Ожидающие солнца
|
Погода стояла белая, нелюбимая мною. Я вышла из дома неприметной прохожей. Город застыл в чопорном, холодно-самодовольном настроении, равнодушный к озябшим людям. Мы, маленькие, трагично-забавные, цокочем ножками по стеклянным полкам буета меж хрустальных рюмок, вазочек и фарфоровых сервизов, меж статуэток, сувениров и открыток… Ни одного живого луча, Ни одного живого лица. Все – из стекла. Мы – инородные тела. Дзынь-дзынь, звон таинственно затухает на дне бокала; он прекрасен, все прекрасно, таинственно, но неподвижно, и движение, нарушающее тишину, излишне, и мы, значит, тоже лишние. Глупо шевелиться, странно, страшно, неловко как-то. Боязно даже ноги переставлять, подхалимски сгорбилась спина, пятки – как пружины в кровати тайных любовников, способные предать хозяина. Все – плоско. Это небо – сплошь белый лист, дома – нарисованные, фонари, аптеки… Нет, никакие краски не раскрасят унылый лист нашего гордого и смешного города. Смиритесь, пока… Пока солнце не смилостивится и не обернется через плечо – случайно, скорее всего, с пляжа Рио-де-Жанейро, не поправит козырек белой кепки, не приподнимет черные очки, и из глаз его не прольются счастливые разноцветные слезы умиления – какой, оказывается (разрази его гром!), милый существует городище; оглянет его сырые уголки, полюбуется влажными достопримечательностями. - Чудесно, наверное, живется там; так мирно, спокойно, благопристойно, - подивится оно и поспешит осчастливить какие-нибудь более захолустные (на его поспешно-знойный взгляд) городишки, чтобы хоть как-то скрасить их убогий быт. Ах, нам надо бы тысячу, миллион солнц, чтобы согреть и раскрасить каждый угол земного жилья! С досады я решила: очевидно, в нашем солнце больше любопытства, чем любви к нам. Все холода происходят еще и от невыраженности солнечного пола – оно само по себе, среднее между всеми земными предметами и не может разделиться на маленьке солнышки; оно нам не мать, не отец – что оно такое? Ах, как же хочется скорее его возвращения! Солнечный день – веселый день, Бурный, ярмарочный, цветастый, Цыганский, бесшабашный, смехотворный, Атлетически сложенный из тысячи лоскутков энергии, Безразмерный – из него можно черпать и черпать, Не переставая и не уставая. Это день оглушительный, Умопомрачительный, Глазорастворительный, Уморительный и благотворительный! Щедрый и расточительный! И прощающий все стеклянный дни! И от гордости и разбуженного жгучими лучами достоинства каждая муха расрастается в слона, не утратив способности летать. Все становятся крылатыми гигантами с неисчерпаемыми жизнями. Но солнце пока нежится на песке с зубасто-улыбчивыми мулатками в цветастых одеждах, такое равнодушное ко всякой туче и к крошкам-облакам, что меня покалывают ревность и зависть; от этого звенит и плавится хрусталь на полках. Я верю, что посуда вот-вот утратит очертания, сольется с воздухом и заблестит прохладным восторгом. А пока я иду за чем-то в магазин, точка нашего города переместилась на карте. (Что это? Италия? Южная ли Америка?). Мои шаги становятся плавными, ноги теплеют. Стеклянные здания закружились. Рюмки да бокалы сбились в дрожащее стадо и мелко заблеяли… Я спокойно догадываюсь, что земля – шар, который вертится. Я лечу, и весь город летит в другую сторону. Надо мной уже не белый прямоугольник, а округлый, покатый свод храма, видны даже осыпавшаяся штукатурка и пожелтевшие, обшарпанные места; стены также становятся покатыми, словно они из теплого воска, и их гладит рука – уверенная, творческая и сильная. Я иду по храму – или только перехожу из одного храма в другой, и знаю, что дорогу знают мои ноги, которые не предадут хозяина. В магазине стояли в очереди сероглазые граждане, которые также ждали солнца, хотя покупали неожиданно попадавшие с неба спагетти, икру и прочую странную в этих краях еду. Они выложат купленное на стол и тут же съедят, а через несколько дней забудут и этот день, и грязный магазинчик. И холодильники их скоро опустеют, и только солнце несъеденной икринкой на голубом блюде будет напоминать о давешних дарах. Мы приближаемся к краю света; голова у меня с непривычки закружилась, и я покатилась по шарообразной Земле… *** Дома вечером открыли окно, и в комнате послышалось, кроме обычного позвякиванья, еще и влажное поплескивание. В черную гущу комнаты, брызгаясь фосфорическими огоньками и роняя на пол капли и целые струи океанической воды, вплывали золотые стайки рыб. Своими сильными, несмотря на изящество, плавничками они волновали стеклянную тягость воздуха. Их тонкие тельца ласкали зюйд-вест, воды Атлантического океана и Средиземноморского неба, их звали негритянский джаз и голливудские страсти, их пугали Бермудским треугольником и палестинскими войнами, - все это они видели, от всего спаслись, мудрые и веселые. Где мы, в какой стране? Губы пьют чудотворный оранжевый сок океана, неба и земли. Пейте, пока не рассеялась бурная пена водных и солнечных стихий! |
||
| Категория: Рассказы | Автор: Светлана Бардина | нравится 0 Дата: 03:07:2013 |