Мелочи жизни
|
В большой трехкомнатной квартире жили два брата. Боря и Гриша Пархоменко. Говорили, будто они близнецы, но внешне между ними было мало общего. Боря двенадцать лет занимался боксом, что сильнейшим образом отразилось и на его телосложении и на его лице. К тому же лицо и голову он каждодневно брил, тогда как Гриша всегда ходил небрит и непричесан. Оба сидели. Боря даже дважды. Во второй раз, освободившись по амнистии в связи с пятнадцатилетием независимости Украины, он объявил, что начинает новую жизнь, в которой нет места разборкам, стрелкам, перестрелкам и всему тому, с чем раньше была связана его грешная душа. Слово свое Боря сдержал. Жизнь его изменилась: он крепко ударился в религию и начал по чуть-чуть выпивать. Их бедная мать целый месяц не знала, печалиться ей или радоваться такой перемене в сыне. По истечении этого месяца она умерла, умерла под утро еще тише, чем жила все эти годы, после смерти мужа – единственного, кого уважали и слушали ее сыновья. Скоро Боря нашел работу. Стал возить на собственном автомобиле какого-то иностранного проповедника. К огромному Гришиному недовольству, он принес домой котенка, подаренного проповедником, назвал его Мурзиком. — Хреновое имя, – сказал Гриша, – Назвал бы Иудой или Пилатом, и бил бы его на рассвете Библией по хвосту. — Да простит тебя, дебила, Господь, как я тебя прощаю, – абсолютно беззлобно ответил ему Борис. Гриша работал грузчиком в овощном магазине, однако, не пил. Еще он не верил ни в Бога, ни в то, что в Бога верит брат. — Я понимаю, в зоне ты косил – это святое! Но тут, на свободе, перед кем ты придуриваешься? — И сказал им тогда Иисус… — Стоп, стоп… стоп! Что там сказал Иисус – одному Богу известно! Меня мало колышет сказанное Иисусом. Я не его спрашиваю, а тебя. Пусть каждый отвечает сам за себя. — В этой книге, – отвечал ему Боря, доставая на свет божий Библию, – в этой книге есть ответ на любой вопрос. — Это-то и настораживает. — Ты – заблудшая овца, брат. — Иди ты на хер, брат! Сам ты овца! Тупорылая овца! — Извини, я не хотел тебя обидеть, но ты действительно блуждаешь в ночи. Тебе необходим пастырь. — А тебе – психиатр! — Я совершенно здоров, брат! Вера излечила меня! Аллилуйя! — Боря, ты мне не нравишься. Ты похож на идиота. Ладно, ты уверовал – черт с тобой – верь себе на здоровье, но не сходи с ума. Пусть вера не закрывает тебе глаза. — Наоборот, я прозрел, брат! Бог любит меня. — Ну вот, опять. — И тебя Бог любит. — За что? — Просто так. — Просто так, как известно, даже папа маму не целует. Скажи, Боря, что с тобой случилось? Мне надо знать, пожалуйста. Интонация, с какой были сказаны последние слова, убеждали, насколько близко к сердцу Гриша воспринимал перемену в брате. Борис сказал: — Во-первых, мне явился ангел. Во сне. Он ничего не говорил, он смотрел на меня. Долго. Он смотрел на меня с сожалением. Никто никогда не смотрел на меня так. Никто. Никогда. А во-вторых… я ни разу не был счастлив. Вот так, чтоб сказать кому-то: «Я счастлив! Мне очень-очень хорошо и радостно!» Такого не было. И я подумал, раз в этой жизни счастья нет – а его нет, я искал его! – значит оно ожидает в другой жизни… Только надо заслужить. — И все? – Гриша был явно разочарован. — А потом я читал Слово… — Стоп! – Гриша выразительно поднял руку, словно приставил ее к стеклу, выдержал паузу для пущей важности и для начала повторил – Стоп! Пойдем с конца. Боря, поиски счастья обычно приводят к несчастью. Я это точно знаю. Не следует искать счастья, иначе рискуешь его не найти. А знаешь, почему? Потому что оно в мелочах, на которые в поиске счастья не обращаешь внимания. Ну там: свет в окне, голос в трубке, баба в стрингах, мясо в супе… Или: первая сигарета натощак, последнее слово перед смертью, холодное пиво в жару… Вкус ворованных яблок, запах любимой женщины, вид умирающего врага… В общем, у каждого свое. Я знаю наверняка, кругом десятки мелочей, приносящих нам счастливые мгновения… Теперь насчет твоего сна… Э… В жопу твой сон! На тебя никто никогда не смотрел с сожалением оттого, что ты никогда никому не давал для этого повода. Ты мужик! И я тебя за это уважаю. Ты сильный человек. Вера в Бога для слабых и убогих, а в тебе – сила. — Сила в Вере. — В вере в Бога? — В него. — Его нет! — В тебе говорит дьявол! — Да, а имя ему – здравый смысл! Не будь лошарой! Я смотрю на тебя – и мне тошно! — А мне хорошо. Со временем, и ты изменишься… А пока, давай не будем об этом… Лады? В общем, как считал Гриша, общего языка они больше не находили. Как-то поздним вечером после ужина случилось следующее. Гриша забил косячок, Боря налил стакан вина и сказал, как говорил всякий раз, поужинав: — Слава тебе, Господи, что я поел! — Между прочим, картофанчик-то пожарил я, а не Господь, – заметил Гриша. — Не важно, кто ее пожарил. Ее послал Господь. — Ее продала мне бабанька, которая сама, своими руками, посадила ее и собрала. Обыкновенная старушка. Сморщенная, как анус. — Не важно. Вас тоже, тебя и бабаньку, послал Господь. Глубоко затянувшись, и на секунд двадцать задержав дыхание, Гриша выдохнул дым и спросил: — А почему Господь меня послал, а не тебя? За картошкой? Боря не нашелся что ответить, и промолчал. Он взял на колени подошедшего Мурзика и не спеша осушил свой стакан. — Пить разве не грех? – спросил Гриша. Боря понюхал морду Мурзика и покачал своей бритой головой: — Иисус сказал, пейте вино, это кровь Господня. — Вот-вот, кровопийцы. На всё у вас есть ответы. Всё время находите в своей библии лазейки. Как кроты… — А план курить – точно грех. Гриша широко улыбнулся. — Я тоже умею съезжать. Иисус сам курил. — Неправда. — Правда. Перечти свой грёбанный талмуд и найдешь там такие слова: «Иисус с учениками присел на траву.» — Смешно… Да простит тебя Господь. — Я не боюсь. После смерти ничерта нет. Черви съедят мой труп. И твой труп съедят. И на вкус они будут одинаковы. Гриша расхохотался. Затем вдруг стал очень серьезным. — Долго ты, Боря, будешь таким? — А что? — Меня раздражает твое поведение. Ты же теряешь мое уважение. Твой проповедник вызывает тебя, когда ему вздумается. И еще, я видел, ты выходишь из машины, чтобы открыть перед ним дверцу. Ты уже даже не шофер, ты – слуга! Скажешь, нет? Что молчишь? Тебе самому-то не стыдно? Ничего не отвечая, Боря поглаживал Мурзика. — Скажи, а если я тебе дам в рожу, ты подставишь другую щеку? — Попробуй. Гриша встал, обошел стол, приближаясь к стулу, на котором спокойно сидел Борис. — Если ты мне не ответишь, я вообще тебя уважать перестану, – предупредил Гриша. Продолжая сидеть на месте, Боря спросил: — Ты поднимешь руку на брата? — Да, мля, я грёбанный Каин! — Угомонись. — Я щас влуплю. — Прекрати, братишка… — Встань! – сказано это было довольно жестко и достаточно громко. Боря не шелохнулся. Молча сидел и глядел на брата. Тот буравил Борю взглядом. Медленно тянулись секунды. Гриша сжал руку в кулак и резко выпустил его вперед. Боря убрал голову вправо. Кулак пронесся буквально в нескольких сантиметрах от сломанного уха бывшего боксера. На шаг отступив назад, Гриша не раздумывая попытался нанести боковой удар левой. Не выпуская кота из рук, Борис вовремя отклонил корпус, и когда Гриша потеряв равновесие, свалился на пол, поднялся со стула и развернулся к брату. Падая, Гриша грохнулся головой об угол газовой плиты и рассек бровь. Потекла кровь. Он вскочил на ноги и, прищурив уже окровавленный правый глаз, снова бросился на Борю. Он вкладывал в каждый удар всю свою силу, помноженную на злость, а затем и глухое отчаяние. Удары не достигали цели. Борис оставался неуязвим: он уходил, отклонялся, нырял, словом, мастерски действовал по всем правилам защиты, даже не думая отвечать. Через пару минут безуспешного размахивания кулаками, Гриша задыхаясь сел на стул. — Ладно, – сказал он, чуть отдышавшись, – я тебя по-другому достану. — Попробуй, – равнодушно ответил Боря. — Увидишь, – пригрозил Гриша, и встал, собираясь уходить. — Нужно остановить кровь. — Хорошо, что не выпить. — Да не кипятись ты… Что с ним такое, подумал Боря, когда Гриша ушел в свою комнату. Разве нельзя принять с радостью то, что близкому тебе человеку по сердцу. Нельзя требовать от других того, что кажется правильным тебе. Следует заметить, Боря любил брата. Любовь была крепкой, глубокой и – как такое редко бывает – заслуженной и не раз проверенной на деле. Обязательно переговорю с ним завтра вечером, успокаивал себя Боря. Он должен понять, во мне что-то сломалось. Я не могу быть прежним. Человеку свойственно меняться. Это закон природы. Всё движется от простого к сложному. Это же ясно как день. Я изменился. С одной стороны… Но… тем не менее, я это я. Поговорим… Разберемся. Он же мой брат. Никого ближе него у меня нет. Раньше мы всегда понимали друг друга… Даже когда не понимали, всё равно поддерживали друг друга… А ведь ситуации разные случались… Я тянул за него мазу перед Монголом, хотя Гриша по всем понятиям был не прав… Но это не так важно. Мы братья… Короче, завтра вечером я с ним поговорю… Завтра… вечером… Однако вечером разговор не состоялся. Ему вообще никогда не суждено было состояться. Утром, едва Борис ушел, Гриша набрал полную ванну воды и хладнокровно утопил в ней Мурзика. Это было нелегко. Хотя котов он не любил с детства, ему было морально тяжело держать кота под водой, чувствуя, как тело Мурзика напрягается, стараясь спасти хоть одну из девяти своих жизней. Он даже чуть не расплакался. Вернее, к горлу подкатил ком, когда он подумал, что эта тварь ни в чём не виновата. И, наверное, даже не понимает за что ему такая горькая участь. Но потом Гриша стал себя уверять в том, что кошки не умеют думать. Он мысленно повторял себе, это же сабаки. Убийство отбило аппетит. Он отправился на работу, не позавтракав. Только выкурил две сигареты подряд. Днем в овощной магазин с черного хода вошел Борис, держа в руке пистолет «Макаров». Скрип Бориных зубов раздавался громче, чем звук его тяжелых шагов. Гриша обедал с престарелой продавщицей, похожей на скрюченный соленый огурец, и со вторым грузчиком-евреем. Про этого грузчика кто-то сочинил шуточнчное двустишие: «Кто у нас подъёмный кран? Грузчик Миша Гутерман!» Увидев брата, Гриша поднялся к нему навстречу и безропотно принял пулю, которая, войдя в грудь, толкнула Гришу на пол. Продавщица охнула и стала белее аспирина. Гутерман перехристился и замер. Боря шагнул брату… Наступившую тишину нарушал только полёт многочисленных мух… Продавщица бросилась в кабинет директора. Гутерман выдавил из себя: — Какого хрена?.. Затем плеснул в стакан водки и выпил. Опустившись на колени перед умирающим братом, Боря приподнял ему голову. Тот улыбнулся, обнажив красные от крови зубы, и что-то прохрипел. — Я не слышу, – признался Боря. Гриша напряг последние силы и повторил: — Уважаю… братан… Боря беззвучно заплакал. Борины слезы капали и текли по Гришиному лицу. Заиграла музыка. Боря обернулся. В дверном проеме, в ярком луче света стоял ангел в белых одеждах и смотрел на братьев. Долго смотрел. Печално. — Я не нуждаюсь в вашем сожалении, – произнес Боря и направил на ангела пистолет. Раздался выстрел… Ангел исчез, унося с собой пулю. Приближался звук милицейской сирены. — Возмездие, – шептал Борис. – В Бога душу мать… …Через неделю в следственном изоляторе …вской тюрьмы Борис Пархоменко совершил тяжкий грех – лишил себя жизни. Посмертная записка гласила: «Тех, с кем были связаны важные мелочи, не осталось» |
||
| Категория: Рассказы | Автор: Алексей Курилко | нравится 0 Дата: 18:08:2012 |