Розовый дом
Здесь только тем и занимаешься, что подсчётом. Я лежу на своей жёсткой продавленной койке, почти гамаке, у окна и считаю: литры крови, потерянной здесь; количество сигарет, выкуренных соседками; плитки шоколада, нервно поломанных на мелкие кусочки и исчезнувших безвозвратно…
Сладким шоколадом мы заедали горечь от таблеток и обиды на злосчастную слепую судьбу, для которой мы не более, чем лягушки в банке. И круглыми от тоски голубыми, карими, зелёными глазами, мы – молодые, средних лет, пожилые, престарелые, наблюдаем за сменой погоды за стеклом за окном.
Прочитаны тысячи печатных знаков жёлтой прессы и любовных романов.
Десятки споров, сотни маленьких страхов и несколько больших.
Двенадцать щенков-студентов, заинтересовавшихся моей историей.
Один наркоз и галлюцинации, длившиеся минут семь.
Три дня боли в сердце.
Минус пять кило и, казалось, 50 процентов волос.
Двойные порции супов и комплиментов, отпускаемые в столовой безымянной тётушкой-раздатчицей теням от женщин.
Чрезвычайно общительная от одиночества дама, рассказывала каждый вечер новую байку, настоящая Шехерезада. Первая - о покойнике, ожившем в местном морге на железном разделочном холодном столе в тёмной комнате с решётками на окнах (видимо, прежде, ожившим удавалось сбежать). Мужчинка встал, нашарил на стене выключатель…
Поняв суть проблемы, от безысходности, похитил бутерброд из запасов патологоанатомов и съел. Дальше - больше. Не пропадать же мальборе, хоть попробовать после наших марок. Между тем, свет в морге ночью заинтересовал дежурных медсестёр. Когда они поняли, что причина, по которой не выключен выключатель, не в их девичьей памяти…Причина в мужчинке с зеленоватой кожей, в синих трениках и белой майке-алкоголичке, сидящим на операционном столе нога на ногу и небрежно покуривающим импортные сигареты… Надо полагать, раздался первобытный визг. Медсёстры выскочили на улицу за помощью, кинулись к первому прохожему: »Мужчина, идёмте с нами в морг, у нас там покойник ожил…» Занавес…
Но самая запоминающаяся байка той одинокой женщины была о её кузине - поп-звезде. Кузина была очень чуткой: например, по Почте России она присылала сестрице халаты в цветочек и, кроме того, каждый год она предоставляла ей возможность подработать нелегальной продажей билетов на свои концерты. А как-то раз эту сестрицу и ещё с десяток разнообразных родственников позвали в автобус после концерта, на посошок, да и увезли в Москву. Где заставили предаваться различным излишествам и париться в бане две недели (выламывая руки, надо полагать). Мол, куда вы денетесь без денег и паспортов… А надо сказать, что сестрица занималась натуральным хозяйством. Хозяйство на тот момент выражалось наличием восьми коров, готовых вот-вот начать телиться, и пятнадцати овец, готовых вот-вот ягниться. Кроме того, родственники так же занимались натуральным хозяйством. И, как вы понимаете, их коровы и овцы (точное количество нам неизвестно) тоже были готовы. Поэтому нельзя сказать, что родственники не сопротивлялись насилию. Меня уверяли, что они все плакали и кричали. Но поп-звезда и её муж-продюсер были неумолимы, а каменному равнодушию их лиц мог бы позавидовать Командор…
Но сказки Шехерезады отвлекали лишь, когда она была в нашей палате. А в остальное время я продолжала пытаться сосчитать: пыльные листья огромного гибискуса (больше известного как китайский розан) в коридоре; циничные разговоры; наклейки крутых машин на старых тумбочках; разгаданные кроссворды (постоянно попадались почему-то «женская одежда в Индии», « река в Польше » и на плохой фотографии предлагалось узнать актрису. Сари, Одер и Шарлиз Терон. Скрасил нашу жизнь хрип чьего-то бумбокса, а также берлинеры с вишнёвой, яблочной и абрикосовой начинкой.
И если что-то удалось подсчитать, то тучки неистребимых комаров не поддавались никакому исчислению, как и количество прерванных здесь жизней. И эти бесцветные маленькие души кружились над нами постоянно, и маленькое облачко даже вылетело за мной, когда я вышла за порог розового дома. Меня уже ждало такси.
|