Саняаааааа. Сань! Ну, Санька, где ты? Ответь, ааа? Чего молчишь? ... А ещё говорил, что ждать будешь, и в голосе говорящего послышались слезливые нотки. Ты чего раскричался, как потерпевший? Здесь я, здесь! Где мне ещё быть? Послышался юношеский голос из тёмноты подвала. Страшно ведь здесь. Темень, а ты молчишь. Ты что, специально хочешь меня напугать, проговорил более тонкий голос. Ага, только и мечтаю, что тебя напугать. Была нужда. Мне что, больше делать не чего? Сань, вновь послышался уже обрадованный, тонкий голосок, ты это, того, включил бы свою лампу, а то врежусь ещё куда-нибудь башкой. Не врежешься, сердито раздалось в ответ. Но лампа всё же зажглась. Она была, пожалуй, ещё слабее той, что горела на входе, но в полнейшей темноте её хватало, что бы хоть как-то осветить старый, дощаный настил, ведущий в Санькины «пенаты», да и чуть-чуть сами «пенаты».
Подвал дома, где происходит описываемое мной событие, представлял собой довольно пространное, на удивление сухое и тёплое помещение. Даже с учётом, вполне преклонного возраста самого дома. Когда-то, жильцами здесь были устроены небольшие кладовки, где хранилась всякая всячина, начиная от ненужной мебели, кончая съестными припасами на зиму. Но теперь, когда почти у всех были пресловутые «шесть соток» или, выражаясь современным языком - «фазенды», надобность в кладовках как-то сама собой отпала. Но аккуратно выложенные из кирпича комнатушки, так и остались. Чем и не преминул воспользоваться Санька со своим закадычным дружком Лёнькой. Но если для Лёньки это было нечто вроде игры, хобби, то для Саньки – почти основное место жительства. Нет, у него была и мать и даже отчим, и ухоженная квартира на третьем этаже, но, больше времени, он проводил всё же здесь. В подвале. И уже довольно давно. Мать знала об этом, Санькином месте и первое время плакала в полотенце, ну, а потом свыклась и перестала бурно реагировать на отсутствие сына, т.к. знала, где именно находится он. Подробнее об этом я непременно расскажу, но только чуть позже. А сейчас опишу то место, куда шел Ленька для встречи со своим дружком, Санькой.
Перегородки нескольких «кладовок» со временем обрушились, образовав тем самым, довольно большое помещение. И Санька потратил немало времени и выдумки, что бы из этого завала, сделать почти идеальную жилую комнату. «Закут», как он сам назвал её, был чист и ухожен. Дощаной пол, застеленный большим старым паласом, создавал определённый уют в этом, не столь уж и уютном, если честно, месте. А у стены, занавешенной выцветшим, потерявшим всякую художественную ценность, гобеленом, выброшенным сюда, в подвал, кем-то из жильцов, стоял старый, но вполне добротный, раскладной диван. Рядом, разбросав в стороны четыре кривые ноги, находился круглый стол, вокруг которого пристроились два, вполне приличных стула. Возможно, вы спросите, каким это образом Саньке удавалось сохранить от наркоманов, алкашей и «бомжей», которых развелось вокруг неисчислимое множество, своё жильё в столь девственном состоянии? Тут всё предельно просто! И летом и зимой, и в дождь, и в мороз, на скамейках у своих подъездов, взрослыми более старшего поколения, попросту - бабками и няньками, неосознанно ими же самими, был создан непроходимый заслон для всякого рода перечисленных мной выше, элементов. А потому, подъезды Санькиного дома, являли собой непреступную крепость и были сохранены в первозданном состоянии без всевозможных непереносимых запахов и гор мусора - что являлось непременной визитной карточкой современных жилых строений. Со временем, подобные старушечьи бдения перешли из разряда стихийных и временных, в разряд осознанных и постоянных. Что явно было на руку не только Саньке. Да, конечно - жители знали о Санькиной «дислокации» на территории подвала, но знали также и о том, что Санька хотя и троечник, и «бузотёр», но лишнего себе ни когда не позволит, потому, что не водит дружбу с откровенными бандитами и алкашами. И ещё все хорошо знали его семейное положение и потому старались не затрагивать эту тему, стыдливо замалчивая действительность.
Ну, ты чего расселся, недовольно глядя на друга, проговорил Санька. Я что, просто так тебя посылал на родительское собрание? Давай выкладывай всё, что удалось узнать. Да, понимаешь, Сань, смущённо кусая ногти и отводя глаза, проговорил Лёнька. Твоя «классуха» так ругалась, так ругалась, что у меня уши в трубочку свернулись и я почти не слыхал, что она там, дальше... Ты мне мозги не пудри! Уши у него, видите ли, «свернулись»! Щас так шарахну, что отпадут совсем! Лёнька знал, что ничего такого, никогда не будет, но инстинктивно отодвинулся от Саньки и со страхом заговорил. Ты понимаешь, Сань, она сказала, что за твои пропуски и двойки, поставит вопрос перед педсоветом об отчислении тебя из школы. Проговорив это, Лёнька опустил голову, боясь взглянуть в глаза своего друга. Да не, Санька был хорошим парнем, это Лёнька знал точно. Они прожили на одной лестничной площадке всю жизнь. Вот только родители у него... Ну, не очень ему повезло с ними. Папка, его родной папка, ушел от них, когда Санька ещё в школу не ходил и потом долго не женился. Лёнька подслушал разговор своих родителей, где те говорили, что Санькин отец до сих пор любит его маманю, но вернуться не хочет, потому что не может простить ей измены. Что такое – измена, Лёнька не знал, но наверняка, что-то не очень хорошее. Он так и сказал Саньке, передавая услышанное, что это точно, что-то не хорошее. На что тот ответил – дурак ты сопливый! Сопливый! Сам-то, сам-то, на два года старше и туда же – сопливый. Но именно после того разговора, Санька начал строить себе «закут» в подвале и Лёнька едва уговорил друга, взять его к себе в помощники.
Ну, что ты ещё там услышал? Не отставал от него Санька.
Да я же сказал тебе, что у меня уши в трубочку свернулись, и я больше ничего не слыхал, расстроено повторил Лёнька. Сам оглох что ли? Сколько повторять-то можно? Ладно. Понял, понял, примирительно проговорил Санька и отвернулся к стене. Долгое молчание прервал Ленька. Сань, а Сань? Ну, чего тебе? А что если тебя и в самом деле выгонят из школы? Выгонят и выгонят! Что, на ней свет клином, что ли сошелся? Опять к отцу пойду жить, ответил Санька. Так ты уже жил у него. А чего тогда сбежал? Не твоего ума дело, зло ответил тот, мал ты ещё, много чего не понимаешь в этой жизни. Ага, понятливый нашелся! На много ли старше, а туда же – мал. Сам давно ли взрослым стал, обиженно проговорил Лёнька. Да ладно, не обижайся ты, и Санька, подвинувшись к другу, обнял того за плечи. А всё же, Сань, чё делать-то будем, а? Не помирать же, ответил тот, жить будем. А к отцу он действительно больше не пойдёт. Отец всё время молчал, когда Санька жил у него, как будто это он, Санька, виноват в том, что они разошлись с матерью. А бабка только и делала, что плакала, повторяя – «сиротинушка ты мой» и гладила его по голове своей старой, сморщенной, но очень нежной и тёплой рукой.
В тот раз он прожил у отца целый год и ни разу – НИ РАЗУ, не получил двойку. Ни по одному предмету. Его училка всегда хвалила своего ученика, называла очень способным и предрекала Саньке прекрасное будущее с его умной головкой. Конечно, он очень старался показать отцу, как любит его. Лишний раз на улицу не выйдет, а сидит и учит уроки. А отец – тот молчал. И в конце концов, Санька сделал вывод, что отец, его просто не любит. А когда тот заговорил, что будет жениться, Санька понял – ему пора возвращаться к матери.
Оказалось, что пока он жил у отца, мать вышла замуж за мужика, который по русски кое-как разговаривал, но зато теперь у матери была постоянная работа – она торговала на базаре. Вскоре, после Санькиного прихода домой, этот муж ушел, но тут же появился другой.
Новый работал в милиции и люто, как показалось Саньке, возненавидел его. По вечерам, когда мать возвращалась с рынка, где она продолжала трудиться, они на пару с новым мужем выпивали две, а то и три бутылки водки, и тут же начинали ругаться. А через некоторое время Виктор(так звали нового мужа матери), стал поколачивать её. И однажды, когда Санька кинулся защищать мать, она сама, с силой оттолкнула его, да так, что он крепко, до звона в ушах, ударился о стену, и прокричала ему в лицо, что бы он смел больше вмешиваться в её личную жизнь. Именно тогда Санька решил про себя, что больше не хочет жить с «этими», в одной квартире. А приходил домой лишь тогда, когда мать была трезва, а отчим находился на дежурстве.
Глава 2
Весна обещала быть скорой и бурной. Уже с самого утра слышались радующие глаз и уши – капели. Почки на деревьях набухли и грозились вот-вот лопнуть, раскидав по всему пространству, сочные, зелёные молодые листки. Да и народ вокруг, как-то приосанился, повеселел. То тут, то там, слышались весёлые голоса и смех. И та напряженность, пришедшая с холодами и метелями, сама собой отступала куда-то на север. Народ понемногу стал снимать с себя сонмище одежд, а в дневное время, кое-где уже появлялись и оголённые шеи, красивые и стройные ноги молодых девчушек. И даже респектабельные матроны спешили показаться в эти тёплые дни мужчинам, во всей своей красе. Санька с Лёнькой уже не раз бегали к реке посмотреть, не тронулся ли лёд, что бы по новой воде закинуть давно приготовленные рыболовные снасти и с замиранием сердца ждать поклёвки. Казалось, что нет ни чего на свете радостнее момента, прыгающего и водимого в разные стороны поплавка и тех долей секунд, когда нужно было подсечь рыбку, ухватившую наживку. И не важно, то ли это была простенькая плотвичка, или же хитрющий лещ, но в момент вытягивания из воды добычи, сердце буквально выпрыгивало из груди! И восторг, неописуемый восторг охватывал всего тебя, от кончика носа, до самого мизинчика на ногах.
И уж тем более, наши друзья ждали именно этой весны. Тётя Клава ещё месяц назад принесла Саньке в «квартиру»
две отменные, раскладывающиеся удочки с самой настоящей японской леской. И что самое главное – спиннинг! Настоящий взрослый спиннинг, с зеленоватой тонкой, но очень крепкой лесой. Все эти «чудеса» достались ей от её деда, и уже много лет пылились в чулане. Дядя Вася, муж тёти Клавы, рыбачил в основном, в магазине «Океан», а рыбалку с удочкой считал бесполезной тратой времени и пустым занятием.
И Саня с Лёнькой, теперь всё свободное время проводили около этих снастей, прикидывая, как они будут закидывать удочки и бросать тяжелую и блестящую блесну подальше в воду.
Подходил к концу и учебный год, в котором было всё – и нахлобучки от «классухи», и вызов на педсовет, и последние предупреждения. Но как бы не труден был этот год, он, тем не менее, благополучно заканчивался. И ни что, кроме матери, не омрачало Саньке весеннего приподнятого настроя.
Не так давно приходил дядя Павел из пятьдесят третьей квартиры и сделал Саньке новую, классную электропроводку. И теперь у него в углу, на тумбочке, стоял и показывал старый, ламповый цветной телевизор, оставленный кем-то, и починенный всё тем же дядей Пашей, который работал телемастером в старом «Доме быта».
У Саньки сердце буквально разрывалось на части, когда он думал о матери. Он и злился на неё за её мягкий и податливый характер, за то, что она напивалась иногда со своим мужем и прогоняла его, Саньку, из дома. И в тоже время, готов был расплакаться от любви к ней. Но этот «мент», алкаш, буквально сводил его с ума от ненависти к себе. У Саньки при одном только его виде, руки непроизвольно сжимались в кулак. С каким бы удовольствием он размозжил в кровь его башку, как это частенько показывали по телевизору. Но ничего, думал Санька, придёт и мой час, и этот скот, ответит ему за все беды, которые тот принёс в его семью.
Однажды вечером, когда Санька смотрел очередные подвиги
оперов из «Бандитского Петербурга», шум исходящий из подъезда, заставил его насторожиться и выскочить на площадку. Он сразу понял, что шум этот доносится из его квартиры. Санька кинулся на свой этаж и буквально влетел в квартиру, которая на счастье, оказалась не закрыта. Мать лежала на диване, а этот изверг бил её, как какого-то мужика. Кровь была повсюду и на двери, и на стене, и на полу. Мать была сильно пьяна и только что-то невнятно кричала, закрываясь от ударов обеими руками. А отчим орал на неё, что-то невразумительное и несуразное, и бил. Бил. Он тоже был в стельку пьян и едва держался на ногах. Так как дверь квартиры осталась открытой, после того как в неё буквально влетел Санька, большая часть жителей подъезда, заслышав очередную свару, собралась на площадке и требовала у Виктора прекратить эти издевательства. Санька, вцепившись в руку здоровенного детины, буквально повис на ней, но это лишь раззадорило пьяного «вояку» и он так двинул Саньке по лицу, что тот вылетел из квартиры, пропахав носом по полу добрых метра два. Женщины начали кричать, что сейчас вызовут милицию, на что окончательно озверевший «блюститель», выхватил табельное оружие и своё служебное удостоверение, стал размахивать ими перед лицами перепуганных соседей. Что сволочи, кричал он в пьяном угаре, ментов захотели? А я кто по вашему?! Если не уберёте сейчас же свои поганые рожи отсюда, я вам б... быстро дырок в ваших пустых черепушках понаделаю. В один момент площадка этажа опустела, и лишь дядя Паша схватил потерявшего сознание от мощного удара Саньку и уволок к себе домой.
На следующий день, после этого происшествия, Санька проснулся от странного ощущения - что-то родное, тёплое и до боли знакомое обнимало его и сотрясаясь всем телом беззвучно плакало. Ему было ужасно больно левою сторону лица, но он терпел и обняв мать, тоже беззвучно заплакал вместе с ней. Они долго лежали, выплакивая всю накопившуюся годами боль и горечь, постепенно отталкивая всё дальше и дальше то нехорошее, что разделяло и ни как не могло соединить их. Наконец мать успокоилась и перестала плакать, но не отпускала сына, продолжая гладить его и целовать в голову. Я брошу пить Саня, обязательно брошу, наконец, произнесла она. Вот, погоди немного – заработаю денег и выгоню этого изувера, и мы опять с тобой заживём, как раньше. Ты правда его выгонишь, мам, спросил Санька. Правда, правда, сынок. Только мне нужно чуть-чуть заработать и найти нормальную работу и всё будет у нас опять, как прежде. Ты не волнуйся только, ты только не волнуйся, повторяла она. Мам, а ты возьми и сейчас его выгони. Я буду тебе помогать на работе, да и сам куда-нибудь устроюсь. Я не боюсь, мам, ни какой работы. Честно! Буду по дому убирать и готовить тебе обеды. Правда, я умею! Ты что, мне не веришь? Верю, верю, кому же мне ещё верить, если не тебе, заулыбалась мать. Но поверь, сынок, сейчас я пока не могу его выгнать. Понимаешь... Ты ещё маленький и не всё можешь понять в этой жизни. Но я выгоню, выгоню обязательно. Только немного, совсем немножко нужно подождать. И она села на диван. А ну-ка, где у тебя тут свет включается, спросила она. Подожди мам, я сейчас. И Санька, соскочив с дивана, включил старинную настольную лампу, которая без розетки долгое время стояла на его столе в бездействии. Ну-ка, Сань, приляг, дай-ка я посмотрю, что у тебя с лицом. Ох, Боже ты мой, охнула она, увидев огромный синяк и разбитую губу сына. Сволочь! Ни кого не жалеет, гад! Проговорила она. Ни чего, Саня, ни чего. Скоро всё заживёт. Приговаривала она и вытащила из сумочки принесённую с собой тряпку, смочила её чем-то тоже принесённым и приложила к ссадине. Немного зажгло, но Санька не подал вида. Ему было очень приятно, что мать заботиться о нём. И он лежал, боялся лишь одного, что эта сладкая минута может быстро закончиться. Ты сына, приди сегодня ко мне на рынок, я тебе фруктов дам с собой. А хочешь и Лёньку приводи, я угощу вас чем-нибудь вкусненьким. И ещё денег тебе дам. Хотя нет, сегодня ты ни куда не ходи. Отлежись пару деньков, я тебе, вон, покушать принесла. И она кивнула головой на стол, где стояли несколько тарелок, накрытых полотенцем. Полежи, а я в школу Марине Васильевне позвоню, скажу, что ты приболел. А ты полежи, полежи. Крепко же он тебя, гад! Как взрослого ударил, сволочь! Ну, ладно, я на работу побегу, а то Рустам будет опять орать на меня. Да Сына, крикнула она, уже поднимаясь по лестнице из подвала, ты не беспокойся, я к тебе после работы ещё приду. Отдыхай и не забудь мочить тряпку в этом растворе, что я принесла и прикладывай к лицу. Хорошо, мама. Ответил Санька с улыбкой на лице.
Придя из школы, к нему прибежал Лёнька и долго охал над разбитым лицом друга. В его глазах Санька был настоящим героем, который не побоялся кинуться на здоровенного мужика, что бы защитить свою мать. Санька знал, что завтра вся школа будет говорить о его «подвиге», но он не останавливал Лёньку – ему было приятно, что на некоторое время, пусть совсем на маленькое, он, Санька, станет героем в глазах сверстников. Да скорее всего, зная язык своего друга, не только сверстников, но и, что не маловажно – сверстниц.
Два дня пролетели, как одна минута и нужно было опять собираться в школу. Скоро каникулы, а у него и так хвостов видимо - не видимо, и потому нельзя было откладывать исправления двоек, иначе он рисковал остаться на лето. А то и, не дай Бог, на осень. А это ни как не входило в планы Саньки – в углу стояли рыболовные снасти, которые как будто говорили – Санёк, мы тебя ждём!
Глава 3
Вместе с весной, в город ворвалась и эпидемия гриппа. Люди надевали на лица марлевые повязки и продающиеся в аптеке медицинские маски. Это делало толпы людей на улицах, похожими на каких-то пришельцев, инопланетян, что совершенно меняло облик города и вызывало откровенный смех у Саньки. Ещё смешнее выглядели детишки, которых заботливые мамаши тащили за руку, или несли на руках куда-то по своим делам, а на шее у тех, болтались разные баночки, в которых находились зубчики чеснока. Как будто это поможет спасти их от этой заразы, передающейся через тот же чих, с ехидством думал Санька. Единственные люди, кто был откровенно рад пришедшему гриппу, были, пожалуй, школьники. Вот и сегодня, у Саньки не было двух последних уроков – заболела «математичка» и «англичанка». Он хотел было подождать Лёньку, но у того урок только начался, а торчать здесь ещё сорок пять минут, как-то не очень хотелось и Санька решил пойти на рынок, к маме. Тем более, что синяк на лице почти рассосался(помогла мамина примочка), а опухоль с губы почти спала. Хотя если приглядеться, то вполне можно было заметить и то, и другое. Ну, да кто будет присматриваться к нему? Таких пацанов, как он - сотни, тысячи. Да мало ли откуда взялись эти «фонари»? Вон, вчера, у них на физ-ре, Ромка, прыгая через «козла», так саданулся мордой об пол, что у него аж два «фингала» тут же выскочили под глазами. Прибежала врачиха и срочно увела того к себе в кабинет. Потом сказали, что у Ромки сотрясения мозга! Во как! А тут подумаешь... И Санька, весело напевая что-то себе под нос, двинул в сторону рынка.
Подходя к маминому прилавку, он заметил, что там, у неё, явно какое-то собрание. Все продавцы с соседних лотков стояли полукругом около мамы и о чём-то оживлённо говорили, размахивая руками. Подойдя ближе, Санька увидел, что его мама стоит и плачет, а её «хозяин» Рустам, что-то говорит ей с очень злым лицом.
Что случилось мам, в нехорошем предчувствии спросил Санька, подойдя к ней. Ничего, ничего сынок, проговорила она, прижав его к себе. Ни чего - повторила она, всё пройдёт. Как же, пройдёт! – Выпучив свои глазища выкрикнул в бешенстве Рустам, вплотную подойдя к ней. Товара на такую сумму не хватает, а она – ни чего сынок, всё пройдёт, передразнил он. Ты как собираешься рассчитываться?! Где товар, я тебя спрашиваю?! Чего молчишь?! Пропила, алкашка?! Да не брала я твоего товара, Рустам! Торговала как обычно. По моим записям, я ещё в больших плюсах должна быть! А ты про какую-то недостачу мне тут говоришь! Какие пилюсы, какие, нахрен, пилюсы?! Тебе всю жизнь пахать на меня и то не расплатишься! Надь, а Надь? Давай перевесим весь товар, я тебе помогу, сказала подруга мамы, подойдя к ней. Какой к хренам – «перевеситься», переходя на акцент, заорал Рустам. Ты какого х... лезешь не в своё дело? Пошла отсюда, шалава русская. Вон у тебя лоток и вали, пока я тебе рожу не расшиб в кровь. Я тебе расшибу, я тебе сейчас покажу такую шалаву, чурка сраная, что в цинке отвалишь отсюда в свой солнечный ... . И она, здоровенная баба, вплотную придвинулась к Рустаму, отталкивая того своим могучим животом от вконец растерявшейся Нади. Вот, вот! И вали отсюда, пока сам не получил. А ты спроси, спроси своего выбледка, верещал тот уходя, не он ли пропил мой товар? Наверняка ключи спёр у тебя и украл всё! Смотри у него рожа, как у тебя, пропитая и избитая! А на своего мужика не надейся, тварь! Мы ему хорошо платим, что бы он из-за какой-то алкашки, от наших денег отказался. Он – не я. Это я тебе много прощал. А он тебя, тварь, быстро в гроб вобьёт! Визжал тот уходя.
Надь, а где у тебя записи приёма товара? Спросила подруга Надежду. Какие записи, Маш? Мы же постоянно работали с ним на доверии. Чтоооо? Округлив глаза, проговорила подруга. С этим «козлом» и на доверии? Да ты ни как совсем рехнулась, подруга? Чёрт тебя, дуру, возьми. Тогда я даже не знаю, как ты собираешься выкручиваться? И качая головой, она грузно двинулась к своему прилавку. Удручённые таким поворотом, торговки тоже стали расходиться по своим торговым местам, качая головами и матерясь про себя. Почти всех их, да что там – «почти», всех поголовно, хозяева обманывали, если не на весе, то на подсчёте это уж точно. А не хочешь работать – вали отсюда! Завра же он другую дурочку приведёт. А сама куда пойдёшь? Все производства позакрывались, а если где ещё и дышат, то зарплаты там не дождёшься по полгода, а то и того больше. А дома у всех дети, ни где не работающие мужики. Хорошо ещё если мужик не пропойца. А если пьёт, пиши – пропала семья! Всё пропало! Вот и крутятся бедные наши бабы, выкручиваясь в жгуты, терпя обманы и униженья.
Мам, а ты точно не брала ни чего, спросил пришедший в себя Санька. Ты же знаешь, сынок, ну какой из меня вор? Это он решил на мне отыграться за то, что я выперла его из дома. А что теперь делать, опять спросил Саня? Не знаю, ни чего не знаю. И она опять заплакала, уткнувшись в свой рабочий фартук.
Иди домой сын, иди, сквозь слёзы сказала Саньке мать. Ты же видишь, что тут твориться. Я зайду к тебе сегодня, обязательно зайду! Только, ради Бога, иди домой. И она, сорвавшись с места, побежала куда-то.
Не зная, что и думать, Саня пошел к выходу с рынка. Глубоко задумавшись, он не заметил, как оказался в окружении каких-то людей о чём-то весело разговаривающих между собой. Единственное что понял Саня, что разговаривали люди не на русском языке. Ну и что, подумал он и пошел дальше. Ему нужно было домой. Эй - Услышал Саня. Да. Ты, ты. Чего мотаешь головой, как голодный ишак! И вновь послышался какой-то неестественный хохот. И только тогда Саня понял, что обращаются именно к нему. Повернув голову в сторону говорившего, он увидел Рустама. Тот, хохоча, подошел к Саньке и сунул ему в руку какую-то бумажку – иди хайван, опохмелься, проговорил он и опять дико захохотал. Вместе с ним заржали и его друзья. Видимо это торгаши, на которых работают мама и её подруги, подумал Саня и стал оглядывать каждого в отдельности, словно запоминая каждого из них. И лишь немного спустя, он понял, что над ним издеваются и посмотрев на то, что было у него в руке, швырнул деньги прямо в лицо Рустаму. Слёзы наворачивались у него на глаза, но он крепился, что бы не доставить «им» такого удовольствия, достаточно того, что эта сволочь заставила плакать его маму. Зачем ты так поступил с моей мамой, глядя прямо в глаза, спросил Санька у Рустама. У того аж челюсть отвисла от такого «нахальства» – да ты ещё и говоришь, и Рустам отвесил приличную оплеуху Саньке.
Не знаю, что могло произойти дальше, но проходящий мимо старик с тростью, рванул в толпу и буквально вырвал парня из рук озверевших и скорее всего обкуренных, а по этому ни чего не соображающих, «торгашей». И лишь увидев собравшуюся тут же, довольно приличную толпу, те выпустили из своего круга и Саньку и его спасителя.
Ты чего здесь делаешь, спросил Саньку старик, когда они отошли от рынка на довольно приличное расстояние. Мать у меня там, глухо ответил тот. Работает на того, кто ударил меня. Да, брат, дела, проговорил старик. Проклятые времена настали, как есть – конец света. Но всё равно сынок, ты уж не показывайся здесь какое-то время, а то не ровен час – запинают антихристы.
Спасибо дедуля, поблагодарил того Санька и не торопясь, направился в сторону своего дома. Ему было о чём подумать. Жизнь, не взирая на его года, преподносила сюрпризы один за другим, не давая продыху ни на день, ни на час, ни на миг.
Глава4
По вечерам он стал бессмысленно шляться по городу, ни на минуту не задумываясь о том, что, по сути, играет в рулетку. Опасную рулетку. «Русскую рулетку». Ходить одному по городу в наше время – середины девяностых, чистое самоубийство. И как ни странно, но Саньке везло. Он не угодил ни в какие бандитские разборки. Не угодил в пьяные драки и не попал в руки всевозможных жуликов, начиная от откровенных маньяков и убийц, кончая искателями «бесплатных доноров» человеческих органов.
Вряд ли те, кто прошел через горнило этого нелёгкого времени скажут мне, что я сгущаю краски. Совсем наоборот, я ещё ретуширую кое-какие детали! Вам ли этого не знать. Годы оголтелого беспредела сверху донизу, начиная от государственных органов и кончая бандитскими скопищами, лишь по какому-то божественному проведению обошлись без гражданской войны, пламя которой уже тлело, обещая вот-вот социальными катаклизмами и народными бунтами – бессмысленными, как вам известно - и беспощадными.
Но вот сам Санька, от своих ночных прогулок получил такой урок, который не преподают ни в одном учебном заведении мира.
Увидел он и толпы «малиновых пиджаков», которые угорело носились на своих диковинных иномарках по городу, словно это была их личная вотчина. И стыдливо отворачивающихся гаишников и милиционеров, от этого бедлама. И размалёванных девиц, толпящихся по краям дороги и мило ворковавших с водителями остановившегося подле них авто. Видел и драки, где самым веским аргументом была, либо массивная металлическая цепь, либо железный прут арматуры. А один раз ему довелось увидеть в деле, «разговор» автоматического оружия. И вот лишь тогда, ему стукнула в голову мысль – что он, собственно, тут потерял? И Санька, к его чести, сделал правильный вывод из всего увиденного им. Он завязал с ночными прогулками, но не из-за страха, нет, страха в нём не было ни капли. Просто ему противно было на всё это смотреть, его выворачивало от беспредельной власти зла и насилия, которого он не мог принять ни своим сердцем, ни умом. Это был не его мир. Он своими, ещё только взрослеющими мозгами понимал, что это нужно как-то остановить, прекратить! Но что он, Санька, мог сделать? Если такая большая и такая сильная Страна, имеющая милицию и даже армию, бессильно смотрит из своих зарешеченных офисных окон, на эту дикую свистопляску...
Этот учебный год, Санька закончил вполне благополучно. Обошлось без дополнительных занятий и оставлений на лето и осень. Он сознательно поднажал на учёбу, что тут же было отмечено его учителями и «классухой».
Лёд давно уже сошел, и им с Ленькой пора было отправляться на рыбалку, о которой оба они, так давно мечтали. Заветный день был назначен на утро воскресного дня. Санька шел домой с рынка. Он лишь издали смотрел на лоток, где работала его мать. Но теперь там работала совсем другая женщина. А зайти и спросить у её подруг, он не хотел – там постоянно тёрся этот Рустам. Подходя к дому, Санька не заметил, как к нему сзади кто-то подошел и схватил за волосы. От боли Санька даже вскрикнул. Что, попался гадёныш, услышал он знакомый голос отчима. Если ещё хотя бы раз зайдёшь ко мне домой и возьмёшь что-нибудь из моего холодильника, я тебе голову оторву как, курёнку. Ты понял меня?! И на Саньку пахнуло таким противным перегаром, что его чуть не вырвало. На него, в упор смотрели пьяные и вылезающие из орбит, глаза отчима. Ты понял?! Спрашиваю тебя в последний раз, урод?! Понял, ответил Санька, постанывая от боли. Тогда – гони мне ключ от хаты. И он с силой, буквально выдрал ключ, который Саньке дала мама, что бы он не был голодным. Когда ключ оказался у отчима в руках, тот с силой оттолкнул Саньку, успев при этом дать сильный пинок под зад. Санька от сильного удара упал на землю и уже не скрывая, заплакал, но не от боли, а от своего бессилия. Как он мог дать сдачи этому бугаю? Да тот просто разотрёт его в порошок. То-то же! Довольным голосом сказал отчим, доставая сигарету, с удовольствием глядя на распростёртое тело своего пасынка. Он улыбался. Но Санька, вдруг выпрямившись, встал, утёр слёзы, подойдя вплотную к отчиму и глядя прямо в глаза сказал – я тебя убью, гад. Он сказал эти слова с такой ненавистью и уверенностью, идущую откуда-то из глубины души, что у того, от этих слов, пробежал по спине холодок и он, бросив так и не прикуренную сигарету, быстрым шагом скрылся, зайдя за угол дома.
Но и это была ещё не беда. Беда пришла на следующий день, когда тётя Лида, мать Лёньки, вся красная от слёз, спустилась к Саньке в подвал и позвала его подняться к ним домой. Санька сердцем почуял, что произошло что-то очень ужасное. Что случилось, проговорил Санька, буквально ворвавшись в квартиру Леньки. В квартире сидели почти все его родственники и молчали. У Саньки сердце оборвалось и покатилось куда-то вниз, вниз, и вдруг, так перехватило дыхание, что всё вокруг начало расплываться перед его глазами. Ему сунули нашатыря под нос и он пришел в себя – нет, Саня, ты что? Лёнька жив! Глянь-ка, весь белый, проговорил дядя Гриша, отец Лёньки, показывая на Саню. Жив твой друг, жив! Не переживай! Врачи сказали, что теперь не умрёт, хотя такая опасность была. Да что случилось, вы толком можете мне сказать – чуть не закричал Санька, на Лёнькиных родителей. Избили его, Сань. Здорово избили. Дёрнул его чёрт вечером пойти капать червей на новостройку. Вот там его и... Сидели там, видимо, и пили несколько парней с девками. Толком ещё не знаем, сколько их там было. Лёнька пока не может ни говорить, ни писать. Они-то и докопались до нашего парня. Много ли ему надо? Он ведь у нас худенький, слабый. А они его, как говорит хирург, что оперировал Лёньку, и палками и ногами. Всю голову разбили, рёбра поломали. Но самое страшное – задели позвоночник. Задели крепко. Будет ходить или нет, покажет время. Так врачи говорят, и отец Лёньки отвернулся к стене. Тётя Лида подошла к нему и обняла за голову, гладя и успокаивая мужа. В какой больнице Лёнька, спросил Саня. Нет, Сань, ты пока туда не ходи – тебя всё равно не пустят. Ему только два часа назад сделали вторую операцию. Врачи говорят, что ещё одной, по крайней мере, не избежать. Но жить будет! Все твердят, что опасность для жизни миновала. Посидев ещё немного, Санька сказал – пойду я, и не говоря больше ни слова, ушел к себе в подвал.
Двое суток он ни чего не ел и не пил. Только лежал в темноте с открытыми глазами и смотрел в потолок, будто там были написаны ответы на все его вопросы, которые словно спираль, накручивались один на другой, сверля мозг Саньки с огромной скоростью и невыносимой болью.
Глава 5
Лёньку выписали из больницы через пятьдесят один день.
Выписали с одним условием – ни каких самодеятельных попыток вставать на ноги. Иначе вся ювелирная работа хирургов пойдёт насмарку. Доктор так и сказал – «ювелирная», потому, что раздробленную кость бедра Лёньки им пришлось собирать буквально под микроскопом. На вопрос матери – будет ли их сын ходить, тот ответил, что надежда на это есть, чувствительность мышц имеется, и всё теперь будет зависеть от него самого и его молодого организма.
Санька ни на минуту не отходил от друга. Он ухаживал за ним так, что Лёнькиной бабушке не приходилось ни чего делать. И она, сидя в своём любимом кресле за вязанием очередной пары носок, лишь с улыбкой наблюдала из под очков, как буквально на глазах, расцветает её любимый внучок. И всё это благодаря его другу.
А Санька, с того момента, как Лёнька попал в больницу, записался в библиотеку и всё своё свободное время проводил за чтением детективов. В то время, писателей подобных «бестселлеров» развелось, как не резанных собак и карманных книжонок в мягкой обложке, было выброшено на читательский рынок сумасшедшее количество.
Вот и сейчас - он читал Лёньке эти детективы, и они устраивали весьма бурные дискуссии после очередного, прочитанного ими «шедевра». Порой распалялись так, что бабушке приходилось вмешиваться в их спор, доходивший иногда, до ругани. Но только открывалась новая книга, как спор мгновенно стихал. Учащалось дыхание и по блеску в глазах, можно было безошибочно определить, что все описываемые события переживаются обоими, как будто это ни герой романа, а они сами находятся в тех сложных, а порой и безвыходных ситуациях, в которые бросал автор своего героя. Они бурно радовались, когда наконец, торжествовала правда и горько сожалели, когда бандиты убивали кого-нибудь из хороших парней. Также из библиотеки, Санька принёс книги с описанием всевозможного оружия и они обсуждали достоинства или недостатки того или иного пистолета, винтовки или автомата. И очень скоро научились разбираться в них так, что - не знай человек, что эти пацаны и в глаза не видели те же пистолеты, то он вполне бы мог решить, что перед ним разрядники, мастера стрелкового спорта.
Когда с работы приходили Лёнькины родители, Санька прощался с другом и уходил к себе «домой», до следующего утра.
Но он не ложился спать или смотреть телевизор. Нет. Вечером у него начиналась другая жизнь, о которой он ни кому и ни когда, даже под самыми страшными пытками, какие описываются порой в тех самых книжках, не расскажет.
Даже своему лучшему другу.
Санька выслеживал своего отчима.
Теперь ему до дня, до минуты было известно его расписание, которое, впрочем, было не таким уж и затейливым. Куда бы тот не ходил, что бы ни делал – всё заканчивалось очередной пьянкой и дорогой до дома. Конечно же - на полнейшем «автопилоте». И это было неизменно. Санька просто диву давался, каким образом, в отделе по борьбе с бандитизмом, могли терпеть этого алкаша и взяточника, обложившего данью весь рынок и без зазрения совести сдирающего «налог» со всех видов «трудовой деятельности» торгующей братии. Или, может быть там все такие? Хотя вряд ли. Такого просто не может быть. Наверняка здесь к месту пословица – в семье не без урода! Хотя – как знать. Как знать...
Теперь Санька знал, как он отомстит своему заклятому врагу. Да пожалуй, не врагу, а – ВРАГАМ. Своего унижения у рынка, он тоже вряд ли сможет когда-нибудь забыть. Каждый из них должен понести наказание, соотносимое с его проступком. Так, во всяком случае, говорит сам УГОЛОВНЫЙ КОДЕКС.
Ему лишь не хватало чуть-чуть смелости, что бы приступить к реализации детально разработанного плана. Но он чувствовал, что совсем скоро, собравшись с духом, наконец-то осуществит то, что столько времени обдумывалось и вынашивалось в его голове. Даже ночами Санька видел сны о том, как враг повержен, раздавлен и превратился в пыль! В ничто!
Глава 6
Это сейчас городские жилищные массивы нарекают ни чего не говорящими и не значащими, безликими номерами, на подобие – Микрорайон № 45, 17, 191. Или даже кличками, вроде – «комсомолка», «ворошиловка». А вот раньше, районы Города имели своё, только им одним присущее лицо, отличающее их от других поселений. И делились они не на «микрорайоны» разные, а на Посёлки. И это правильно. Да вы сами возьмите и полюбопытствуйте о том месте, где вы проживаете, или проживали когда-то. Вполне возможно, что откроете для себя, что-то весьма интересное, связанное с названиями. Ведь само слово - посёлок, прежде всего - обозначало, определяло то Место, где селились Люди. Названия посёлков? Да тут и выдумывать ни чего не нужно было. Всё происходило само собой. Вырастал, скажем, в городе Машиностроительный завод. Естественно, первым делом он начинал строить жильё для своих рабочих, ну и всякую там инфраструктуру для их же нужд. И как, интересно, должен был называться этот посёлок? Конечно! Тут и к бабке не ходи – посёлок Машиностроителей. Тоже самое, можно сказать и о любом другом заводе или фабрике, коими так щедра и богата, наша огромная, работящая страна.
Вот и наши друзья - Санька с Лёнькой, в данный момент пр |