дела. Вот и теперь у хозяина какая-то командировка. Раньше он тоже, завидя сборы в дорогу, предвкушал суету поездки, но теперь… он быстро уставал, шум действовал на него удручающе, и теперь он сам не имел желания таскаться в дальние поездки. Хозяин ушёл, почти не попрощавшись. Всегда некогда. Но возвращение его всегда было радостью, переполнявшей комнату запахами улицы и дорог. Тогда он получал ту небольшую порцию внимания к себе, какая необходима всё-таки, чтобы не разлюбить человека. Он обошёл комнату, собрал поочерёдно в угол разбросанные листки бумаги. Три – четыре дня не так уж много. Можно подождать. День прошёл незаметно. То ли он долго спал, то ли просто показалось. Поужинав кусочком колбасы, он снова улёгся на свой коврик, и прокравшиеся в окно сумерки снова навеяли дремоту. Раньше он засыпал крепким, здоровым сном, без каких бы то ни было сновидений. Но теперь во сне часто вздыхал, грезил забытым детством, и просыпался ещё более уставшим и разбитым. Вот и сейчас он вздрогнул от чего-то, открыл глаза и хмурым взглядом окинул пустую комнату. В открытую форточку веяло предутренней прохладой. Было ещё рано, а спать уже не хотелось. Он представил оставшиеся дни, и так тоскливо заскребло где-то под лопаткой, глаза окутались серебристой поволокой слез, и здесь, у ножки потёртого дивана, стало грустно и одиноко. Подошла, видать, собачья старость. Вот и слезу пустил, как последний плешивый щенок. Нет, надо развеять дурное настроение. И он решил выбраться на улицу, побродить среди безмолвных спящих домов, подышать свежим воздухом. Решил вспомнить свою озорную юность. Забравшись со стула на окно, он лапой распахнул его, потом слез, отошёл в угол, и, разогнавшись, прыгнул. Прыжок получился некрасивым, плохим, но все-таки это был его прыжок. А, как он умел прыгать, как прыгал когда-то! Но когда это было? Он оглянулся на растворенное окно. Да, назад будет трудновато. А прохлада и влага асфальта уже уносила Его в далёкую забытую сторону, откуда его забрали маленьким и беспомощным, где он учился всему удивляться, и о которой почти не помнил за суетой городской жизни. Очнувшись только за городом, он наблюдал, как со стороны бора, над вершинами деревьев заискрились первые лучи солнца, как воздух наполнился звуками и теми запахами, которые навсегда живы в памяти. Его чутье улавливало запахи росистой ромашки и горечь полыни. Он помнил все это: и бор, подпирающий пиками сосен небо, и это чудное, прекрасное поле. Захотелось кувыркаться в росе придорожной травы. Он вымок, но был счастлив, бодр и даже захотел есть. Ноги сами принесли туда, где он родился, где впервые научился разбирать шум ветра и дождя, туда, где провёл детство в кругу многочисленных братьев. Вот и тот домик с палисадником у окон. Так же куст смородины в углу двора, где он гонял когда-то цыплят. Та же лавочка у калитки. Он долго принюхивался, заглядывая за серый штакетник, потом сел поодаль, надеясь, что всё равно кто-то выйдет. Его заметили. За калитку вышел старик, сел на лавку и стал то ли ругаться, то ли сетовать на что-то своё, человечье. Он сидел и просто слушал старика. Потом из дома на улицу выбежали два озорных мальчишки и, несмотря на окрики старика, вздумали трепать его за уши. Он охотно согласился потворствовать им. Потом, уже очутившись в кругу набежавшей детворы, совсем позабыл самого себя. До позднего вечера он жил молодой и резвой жизнью. И, кажется, не было никогда ни города, ни тесной комнатушки с прокуренными стенами. Казалось, вновь вернулось детство. Дети кормили его прямо из рук хлебом и варёной картошкой. И казалось, нет ничего вкуснее этого на всём белом свете. Ночь он спал на мягком пахучем сене без вздохов и сновидений, совсем не думая о следующем дне.Но к утру, почувствовав прохладу, ощутил снова противную дрожь в мышцах, открыл глаза, и долго с грустью смотрел на яркие краски утренней зари. Потом поднялся, постоял и тихо побрёл полем к городу. Не заметил, как промелькнул пригород, как оказался у открытого окна, такого высокого и недосягаемого. Он долго сидел,примериваясь, потом, решившись, прыгнул. Каким неловким и неуклюжим был этот прыжок. Головой он расшиб раму и почувствовал, как обожгло чем-то шею. Зазвенело разбитое стекло, и он, влетев вместе с осколками, опрокинув стул, упал на пол. Здесь все было по-прежнему. Листы исписанной бумаги в углу, заплесневевшие колбаса и хлеб на кухне, и запахи прокуренных стен. Пытаясь идти, поскользнулся и только тогда понял, что поранился о стекло глубоко и серьёзно. Кровь стекала с шеи на грудь густой дымящейся волною. Подняться уже не было сил. Припомнилась дорога и степные запахи, детские голоса, высокое небо и тенистый смородиновый куст в палисаднике у маленького дома. Он устало прикрыл глаза и словно уснул чутким старческим сном… *** |
||
| Категория: Рассказы | Автор: Николай Тертышный | нравится 0 Дата: 06:05:2013 |