Дельфин
|
Путь к дальней морской акватории, сбегая еле уловимой тропинкой, тянулся по слегка пожухшему склону. Утреннее солнце медленно наливалось зноем, надвигающегося южного июньского дня. И в этом кошмаре приближающегося зноя, испепеляющего уже с утра, двигалось пятеро молодых парней. Небо было без единого облачка и стояло застывшим стеклом в синем мареве, вяло реагирующем на всё земное. Но земля, разбуженная стремительной походкой пятерых загорелых парней, уже просыпалась. Поблескивая на солнце бронзовыми спинами, матросы быстро и уверенно двигались к месту вахты. И только Федор-моторист, чуть поотстав, упорно не раздевался, хотя по взмокшей тельняшке было видно, как ему жарко. - Не на пользу мне солнечный свет. Отцу был вреден и мне вреден – слышали мы иногда от Федора - соляра мне роднее - шутил он – за день вымажусь так, что и без солнца бронзовею. Лицо Федора, в отличие от тела, было чёрным от жгучих лучей и от встречного соленого ветра со временем, загрубевшим, что добавляло его чертам еще большей мужественности. По прилепившейся к склону тропинке, подвижной цепочкой, спасательная команда, снятая на время с другой акватории, приближалась к пляжу под названием «Дельфин». Одесские пляжи имели необычайно звучные имена. Послушать только как они певучи – «Аркадия», « Лонжерон», «Отрадное», «Лузановка», «Черноморка». Но сейчас не о них, а о пляже «Дельфин». По местной легенде на пляж неожиданно, в тихий летний вечер, выбросился дельфин и обрел здесь конец своего жизнененного, скитальческого пути. А, убитая горем, дельфиниха, долго плавала вдоль берега, издавая печальные звуки. Чем не символ красоты и любви. Всё как у людей. Или у людей как у дельфинов? Вот впереди появилась неглубокая, прорезавшая, заросшим шрамом, склон, балка, с густой и веселой зеленью, явно выделяющаяся в сравнении со скучной, опаленной солнцем травой. По ходу движения вахтенной команды вдоль зеленой балки, сбегала насыпная дорога и рядом целый ряд петляющих тропинок, торопящихся вместе с ней к морю. Внизу, у самого пляжа, сверкнул приветливо на солнце ручеек, словно вприпрыжку сбегающий к морю. Протянувшаяся продолговатой подковой, широкая полоса пляжа, обрамляющая голубую, поблескивающую на солнце бухту, предстала перед нашим взором. Изгибаясь, песчанная полоса золотого пляжа упиралась с обеих сторон в два разных по форме мыса. Слева от песчаного пляжа находился плоский мыс. Мы сразу окрестили его лысым. Как отметил справедливо и метко, долговязый матрос Гоша, шедший впереди меня - Гол как сокол. И прицепиться не за что. Белесый, без единого деревца, он, казался скучным дополнением к брызжущему синевой морю. Зато правый мыс был ершист и зелен от деревьев. Круто, обрывисто вдаваясь в море, напоминал голову огромного исполина, приложившегося испить соленой водицы. Обрываясь резко к морю, он как бы замыкал подкову, и обойти его можно было только водой. Бухта, маня нас живописным побережьем, раскинулась перед нами. Пляж весь, как на ладони, был открыт солнцу, и оно его полностью заливало, с упоением играясь каждой песчинкой и ни одного места, не облюбованного им здесь, не осталось. А как играл под его лучами, сверкающими струями, ручей пересекающий пляж пополам, что казалось раньше небо, от блеска ослепнет, чем он торопясь скроется в море. Пляж можно было бы с полным правом назвать солнечным. Но он уже имел имя. И имя ему было – «Дельфин» -Вот и Дельфин - радостно воскликнул я -Печальная история с этим пляжем связана – отозвался Федор Вслед идущий, на голову выше Федора, Сёма-радист, не уступающий и Гоше ростом, задумчиво проговорил – Удивительно и странно все это! Говорят, дельфин живет в море, а умирает на суше. Красиво, но не верится что-то. - Выдумки это. Дельфины, как всё в природе, нормально умирают. Где живут там и умирают. И, вообще, никто не знает, отчего дельфины выбрасываются на берег. Человек окрасил, истории с дельфинами, красивыми легендами - вот и все. Правда, жизни, - в сути существования живого. А её ищи в среде обитания - отозвался водолаз Николай. Его загорелая, атлетического сложения фигура, убедительно маячила впереди. -Мудрено. Но, это как сказать. Моряки-то свое последнее пристанище находят в море - засомневался Гоша. -Но, эта история не о смерти. О любви! - заключил я по-юношески горячо. Вот, наконец, и спасательная станция. Это незамысловатое строеньице, состоящее из потускневшего зеленого цвета вагончика без колес и надстроенного над ним наблюдательного пункта с рындой-колоколом, как раз прилепилось к лысому мысу, слегка оживив его сиротливую неприглядность. Внутри вагончика, два небольших помещения. Одно из них дежурное, со всем спасательным скарбом, а второе радиоузел, которую сразу занял Сёма Внутри был еще сбитый из досок некрашеный стол, на котором лежал видавший виды старенький, морской бинокль. На стенах висели спасательные круги и бухты спасательных концов. Снаружи, на выгоревшей зеленоватой стене, цвета хаки, висели спасательный круг, багры, противопожарные принадлежности. Уходящая в море железная колея, полого сбегала к воде, а на небольшой вагонетке, растопырившей боковины, словно руки, одиноко застыл старенький спасательный катерок. Спускать и подымать придется при помощи ручной лебедки и эта работа для настоящих мужчин. Федор, взобравшись на катер, возился с двигателем. Как всегда тщательно, осматривая его перед выходом в море. На берегу у станции, лежал заваленный на бок «ялик». Для спасателей очень удобная лодка, не боящаяся волнения на море, так как имеет в наличии киль для устойчивости на воде. Лодку мы будем спускать на воду на собственных руках. Захватывающая дух морская даль и живописно обрамляющий бухту берег, будто исчезли. Все приступили к делу. Ручной лебедкой спустили катер на воду. Старенький двигатель зачихал, затем ровно загудел. Федор сейчас на катере уйдет вдоль берега, чтобы контролировать ситуацию на море. Вахта началась. Легкое волнение, будоражит чувства юной души. И все в порядке в 18 лет и все так здорово, не тяготят еще кровавые мозоли от ручной лебедки и радуют рельсы, уходящие в море, словно зовущие покорять эти синие дали. И кто из мальчишек не мечтает о дальних плаваниях. Море загадочно и мальчишеское сердце полно ожиданием необыкновенных чудес и приключений. Гоша с легкостью циркового артиста, взметнулся наверх станции, придерживая болтающийся на груди бинокль. Сёма - сухой, жилистый, бывший боксер, в свободную минуту слегка колотящий нас с Гошей, по ребрам в импровизированных поединках, склонился у рации. На старой станции у него всегда была в запасе пара боксерских перчаток. Николай сосредоточенно готовил легководолазное снаряжение. Его худощавое, смуглое, словно отточенное морским ветром лицо, казалось было суровым, но это на первый взгляд. На самом деле это был отзывчивый человек и, хотя он еще был молод, но все к нему тянулись, как за советом, так и просто поговорить по душам. Мы с ним, не смотря на разницу в возрасте, сошлись как-то по-особенному близко. Мне, мальчишке, по воле судьбы оказавшемуся одному в чужом городе, казалось, что я уже давным-давно его знаю. И что-то родственное чудилось мне в нем. И он почему-то меня звал братишкой. Может в шутку, а может, и нет, но мне это было приятно. Я знал о его увлечении живописью, и он мне показывал свои картины. Все о море. Морская стихия была как его, так и моею любовью. А один раз, он дал мне кистью, нанести на картину, несколько мазков. Это было незабываемое прикосновение к красоте. Я решил, что тоже когда-нибудь, обязательно ,буду рисовать. И вот на «ялике» выхожу в море на дежурство. Спасательный круг на месте, вёсла в уключины - Вперед моряк! Спасательная служба текла своим чередом. На море была небольшая волна, но «ялик» устойчиво держался на воде. Я, вдоль волнореза, «ходил» на лодке по морю и с гордостью следил за порядком на воде. То, тормозя, по-морскому говоря, табаня, «ялик» одним веслом, чтоб эффектно развернуться на пятачке - корме на 180 градусов, на глазах плавающими за волнорезом девчонок, то слегка разгоняя на веслах лодку, ощущая всем телом, морской ветерок, я чувствовал себя в эти моменты настоящим морским волком. Федор обойдя, акваторию на катере, причалил к берегу. Видимо, чтоб основательнее настроить двигатель и заодно перекусить. Я тоже скоро уйду к берегу. Обед есть обед. Федор же тогда выйдет в море, сменив меня на дежурстве. Пока жду отмашки вахтенного. Вахтенный, Гоша, на своем месте, осматривал в старенький бинокль, акваторию моря и кромку пляжа. Солнце выставилось в зените, щедро раздаривая свои горячие лучи по всем уголкам пляжа. А отдыхающим, особенно приезжим, хоть бы что – сгорают да загорают. И не прячутся даже под навесы от солнца. Сегодня многие из них пострадают от солнца, и ждет их беспокойная болезненная ночь. Наконец, и я причалил к берегу на обед. Еда моя была незамысловатой,- булочка-сайка, с витиеватой коричневой корочкой сверху, кусок нарезанной ровными кружочками любительской колбасы, купленной наверху у толстой продавщицы тети Клавы, мастерицей нарезки, вечно с украинским говорком приговаривающей - Ижьте, Ижьте, а мне в тоне её слышалось лукавое подшучивание надо мной - Ишь ты, ишь ты. Ну и, конечно, в придачу ко всему моему обеду, стеклянная, с широким горлом, бутылка кефира. Только я приступил к обеду, как вдруг примчалась, запыхавшись, заплаканная девчушка лет пятнадцати. Ее курносый носик, как-то весело подергивался, не смотря на ее беспокойные всхлипывания. Но маленькая не по возрасту, вся в слезах, она вызывала сочувствие и жалость, и ее хотелось погладить по головке, как брошенного, жалобно мяукающего котенка. -Помогите! – послышался ее тонкий срывающийся голосок - Я ключ потеряла. Не хочу – у-у-у, на улице ночевать - захныкала она- Мама с Папой только завтра дома будут. -Не плачь. Расскажи толком - в один голос успокаиваем ее с Николаем - Мы весь пляж перелопатим, чтоб найти твой ключик. -Да не на пляже. Я ныряла с волнореза и как нырнула, да так глубоко, что он и соскользнул на дно. Дяденька - обращается она к Николаю, на что он тридцатилетний улыбается - Я знаю место, где уронила ключик - и она вдруг воскликнула - Он же висел у меня на позолоченной веревочке. Я ее наверху в киоске, где бижутерию продают, купила. Она ж в воде блестеть будет . Даже суровое лицо Николая разгладилось в улыбке - А зачем было вешать ключик на веревочку. Не проще было вместе с вещами оставить. А что блестит это хорошо. Лишь бы глаза не ослепли от блеска. Особенно в воде. -Вот вы шутите, а если б украли его с вещами, тогда бы мне совсем не до шуток было - надула губки девчушка. Николай примирительно сказал - Не обижайся и не переживай, найдем сейчас твой золотой ключик. Девчушка впервые улыбнулась - Это я так дяденька. Вовсе он не золотой, а простой. Я и не обижаюсь на вас. Николай улыбнулся, облачился в легководолазный костюм и, нырнув с пирса, к предположительному месту потери, показанному девчушкой, исчез под водой. Минут через пятнадцать, наконец, он появился. Сняв маску, улыбаясь, прокричал девчушке - Радуйся. Нашелся твой ключик. В руках Николая блеснула на солнце бижутерия, так же как засияла солнечная улыбка на лице девчушки. Она схватила ключик, ее носик весело подернулся вверх и, сказав – Спасибо – убежала, исчезнув, так же неожиданно, как и появилась. (В этом возрасте им кажется, что все должно вертеться вокруг них и только них). День прошел спокойно. Кроме этого курьезного случая, больше никаких происшествий. Ночевать я остался на станции. Деваться мне было некуда. С квартиры выставила хозяйка, а нового жилья я еще не нашел. Ох, эти хозяйки, вечно им кажется, что они продешевили. Банально, но факт. Новый день начался с легкого волнения на море. Было объявлено штормовое предупреждение по пляжу. К обеду шторм усилился. Лебедкой подняли катер наверх. При волнении в четыре балла бесполезно держать его на воде, еще не дай бог разобьет о пирс. А то и хуже, были такие случаи, унесет в море - ищи свищи тогда. А по прогнозу погоды, обещали шторм до пяти баллов. -Береженого бог бережет - похлопывая по боку катера, тихо промолвил Федор. «Ялик» оставили пока на берегу, только подтянули поближе к станции, чтоб не смыло волной в разбушевавшееся море. Но и он при надвигающемся пятибалльном шторме был бесполезен. Спасательные круги и бухты были наготове. Сёма оповестил еще раз по пляжу о запрете на купание. Отдыхающих было немного. Но среди них, как правило, находятся беспечные смельчаки, особенно после принятия спиртного. Глаз да глаз нужен. Многие, увидев, что волнение на море не ослабевает, начали покидать пляж. А море все наливалось глухим, темно-синим цветом. Небо постепенно заволакивали черные набухшие тучи и, хотя солнце еще проглядывало среди них, пляж постепенно начал приобретать нелюдимый вид. И не только от безлюдности, но от какого-то зловещего желтовато-беспокойного оттенка в природе, разлившегося по песчаному берегу, окружающий мир медленно изменялся, как изменяется к худшему выражение лица. И от этой замены, как-то на душе становилось не по себе. Волнение на море усиливалось. Волны с грозным шипеньем, бесноватой крутящейся струёй, набегали на песчаный берег и стремительно, оголяя его, уносили часть за частью вместе с песком в море. И так, наплывая, повторяли вновь и вновь свой неукротимый набег. И с каждым разом волны все дальше и дальше накатывались на берег, поглощая его и словно, так соревнуясь друг перед другом в своей прыти. «Ялик» пришлось оттянуть еще дальше от берега, иначе его, наверняка, унесет в море. И ручей потемнел, вспенился и, словно разлился, расширился при впадении в море и его просто так уж не перепрыгнуть. И вдруг видим, - чуть ли не спотыкаясь, бежит к нам машущий руками мужчина и, стараясь пересилить нарастающий шум моря, о чем-то пытается до нас докричаться. Но бесполезен его крик. Ветер настойчиво сносит его слова обратно в море и к нам от него ни звука. Наконец, он добежал до станции и, задыхаясь, выдохнул с хрипом - Спасите, мою девочку. Доченьку мою. Выяснилось, что девочка лет семнадцати, завороженная стихией, без спроса у родителей пошла, прогуляться по пирсу. Беспечно близко подошла к его краю и тут же была сбита налетевшей волной в бушующее яростью море. Она пыталась самостоятельно доплыть до берега, но силы были не равны. Волна, откатываясь назад с неимоверной энергией, тянула ее в открытое море. И уже перебросив через волнорез, где она безуспешно пыталась зацепиться за крюки железобетонной глыбы, волна, подхватив, увлекла ее, как щепочку, в зловеще - темнеющий простор. Волны не утихали, а все с большей силой били о пирс, поднимая клубы взъерошенных брызг. А чуть поодаль, волны снова и снова угрожающим валом нависали над волнорезом, то оголяя его до каменных оскалившихся неприглядной наготой плит, то наваливаясь всей своей мощью на них, словно желали раздавить, вогнать их в песок. Девочки почти не видно стало. И ясно было, что она теряла последние силы в борьбе со стихией. Хотя отец и уверял, что она отличная пловчиха и занимала какие-то места на соревнованиях, но море безжалостно и к хорошим пловцам. Безудержно била рында, объявляя тревогу. Сёма уже сообщил по рации о ЧП, запрашивая спасательное специализированное судно. Мы, с Николаем не мешкая, рискуя жизнью, на отходе волны, спрыгнули с пирса вниз головой и, пронзив ее словно стрелой, вынырнули подальше от опасной близости с каменной громадой. Это был опасный, но кратчайший путь, чтоб начать поиски по перехвату девочки в открытом море. Сориентировавшись, поплыли по направлению еле виднеющейся, среди волн, девочки. Волны, своим подспудным, невидимым движением, тянущим неумолимо в море, словно помогали нам, и мы довольно быстро настигли ее. Она еле держалась на воде и видимо не ждала ни от кого уже помощи. Прихватив ее, с обеих сторон, под руки, прося лишь, насколько возможно, работать ногами в воде, чтобы хоть как-то держалась на плаву, поплыли к берегу. Возвращаться к пирсу было бесполезно и опасно. Надо было добираться до берега, только через волнорез, хотя и это было не безопасно. Но там, хоть можно было, поймав инерцию волны, перескочить через волнорез, пусть на это было бы отпущено всего-то несколько секунд. Но это, все же, шанс. А волна все тянула нас в море, но мы, всеми мускулами напрягаясь, руками и ногами гребли изо всех сил к берегу, поддерживая на плаву девочку. Берег, казалось, был уже досягаем и его будто чувствовали всеми фибрами души, но на самом деле это была кажущаяся близость, которую еще надо было преодолеть. Медленно приближались к волнорезу. В этой соленой морской круговерти надо быть предельно внимательным, чтоб не накрыло волной, и не захлебнулась девочка. Прилагая все силы, спешили. И вот, ценою невероятных усилий, барахтаемся у волнореза. На гребне волны с трудом просматривалось, как ребята на берегу мечутся, приготовив спасательные круги. Но они ничем нам помочь не могли. При очередном взлёте на гребень, смутно, сквозь пелену брызг, увидели, как Гоша с Федором бросились в воду и поплыли к волнорезу. Но мы еще не смогли его преодолеть. Надеялись, что надо только поймать момент наплыва и по ходу, пока волна не потянула назад, оттолкнувшись от волнореза перевалить на ту сторону. Так мы надеялись. И вот он подходящий момент. Волна подхватила нас и, превратившись в натянутую струну, ловя момент, чтоб сделать последнее усилие и вырваться из ее плена, обволакивающего, тянущего нас упорно назад, приготовились к последнему рывку. И вот когда, казалось, уже совсем у цели, волна забурлила, бросила нас коленями на каменную глыбу и начала оттягивать назад. Страхуя девочку от травм, выбиваясь из сил, пытались перескочить на ту сторону. Поняв, что теряем последние мгновения нашей возможности освободиться от пленившего нас, не отпускающего потока волны, напрягшись всеми силами, я толкнул вперед Николая с девочкой, а сам не выдержав напора, сорвался назад. Меня, елозя по острому ракушечнику на глыбе, потянуло назад в море, и лишь неожиданно ударившись коленом о скобу, за которую ее когда-то сюда и уложили, я из последних усилий смог зацепиться за нее. Но главное! Моего малого усилия хватило, чтоб Николай с девочкой оказались на той стороне волнореза. А это уже была победа. Там ребята уже подхватят их. Девочка спасена. А меня всё болтало на скобе во все стороны, как беспомощную водоросль, изрезав острой ракушкой до крови все тело, как- будто расчертили его красными карандашами. Руки занемели, и хватало сил, лишь только держаться за железку. Мне, казалось, что от бессилия я не смогу уже сделать решающего рывка. Нахлебавшись соленой водицы, ещё, вдобавок, ударившись ,от резкого толчка набежавшей волны, головой о плиту, я, казалось, терял ориентацию в пространстве. И всплыло вдруг в памяти, так явственно, будто это со мной сейчас происходило. Я, шахтерский паренек, будучи еще подростком, заблудился в заброшенной шахтерской забойке и не мог оттуда никак выбраться. Мы тогда с ребятами вырабатывали силу воли, начитавшись романов о графе Монте-Кристо, о трех мушкетерах, про то как они из любых ситуаций выходили победителями и, по условиям игры решили, что тот кто дальше и глубже залезет в заброшенную забойку, у того и есть настоящий мужской характер. А если дойдет до бокового ответвления, да еще там пройдет, хоть несколько метров, так это уже настоящий герой, а не книжный. Итак, игра на характер началась. Пошли все, и даже самый маленький из нас, шестилетний Васька, вечно таскавшийся «хвостиком» за нами. И вот я, с самым отчаянным мальчишкой и моим дружком Валерой, спустившись глубже всех в забой, ушел от него в боковой проход. Откуда он появился было неясно. Может от взрывов в шахте, обвалилась порода, оставив довольно длинный проход, наполненный кромешной темью. В этой непроглядной темноте, увлекшись в азарте игры, я прошел слишком далеко, да так, что потерял последний ориентир,- слабый отблеск света в проеме прохода. И сразу, лишённый света, как надежды, почувствовал вдруг, что прохладная тьма охватила, стиснув меня за плечи и сдавив грудь, словно перехватила дыхание. Но тут я вспомнил, заброшенная забойка давно не вентилируется и, взяв себя в руки, нащупав шероховатую стенку и ориентируясь по ней, стал продвигаться назад. Стали слышны отдаленные голоса ребят. Валера, вернувшись назад, видимо сообщил, что я ушел далеко по боковому проходу. И ребята, повыскакивав из шахтной забойки, кричали в проем во все горло – Вылазь. Иди на голос наш. В голосах пробивалась еле уловимая дрожь, оседавшая, тревогой за меня, на стенах забойки. Видно они изрядно испугались за меня А мне, из-за нехватки кислорода, чуть-чуть не доставало сил, выйти на центральный ход. Но я все шел, слыша глухо доносящиеся голоса. Оцарапав руки об острые края стенки, изредка осыпавшейся под моими пальцами, надышавшись пылью, смешанной с углём, я медленно двигался обратно. И когда мне, показалось, что исчезают куда-то последние остатки воли, и почудилось, что прошла уже целая вечность, а никаких-то там полчаса, я все же вышел. Вернее выполз на центральный штрек. Зажмурившись оттого, что вокруг резко посветлело, почувствовал с радостью, всем мальчишеским телом, брезжущий сверху свет, притягивающий и манящий меня к выходу. Но здесь-то меня покинули силы, и я присев у стенки на корточки, застыл в изнеможении. И в этот момент вдруг услышал - Ёлы – палы - незлобную ругань, подбегающего ко мне рабочего с шахты - Где вздумали играть оболтусы. Повырастали, а ума не нажили. Цел хоть. Вот отцу скажу, задаст он тебе трёпки – и, подхватив меня, вынес к ребятам. Удушье отпустило, и я взмолился вслед спасителю - Папке только не говорите. Рабочий махнул рукой и быстро ушел. Ребята улыбались, а Васька даже рассмеялся, своим заливистым, легким смехом. Все радовались, что обошлось, и дома не получат нагоняя. А рабочего этого, конечно, они нашли, беспокоясь за меня. И вот, словно очнувшись, как после удушья, посреди зловещего моря, где так же не хватало мне воздуха, как тогда в шахте и не видно было белого света, а только кусок серого неба и хлещущий дождь, которого я вовсе не ощущал, почувствовал вдруг неимоверную злость на себя и обиду за свое бессилие. И вот сжавшись в комок, собрав сгусток оставшейся воли и отчаянно извиваясь, как червяк, обозленный на весь мир, рванул и перевалил со всем своим отчаянием за волнорез. И возликовала моя освобожденная, еще неокрепшая, душа. И так жить захотелось…, после всего пережитого. И сквозь неутихающий, тревожный шум моря, словно послышались слова отца, незадолго до трагической гибели в шахте - Что не убивает сынок, делает сильнее Держась на плаву, я все пытался достать ногами дно, почувствовать его. Но еще было глубоко, хотя здесь было намного тише и мне было легче плыть. Волна, сбитая волнорезом, не так была страшна, но я неимоверно устал и еле двигался. Но вот ребята, Гоша с Федором, подплыли, подхватили меня, и я вмиг оказался на берегу. И неожиданно и так глупо возникло желание, упасть на песок, подставив лицо под прохладные струи дождя и смывая все страхи и волнения, радуясь, от обретения счастья жизни - петь, просто петь, во всю мощь своих легких, какую-нибудь веселую ерунду. Прокричав так на весь свет – Я выжил! Я жив! Я смог! Но ребята быстро отвели меня обессиленного на станцию, приговаривая - Сейчас согреешься. Главное герой, чтоб не заболел. А то, что мы будем делать без тебя. Ранним утром, все в природе было безмятежно и покойно. Ненавязчиво, плавно скользя в синеве неба, покрикивали чайки над морским простором. Море, как ребенок, набаловавшись штормом, было теперь тихим, смирным, безропотным. Отдыхало теперь оно от своих неуёмных игрищ. А был ли шторм? Бухта была гладкой, ровной, словно мамина гладильная доска. Жаль мамочка далеко. Ей сейчас там тяжело одной. Но она не побоялась доверить мне самому себе решать свою судьбу, перекрестив меня на дорогу. - Мама – мысленно обращаясь к ней, всем теплом своей души, пообещал про себя – Прости. Я вернусь к тебе настоящим моряком и заберу тебя к синему морю. К Черному морю, самому синему и теплому на свете. Бирюзовая поверхность моря убегала ровной разглаженной гладью за горизонт, где окутанная тишиной терялась в неведомых краях. Я стоял завороженный этим безмятежным спокойствием и чувствовал себя, несмотря на печаль своих мыслей, всё же счастливым. О, если бы я верил в бога, то молил бы его за то, чтобы, мамочка моя, была самой счастливой на свете. И пусть вчерашние раны еще побаливали, и напоминали о прошедшем дне, но мне было сейчас хорошо.., Вдруг, немногочисленные отдыхающие на пляже, зашевелились и все обратили взоры к морю. Вахтенный прокричал сверху - Дельфины. Дельфины. О! какая удача, в бухте у берега резвилось несколько дельфинов. Они будто почувствовав, что на них смотрят люди, начали игриво выделывать такие пируэты, поблескивая гладкими мокрыми спинами на солнце, что дух захватывало. Дельфины снова и снова взлетали, искрились, разбрызгивая блестящие брызги и, вновь пропадали в глубине моря, чтоб опять еще выше и замысловатей взлететь к небу. Откуда скажите, дельфины знали, что они этими играми дарят людям радость. Казалось, эта принесенная на плавниках дельфинов, веселье разлилась от края до края по всему морю. И солнце сияло, рассыпалось на блестки, брызги, словно тоже играло с дельфинами, путаясь в их плавниках, обтекая лучами, гладкие ловкие тела и радовалось не меньше людей. Воистину они создания двух стихий – морской и воздушной. И всё в природе слилось в гармонии красоты и любви. Мое юное сердце трепетало. И я уже не ощущал своих вчерашних ран от исцарапанного тела. Но вдруг взгрустнулось. Вспомнился вчерашний день - Где же вы вчера были морские спасители - и сам усмехнулся своим нелепым мыслям – Они же просто дельфины и приплыли на свой пляж «Дельфин». Как блестят их спины, рассыпаясь на блёстки. Чем не красота. Я слышал от кого-то, интересные слова - Не любить красоту…- нет, не так, там было малознакомое мне слово. Вспомнил - Презреть красоту - большой грех. Правда, я не все понял, но они мне понравились, и подумалось – Так эта загадочная радость красоты, может, не дельфинам нужна, а людям больше чем им. А это ли, не счастье?! А спасенная девочка приходила. Принесла цветы и теплые слова благодарности. Она даже меня поцеловала. Хорошая девочка такая - красивая. Жаль мне рано еще жениться. Столько морских просторов еще надо покорить. Решено! Буду этим летом поступать в мореходку. Стану настоящим мореманом. А вчера вечером подошел ко мне Николай, вернее Коля и сказал - Хватит тебе, как сироте, ночевать по спасательным станциям. Переходи братишка ко мне жить. |
||
| Категория: Рассказы | Автор: Анатолий Токарев | нравится 0 Дата: 13:08:2011 |