В подмосковном Переделкино на 74-м году жизни скончалась Белла Ахатовна Ахмадулина.
Среди документальных фильмов, снятых Леонидом Парфёновым, чьё имя сейчас, после его смелой речи, у всех на устах, есть один, вспоминать который в последнее время как-то не принято. Имею в виду трёхсерийный фильм «Дети ХХ съезда» (1987 г.), созданный совместно с Андреем Разбашом, – печальный рассказ о шестидесятниках. О романтичных, обманувшихся людях, веривших в «хорошего» Ленина, в идеалы Революции, которые, по их тогдашнему, послесъездовскому мнению, исказил пришедший на смену Владимиру Ильичу «плохой» Сталин. Их уже почти нет, этих замечательных людей, один за другим они уходят – Роберт Рождественский, Булат Окуджава, совсем недавно – Андрей Вознесенский, Василий Аксёнов… И вот – Белла Ахмадулина.
Евгений Попов, первым коротко сообщивший в своём блоге о её смерти и сказавший в её адрес точные слова – «великий русский поэт», относит себя к «поздним шестидесятникам». Я на пару лет старше Евгения Анатольевича, и тоже помню шестидесятые годы, небывалый интерес к поэзии и вообще к литературе, к гуманитарной стороне жизни. Помню «Струну» – первый сборничек Ахмадуллиной, чью-то доброжелательную эпиграмму в журнале «Юность», которым все мы тогда зачитывались: «Сыграла на одной «Струне», а сколько в душах струн задела…»
Учился я в Казанском университете, и однажды (было это, кажется, на 2-м курсе, т.е. скорее всего – в начале 63-го года) в Казань приехала большая группа московских писателей. Пришли они выступать и к нам в университет. Из всех московских гостей (а было их человек аж пятнадцать) в памяти остались только двое – Джемс Паттерсон и она – Белла. Паттерсона я запомнил, разумеется, из-за его колоритности – ведь это был тот самый негритянский мальчик из кинофильма «Цирк», чьи родители после съёмок этой знаковой картины остались в СССР. А Белла, несмотря на свою молодость, была самой знаменитой среди приехавших, это из-за неё оказался битком набитым актовый зал главного университетского корпуса.
Из её выступления запомнил два момента. Представлявший москвичей пожилой седовласый татарский писатель, несмотря на то, что по возрасту гостья годилась ему во внучки, несколько раз почтительно назвал её «Белла-апа» – так в Татарии называют женщин достойных, заслуживших всеобщее уважение не только своим возрастом, но и своими делами.
И на всю жизнь запомнил я, как читала Белла Ахмадулина – не ЧТО, а именно КАК. Такой завораживающей манеры чтения собственных стихов я не слышал больше ни у одного поэта. Хоть наслушался авторского чтения за многие годы прикосновения к литературной жизни предостаточно.
Изящная, красивая, она стояла перед микрофоном, полузакрыв глаза, отключившись от всего на свете. Звук её голоса, казалось, рождался где-то в самой глубине её точёной фигурки – может быть, возле сердца. Голова её была поднята, горлышко вытянуто вверх, и создавалось впечатление, что обращалась она не к нам, сидящим в этом старинном зале, а к кому-то находящемуся далеко – в недостижимых небесных пределах. И этот КТО-ТО внимательно и сочувственно слушает её прекрасные стихотворения, с пониманием кивает после каждого, а мы лишь присутствуем при этом полубожественном диалоге…
Почти полвека прошло после этого вечера, а ощущение счастья, накатившее на меня во время её выступления, до сих пор помнится, осталось в душе навсегда. Мне никогда не забыть ни Вас, Белла Ахатовна, ни Ваших друзей, которых Вы так любили («…а я люблю товарищей моих!»). Ни того, что Вы и они сделали для всех нас.
Спите спокойно, Белла-апа. |