Герой-фронтовик, рожденный в рубашке
|
Герой-фронтовик, «рожденный в рубашке». «Жара плыла, метель свистела, А я забыть не мог того, Как пуля, что в меня летела, Попала в друга моего…» (Константин Ваншенкин) Наверно, надоели мы фронтовикам со своими просьбами рассказать о войне, подвигах и тех чувствах, которые переполняли их души. Но чем меньше их остается, ветеранов, участников Великой Отечественной войны, тем больше растет наша ответственность перед обществом рассказать правду о самой страшной войне XX века. Борис Афанасьевич Утробин – ветеран-земляк Великой Отечественной войны, житель г. Кирово-Чепецка. Это человек непростой судьбы, про таких, как он, говорят: «Счастливчик, в рубашке родился». Борис Афанасьевич живет в небольшой, небогато обставленной, но чистой и уютной квартире. Сидим на кухне, Борис Афанасьевич предложил попить чаю. Я смотрю на него и представляю его в возрасте семнадцати лет, юным и красивым, но печальным: над страной нависло национальное бедствие, Германия без предупреждения напала на Россию… В семнадцать лет Борис новобранцем ушел на войну. Сначала – Тюмень, затем – Новосибирск. Боевая учебная подготовка не заняла даже шести месяцев. В апреле 1944 года Борис Афанасьевич вместе с товарищами под сопровождение духового оркестра был отправлен на фронт… Провожали все, кто его знал: друзья, соседи, мать, сестра. Не было только девушки, потому что еще ни с кем он не познакомился, не успел. За всех переживал, но больше за мать. Как она там останется без кормильца, ведь на фронт ушли не только сыновья, но и муж, достаточно еще молодой, добрый и надежный. Запомнил Борис Афанасьевич букет с полевыми цветами, который на память подарила ему незнакомая десятилетняя девочка. А еще песни, крики и слезы… И духовой оркестр. Всеобщая неразбериха – национальное горе. В дороге Борис Афанасьевич познакомился с парнем-сверстником, Володей, и они держались друг друга до Москвы: у них оказались общие интересы, взаимопонимание, как будто знакомы были давно. Даже перекусывать стали вместе. Володя был единственным сыном в семье, и для матери, кроме сына, ничего больше святого и дорогого не существовало… Под Москвой, на станции Новосокольники, военный эшелон, в котором находились новобранцы, разбомбили немцы…Погиб также Володя. Борис Афанасьевич чудом остался жив. Прошло много лет, в памяти у фронтовика остались яркие фрагменты военного времени, а война, как известно, - это разрушение и смерть: «Мы из вагонов выскочили, тут огонь, там пылает. Зенитки бьют, ничего не видно…Утром в полном боевом порядке из Новосокольников отправились в Великие Луки. Путь был длиной шестьсот километров. Шли мы двенадцать суток по трясучим болотам: шаг влево, шаг вправо – проваливаешься… Недавно здесь были бои, местами вместо деревьев одни комья остались лежать, деревья с корнем выворотило от разрывов снарядов. Еще я обратил внимание, что гильз много на земле, как после дождя, хоть руками собирай. Я смотрю на Бориса Афанасьевича и вижу, как из его глаз катятся слезы. Давно отгремела война, страна пережила разруху, а вот искалеченные души тех, кто «понюхал пороху» и взглянул в глаза смерти, никто не вылечил. Больно ему об этом рассказывать, неприятно, но надо. На лбу отчетливо выступают морщинки, но они не портят его портрет, а наоборот подчеркивают одухотворенность и мудрость моего собеседника. В Великих Луках начали нас формировать, в землянках мы переночевали, потом к нам подходит командир и спрашивает: «Кто желает в минометную роту?» Все молчат. Я спрашиваю: «Что это такое?» Когда командир объяснил, дал согласие». Так Борис Афанасьевич попал в минометную роту, которая поддерживала пехоту. Отправили на прорыв под Витебск. До линии фронта шли пешком, тащили за собой тяжелые минометы. Усталость валила с ног. Но надо было выполнять приказ командира. Не было времени на перекуры, хотя молодому Борису трудно было привыкать к едкой солдатской махорке. В семье Бориса курил только дед, садился по-стариковски возле печки, кряхтел и кашлял. Но бабку слушал, если ругалась, выходил на улицу. У печки сидел – вспоминал молодость, грел косточки зимними холодными вечерами. Отец никогда не курил, не позволял и детям. А тут фронт, самокрутка – великое дело, приходилось приспосабливаться. Выжидали бой, сидя в окопах, дежурили по очереди, потому что в окопах стояла вода, сидеть в них больше часа было невозможно… Двенадцатого мая началось наступление Красной Армии. К линии фронта тянулись танки, минометы, самолеты. Четыре часа шла артподготовка. И вот был отдан приказ – идти в наступление. Борис Афанасьевич зажмурился, но не от страха, а от волнения и от того, что плохо было видно и глаза щипало. Он схватился за миномет. Орудия – к бою, стрелять без промедления, а не то попадут в тебя. Так прогремел его первый оглушающий врага выстрел. А дальше как в кино. Весь путь надо было двигаться вслед за пехотинцами, и нельзя было останавливаться, хотя очень хотелось помочь раненым, взглянуть последний раз на убитых, проститься согласно русскому обычаю. В разгар битвы уже ничего нельзя было разобрать: где немцы или свои, где раненые или убитые. Небо с землей смешалось, ничего не видно было: бомбили самолеты… В Витебске три месяца Борис Афанасьевич провел на передовой. Танки, пехота, позади – минометы. Запомнил фронтовик еще один фрагмент военной биографии: «Стояли там власовцы. Власов их предал, а они до последней капли крови оборонялись. В плен их много взяли. Страшные, бородатые дядьки. Их в сарай завели, командир им говорит, показывая на нас: «Отцы, вот ваши сыновья, что вы делаете?..» Затем последовал приказ расстрелять их из автоматов как изменников Родины»… Борис Афанасьевич снова заплакал, наверно, вспомнил своего отца, представил рядом. Как же так можно, своих расстреливать? А расстреливали, потому что подчинялись приказу, другого выбора не было. Не согласен – пойдешь под трибунал. Весной 44-го был сделан маневр подхода к городу Двинску. Партизаны провели минометчиков по лесной тропе. Ночью вышли в разведку. Потом было сражение. Много осталось лежать в белорусских лесах солдат, друзей Бориса Афанасьевича. Здесь и сам он был контужен и отправлен в санитарную роту, а после выздоровления вступил в бой под Двинском. Командир дал задание Борису Афанасьевичу отвлечь врага. Друг Николай, с которым Борис пошел на задание, был сразу же убит. Оставшись один, Борис Афанасьевич решил остановить фашистов. Пробежав по полю, где росла высокая рожь, услышал немецкие голоса, скрылся и тут же почувствовал страшный толчок в голову. Глаза не видели, рука не двигалась, лицо и грудь были залиты кровью. Пуля разорвалась прямо под каской. Тяжело раненного, его нашли друзья, отправили в санитарную часть, которая была расположена в деревянной постройке. Там была сделана сложная операция: «Нас, черепников, оперировали и тут же «сортировали» на живых и мертвых. Большинство умирало. Операции делали без стерилизации и наркоза. Помню, как меня связали за руки, начали долбить череп молоточками, я громко закричал, а потом все стихло.. Я подумал, что умираю. Увидел свою родную деревню. Лето, кругом все в зелени. Мама стоит, рядом мы с братьями и сестрой, еще маленькие…» Люди, пережившие клиническую смерть, видят себя, идущими по длинному темному тоннелю, в конце которого виден свет. Мелькают перед некоторыми людьми самые яркие картины-фрагменты биографии. И одна из картин, которую все называют самой счастливой, бывает связана с детством. После операции Бориса Афанасьевича необходимо было отправить в госпиталь. Его погрузили в санитарный поезд, но на каждой станции отвечали отказом: «Мест нет». Представьте, что все госпитали переполнены. Нет свободных мест даже в коридоре. Наверно, в такой ситуации легче умереть, чем терпеть адские муки, ожидая помощи. Мой собеседник рассказывает, плачет и одновременно смеется: «У меня уже рана гноиться начала. Каждому из нас был выдан индивидуальный пакет. Одной рукой я попытался себя перебинтовать. Когда медсестра ко мне подошла, она испугалась, подумала, что я задавился…» Борис Афанасьевич относится к жизнелюбам, который вопреки диагнозам врачей выжил, несмотря на то, что пуля ранила его под каской и у него, как он говорит, «не было половины черепа». На глазах – опять слезы: «Войну прошли все: отец, четыре брата и сестра. Одного брата ранили под Харьковом, но все остались живы, вернулись домой, из земляков в родную деревню мало кто пришел. Я думаю, что живым я вернулся благодаря любви моей матери: отмолила она всех нас»… Борис Афанасьевич показал семейные пожелтевшие фотографии, на которых я сразу обратила внимание на его маму. Уж очень он на нее был похож взглядом и чертами лица. Верила она с малых лет в Бога, но только иконы прятала. Одну только, маленькую, она держала на кухне. А когда спать ложилась, складывала ее под подушку. Мне кажется, что Бориса Афанасьевича спасла материнская любовь… За боевые заслуги Борис Афанасьевич награжден орденом Отечественной войны I степени и 14 медалями. Из всех наград особое место занимает медаль «За отвагу», которую вручили Б.А.Утробину за форсирование Двины. Эту медаль он даже разрешил мне подержать в руках. И опять на глазах Бориса Афанасьевича проступили слезы, уж очень она нелегко ему досталась… Что же было дальше с героем-фронтовиком, когда отгремела война и страна, «зализывая раны», постепенно восстанавливалась?! После войны Борис Афанасьевич закончил торговый техникум в г.Котельнич по специальности «товаровед», женился. Одиннадцать лет проработал заведующим магазином, двенадцать лет находился в должности председателя горпо. С 1981 года, находясь на заслуженном отдыхе, работал в отделе снабжения на заводе «Вэлконт»(г.Кирово-Чепецк). Борис Афанасьевич с женой Людмилой живут очень дружно, помогают в воспитании правнучки… После нашей встречи мне запомнились слезы героя-фронтовика, которых он стеснялся, и его просьба: «Вы только не приукрашивайте ничего. На войне страшно было…» |
||
| Категория: Статьи | Автор: Наталия Люкина | нравится 0 Дата: 08:06:2012 |