Милая бабушка, кто вы?
|
Милая бабушка, кто вы? Часто приходится слышать такие выражения: «запах детства», «слезы детства», «счастье детства»… Первое ассоциируется у меня с бабушкиным хлебом, огромным караваем из летней печки, которую бабушка старательно вымазывала и белила, как только пригреет солнышко. Слезы детства – это осознание того, что ты – самая младшая, а следовательно, понукают тобой пятеро предыдущих детей. Счастье детства… Впрочем, что может быть для ребенка счастьем? Кукла, которую случайно удалось купить родителям в нашей глухой деревушке? новое (новое! а не после сестер) платье? а может, конфеты «Каракум» - верх мечтаний любого сладкоежки? И только по прошествии долгого времени вдруг приходит в голову, что счастье детства – это бабушка, к которой вряд ли была тогда справедлива. По роду своей профессии часто спрашивала себя: а на какую литературную бабушку похожа моя? От пушкинской няни ей «досталось» умение рассказывать сказки. И толстовская Наталья Савишна со своим знаменитым сундуком тоже напоминает мне бабулю, вечно что-то прятавшую для своих внуков. (Между прочим, последний сундук отец пустил на топку печки. И еще помню: поколотила бабушка моего брата за германские наклейки с женщинами, которые он налепил на сундук). С горьковской бабушкой ее роднила, пожалуй, горькая судьба… Мое детство пришлось как раз на то время, когда «бабака» (а именно так называли ее все тринадцать внуков) потихонечку теряла память и путала не то что наши имена – имена своих детей (к слову сказать, русский отборный мат все же сопровождал ее речь до самой смерти). Ее жизнь казалась мне окруженной ореолом тайны. Завесу поднимают несколько семейных легенд. Именно легенд, потому что то, что удалось собрать, разноречиво и порой странно. Легенда первая. Помню, как в первом классе, гордо выпячивая грудь с октябрятской звездочкой, я рассказывала своим одноклассникам о том, что бабушка видела Ленина! Представляете, живого Ленина! Настоящего! Случилось это в каком-то поезде, перевозившем детдомовских ребятишек в Мологу – город, располагающийся при впадении реки Молога в Волгу и затопленный в 1939 году Рыбинским водохранилищем. «Маленький, лысенький и страсть какой добрый» - примерно таков смысл бабушкиных рассказов о вожде пролетариата. Был это действительно Ленин или всего лишь воспитательный трюк тогдашней системы – теперь вряд ли кто разберется. А вот из этой полулегенды вырастет уже не легенда, а жизненный факт: бабушка была детдомовкой. Из сохранившегося свидетельства о рождении становится ясно, что родители у Ждановой Галины Григорьевны, родившейся на Покров в 1910 году, все же были. Говорят, что мать умерла рано, а отец сдал своих детей в приют, спасая от голода. Недоедание преследовало их и там, но самым страшным было, оказывается, не это. Страшнее всего было проснуться зимним утром под сводами бывшего монастыря и обнаружить пропажу чулок. Или обнаружить другие, но с такими прорехами, что лоскута на заплатку не сыщешь…Сколько времени провела здесь Жданова Галина – неизвестно, к сожалению. Кстати, в селе ее называли Полей. Отсюда легенда вторая. Скорее всего, Галиной назвали ее в детском доме, настоящее же имя, вероятно, данное при крещении, - Пелагея, или Полина в быту. И сама она рассказывала старшей внучке, что «городское» имя не приняли односельчане. Да, еще одно знаковое, как кажется мне, обстоятельство: ее свекровь звали тоже Пелагеей, а у матери бабушки отчество – Кузминишна (сохраняю орфографию свидетельства о рождении – Н.О.), как у бабулиных детей. Впрочем, в маленьком поселке Приречный, где она жила последние годы с нами, Жданову Галину сроду и не знали. Здесь жила Строгонова баба Поля – вечная хлопотунья и атеистка. Первое выражалось в том, что сидеть на одном месте было не для бабушки. Это испытали на себе даже друзья брата, месившие деревенскую грязь резиновыми сапожищами. К окончанию традиционных посиделок с гитарой они, к удивлению своему, обнаруживали при выходе безупречной чистоты обувь. Объяснялось это бабушкой очень просто: чего сидеть-то без дела – вязала да и помыла, делов-то! Смирившись, что бороться с «бабакой» бесполезно, мальчишки, радуя любопытствующих одноклассниц в окнах, старательно отмывали грязь в луже перед нашим домом. Второе обстоятельство весьма мешало общению с ровесницами – богомолками. Бабушка наотрез отказывалась ходить на всякого рода похоронные и поминальные мероприятия и молиться. В избе не было даже ни одной иконы. Теперь-то понимаешь, что не бабушкина это была вина: ее ровесницы в детском доме не воспитывались, а следовательно, под непосредственное влияние идеологической системы не попали. Бабушкин атеизм был предметом гордости нашей семьи. Даже ссорясь с подружками, я пускала в ход этот конек: моя-то бабушка современная, а ваши – богомолки, вас позорят! Перцу добавляло и то, что в школе ее образ мыслей и жизни ставился в пример учителями. Впрочем, никакие школьные запреты и всеобщий атеизм не могли препятствовать нам, пионерам, ходить на Пасху на кладбище и возвращаться оттуда с мешком, полным сладостей и крашеных яиц. Внушить сиротке полное отрицание религии коммунисты смогли, тогда почему же бабушка осталась практически неграмотной? Нет, буквы она знала все, а вот прочесть могла только лишь крупные названия и заголовки газет, но на это уходило минут десять. Тем не менее, читать в пять лет я научилась именно от нее. Кроме того, бабушкина безграмотность вызывала в доме шутки и насмешки, и я устраивала целые соревнования: кто быстрее и больше прочтет – я или она? На кон ставилось или красное яблоко (среди зимы!), или шоколадные конфеты, или сладкая ватрушка. Можно подумать, что они мне, любимой внучке, и так бы не достались! Но увы, потребность видеть бабушкину беспомощность в обмен на лакомый кусочек возрастала. «Непонятная, непростительная ветреность…» - как сказал бы Пушкин. И другое обстоятельство мешало бабушкиной общительности. Потенциальные подружки не могли простить ее строгоновского «барского» прошлого. Строгонов Кузьма Лаврентьевич, человек, судя по фотографии, суровый и строгий, был женат на ее сестре, которая вскоре умерла. Говорят, что он написал Галине в детский дом, и в 1928 году миловидная черноволосая девушка с тонким станом (такой оставалась и до старости) приехала в поселок Мансурово, чтобы стать женой зятя, на 9 лет ее старше. Вообще, Строгоновы были, как сказали бы тогда, кулаки. Отец деда в свое время держал лавку, которая легко кормила семерых детей. Этой хозяйской хваткой, видимо, обладал и Кузьма, потому что стал незаменимым бухгалтером и кассиром в отдельно взятом поселке молодой советской республики. Правда, часть родственников утверждает, что в этом ему помогло образование, другие настаивают на том, что дед был с одним классом школы. Но как бы то ни было, прежде чем это случилось, в дар государству было пожаловано все хозяйство и большой дом… Это архитектурное свидетельство былого благополучия потом побаивались мансуровские ребятишки, прозвавшие его домом с привидениями. Какой-то странный отзвук я услышала много лет спустя после бабушкиной смерти, читая произведения Платонова. Что-то все же она рассказывала о разграбленном имуществе, о скотине, с которой она прощалась как с детьми. Или это об участи ее родной сестры Евдокии, сосланной в Казахстан за неповиновение новым законам? Да, «все расхищено, предано, продано…» Нищая деревня мстила бывшим «барам» как могла, насколько хватало фантазии. Бабушка и дедушка с детьми едва не лишились жизни, когда в их дом забрались воры с топорами за деньгами из кассы. Обошлось. Спасены были сами, а главное – к неописуемой радости начальства – деньги. Своеобразной местью, пожалуй, можно считать и то, что бабушка не получала пенсии. Ни копеечки. Чиновники выставили ее из кабинета, объяснив, что неработающим пенсия не полагается. Видимо, ждали поклонов. Поклонов не последовало. Строгоновы всегда были гордыми… Легенда третья. Мне казалось странным, что в семье Кузьмы и Галины было две Антонины. Вторая – моя мама, родившаяся в 1936 году, а первая умерла от тифа. Почему легенда? Потому что одни говорят, что это дочь от первого брака мужа, другие – их совместная. Теперь не легенда, а быль. Деда в 1942 году призвали на войну, но в силу слабых легких (впоследствии он умер от туберкулеза) на фронт он не попал, а охранял Челябинский тракторный завод, выпускавший танки. Осенью приехал за танками на завод его брат Федор Лаврентьевич, но они не увиделись – не его была смена. Встретиться больше не пришлось – Федор без вести пропал в январе 1943 года. А еще раньше, в сорок первом, без вести пропал и другой брат деда - Василий Лаврентьевич. Из Мансурово бабушка переселилась к нам в Приречный после смерти мужа. Странно, но в большой и безалаберной семье сохранилось свидетельство о рождении деда, в котором указано, что его родители - некие Строгонов Лаврентий Фоллимонович и Строгонова Пелагея Терентьевна. Это, по четвертой легенде, потомственные казаки. Часто упрекаю себя: костерю своих учеников за то, что ничегошеньки рассказать они о своей семье не умеют, что не интересуются прошлым, а самой «расследовать» собственные корни все недосуг. Хотя как доказать правдивость того, что напишу ниже? И все же есть эта семейная легенда, и пусть она останется ею, не подтвержденная ничем абсолютно. Старший Кузьмич (в селе моих дядей звали именно так) – человек весьма серьезный и уважаемый (был долгое время управляющим) рассказывал о том, что предки Строгоновых – ни много ни мало – участвовали в походе Ермака. Со временем возникали у нас сомнения – может, Емельяна Пугачева? Нет, Ермака. Кстати, о казачьей крови в наших жилах я слышала и от матери. Даже помню, что в силу своего совсем малого возраста не различала слов «казачка» и «казашка» и, надув губы, сосредоточенно рассматривала своих подружек-казашек, пытаясь отыскать хоть каплю сходства. Это потом, в школе, я узнала, что казаки не нация, а сословие. Что ж, любая легенда имеет право на существование. Пусть существует и эта. Галина – Полина – Пелагея до смерти боялась двух вещей: электричества и грозы. Нажимать на выключатель еще как-то смогли ее научить, а вот моя форма первоклашки и белоснежный фартук гладились по старинке – утюгом с углями. Если честно, не припомню бабушкиного панического страха перед грозой (это не мои воспоминания), но одно событие четко отпечаталось в сознании: невыносимо жаркий день 4 июля 1989 года – день ее похорон – разразился такой грозой, что даже скотина галопом сама бежала с выпаса, а по улицам неслись ручьи. Первой из бабушкиных детей в 2001 году ушла моя мама – сердитая на вид (в деда!) женщина, но добрейшая жена и мать. Через семь лет не стало младшего Кузьмича – Александра, знаменитого первомайского хлебороба и труженика. В феврале 2010 года умер и старший, Владимир Кузьмич, «не дотянувший» до моей прозревшей совести совсем немного. Они ушли, а вопросы остались: в биографии семьи, в глазах и в душе всех нас – людей разных теперь уже фамилий, но одной семьи. Сколько еще тайн есть у нашей семьи, как, впрочем, и у любой другой? И дано ли нам их разгадать? Или это вообще норма жизни – не интересоваться своим прошлым? Последнее имеет скорее утвердительный ответ. Ведь стоит мне спросить своего сына, что он знает не то что о прадедах, а о своих бабушке и дедушке (последний, между прочим, целинник из Украины) - и молчание будет ответом… А ведь мне кажется, что в том, что мой сын рожден на Покров Пресвятой Богородицы, как и его прабабушка, есть какой-то знак. Я обязательно использую шанс на «исправление». Только вот выберу время. Но не сегодня, завтра…завтра… завтра… |
||
| Категория: Рассказы | Автор: Ольга Носкова | нравится 0 Дата: 26:01:2012 |