***
На Арбате по-прежнему веет свободой,
старыми книгами
и акварелью,
призывающей меня не бросать руками
- как из рогатки -
в своих чаек,
в чужие моря
и болота - в трясине.
Лик - лица, запрокинутые лбы
- невесенногордые -
хотя и живые,
крадут мой воздух,
и я, спрятав карманы в руки,
мысленно
переезжаю их ночными экспрессами
по свистящим рельсам.
В моих волосах - несмиренный ветер,
шестнадцатилетняя молодость
- в ладонях -
- всегда впереди -
я побеждаю привычное неодобрение,
но - бессилен перед
музыкой Арбата.
И - нет, даже не бессилен - един
с мятущейся стихией,
океанариумом непокорных звуков,
и - странно -
камнями,
укрывающими земные непросторы.
Отдать - с лихвой и всё:
листовки,
бусины с дредов,
билет в театр - измятый -
даже мятную жвачку -
и гнаться за зигзагами музыки,
белой пеной самолётов,
но - нет: я на ногах
[прикован]
ни к чему
- нечем -
до долгой панихиды на кладбище
- земном, пустом, чужом -
невмещающем меня и Арбат.
Я выбираю - жить
и в шестнадцать,
семнадцать,
восемьдесят [-9;+9]
гонять воздушных змеев
в цветных долинах
- выдуманных,
безлюдских
и со мною
пропитанными
дешёвыми сигаретами,
но -
свободозаражённых,
как Арбат. |