Улыбнулся, вздохнул годовалок,
Слезы моют удушливый смрад.
Он не может прокуренных мамок
Урезонить, хоть был бы и рад.
Улыбается добрая мама,
Словно змей трехголовый чадя,
Мама-домна, седыми клубами
Пеленает свое дитя.
Как гарью чихающий тепловоз,
К ним катит папа-папирос.
Сует, лыбится соску мальцу,
Ищет замену материнскому сосцу.
Серый, прогорклый отец-молодец,
Не будь пустышки, этот подлец,
Уверен я, не долго думая,
Сунул б вместо соски сигарету в губы.
Разница не очевидна, сойдет и так,
Всё польза – подростком закурит табак.
Пусть привыкает к кислому рту.
Бьется ребенок в липком поту.
Гольяном вьюсь меж клубящих шаров,
Толпа, я в толпе, я в курительной тине,
Никак не избегнуть, хоть взгляд мой суров,
И легкие мои покрываются никотином.
Бегу, впереди стучит каблучок,
Прелесть и грация сердце губит.
Я взглядом за ней, я – созревший стручок,
Но в ноздри едкое вползает «курит»!
Обманчивая внешность,
В губах сигарный штык,
Безмерная погрешность,
Вся прелесть вянет в миг.
И с сигаретою спешат,
Спят, стонут, кушают, кишат.
От смрада делается дурно,
Из носортОв своих коптят,
Окурки сея мимо урны.
«Места для курения» – профанация,
Уступками мы только губим нацию.
Всех курильщиков – в резервацию!
Пора запретить легочную токсикацию.
Но все бесполезно, в глаза глядят,
И желтые брызги из гнилых пастей
Со струями дыма и смехом летят.
Бежать, бежать, бежать от напастей!
«На дальней станции сойду»,
Втяну рассветный дух полыни,
Росою щёки разотру,
А город пусть чихает в дыме. |