Прогулки по воде
|
По железнодорожному мосту через Оку прогрохотала одна пригородная электричка, следом за ней другая, в обратном направлении. А с бетонной дороги, внизу, на проселочную, съехал "Джип Чероки", а может и "Джип Гранд Чероки", в общем, что-то чертовски "черокистое". Машина, сверкая черным никелем и хромом, бесшумно преодолела ухабистую колею и остановилась среди нескольких других четверо колесных собратьев, нещадно раскалившихся на июньском солнце. Несколько владельцев "Нив", "ВАЗов" и "Москвичей", пропекающих спины и бока вместе со своими домочадцами или друзьями на импровизированном "диком" пляже, подняли головы. Они оценивающее оглядели "Джип" и деланно равнодушно уткнулись, кто в газеты, кто в беллетристику, кто в карты. Четверо ребятишек, создавая необычайный шум, плескались в воде, не обращая внимания ни на что. Двери машины открылись и на горячий песок пляжа, со стороны водителя, ступила нога Митькина Александра Ивановича, на этом коренастом, лысеющем мужчине были, в данный момент, только шорты синюшного цвета, схваченные на огромном животе тесемкой и толстенная золотая цепь с крестом на бычьей шее. Со стороны пассажира, кряхтя и ойкая, выбралась Митькина Зинаида Петровна. Женщина необъятной комплекции, одетая уже в полосатый купальник. К тому же, с ног до головы, увешанная изделиями из серебра и золота, которые всегда так дороги наивному женскому сердцу. Супруги прошествовали почти к самой воде. Постелили покрывало и грузно разместили на нем свои седалища. Оба сразу инфантильно уставились на водную гладь. Минут десять спустя Александр Иванович начал нервно ерзать на месте и, наконец, не выдержав затянувшейся паузы, спросил: - Зусик, может я пойду, искупнусь? Зинаида Петровна скосила на мужа свои карие глазки, почти полностью заплывшие жиром и негодующе крякнула. - Лелик, в тебе нет ни какого стержня гигиены! Неужели ты хочешь купаться в этом? Митькин посмотрел на воду и не заметил в ней ничего предосудительного, если не считать нескольких детей. На его открытом, обветренном лице было написано, что "стержень гигиены" в нем отсутствует напрочь. Александр Иванович промычал, что-то не вразумительное. - Что? - Не расслышала его благоверная. - Тебе мало нашего бассейна, так ты притащил меня сюда, в это плебейство! Она истерично взвизгнула. Митькин испугано огляделся и погладил жену по руке. - Ты ляг, дорогая, позагорай. Тебе вредно волноваться. Зинаида Петровна, успокоившись, легла на спину и уже примирительно проворковала: - Ты же понимаешь, Лелик, я волнуюсь за тебя. Тут грязно. А вдруг еще и машину угонят. Митькин, аккуратно, похлопал жену по жирной ляжке. - Зюсик, ты отдыхай, а я покараулю. Александр Иванович тяжело вздохнул, оперся подбородком на кулак и впился злобным взглядом в мокрых и веселых ребятишек, бегающих по кромке воды. Ребятишки еще немного побегали, плюхнулись несколько раз в воду, вызвав очередной приступ зависти у Митькина, и веселой гурьбой скрылись за поросшим кустами мыском, в десяти шагах от отдыхающих. Несколько человек приподнялись на локтях, заинтересовавшись тем, куда подевались их отпрыски. "Отпрыски" появились почти сразу, ведя за руки невысокого, болезненно-худого бородатого гражданина, из одежды на котором почему-то была только набедренная повязка. Человек остановился и искрящимися, веселыми глазами оглядел собрание. Он откинул со лба длинные, каштановые волосы и чихнул. Дети заулюлюкали и начали дергать человека за руки, бессвязно, но громко что-то требуя. Гражданин заулыбался еще шире и поднял палец, прося тишины. Дети замолкли, а несколько человек даже сели, забыв про свой, равномерно распределяющийся, загар. Человек заговорил сильно, уверено, но с каким-то, еле уловимым, акцентом: - Я приветствую всех, собравшихся здесь, уважаемых и честных граждан! Митькин вдруг, от неожиданно подкравшегося к нему страшного звука в виде шипения, чуть не подскочил. Но, покрутив головой, удовлетворенно вздохнул. Просто рядом шипела его жена, злобно гипнотизирующим взглядом уставившись на длинноволосого нарушителя порядка. Человек, как ни в чем не бывало, продолжил: - На вашей земле я проездом, но, увидев как много людей страдает и мучается здесь, я решил помочь им. Царствие Небесное уже грядет! И каждый добрый человек должен помочь его скорейшему пришествию. Я прошу не за себя, а за бедных и обездоленных. Помогите им и вам воздастся по делам вашим! И чтобы не быть голословным я явлю несколько чудес. Человек поклонился, как хороший антерпринер. Глаза жены Митькина от негодования, почти вылезли из орбит. Шипение прекратилось, но рот все еще конвульсивно дергался. Александр Иванович сочувственно поглядел на супругу, но интерес к необычному человеку возобладал. В это время длинноволосый бородач, насвистывая какой-то веселый мотивчик, шагнул в водную гладь. Но, что удивило всех необычайно, ноги человека не погрузились в донный ил. Обе они, как и их владелец, остались на поверхности. И опять же, казалось человеку было этого мало. Он решил совсем сбить всех с толку и перепутать все школьные познания о земном тяготении. Человек пошел дальше, так же как и раньше, не погружаясь в воду. Двое ребят, повзрослее, поплыли было за бородачом, но течение вынудило повернуть их обратно. Взрослые на берегу, приоткрыв рты, пожирали глазами феномен. Только товарищ в панамке сказал довольно громко - "Тьфу! Уже второй раз за день людям голову морочит". Человек прогулялся до середины реки. Постоял там. Побрызгал на себя, из ладошки водой и, расхлябанной походкой, поплелся назад. Выйдя на берег, он почесал затылок и широко улыбаясь, направился прямо к супругам Митькиным. - Я вижу, вы человек верующий, - бородач ткнул пальцем в золотой крест, гипертрофированных размеров, на груди Александра Ивановича, - подайте на благо убогих и обездоленных, что сможете. Митькин был на столько заворожен происходящим, что, наверное, и подал бы что-нибудь, если бы вовремя не вмешалась его супруга. Она вскочила на ноги и, дико вращая глазами, несколько раз... икнула. Видя, что разговор ни как не завязывается, бородач ободряюще улыбнулся. Зинаида Петровна зашипела уже наподобие парового котла, когда там бывает более тысячи атмосфер, и выдернула из-под супруга покрывало, заставив того подняться на ноги. Женщина, не говоря ни слова, схватила Митькина за руку и потащила к машине. Александр Иванович, потупив глаза, успел только сказать "простите" и вместе со своей половиной быстро погрузился в автомобиль. Секунду спустя машина бесшумно снялась с места и, обдав всех клубами пыли, скрылась за ближайшим холмом. Бородач, как и раньше, только пожал плечами и направился к следующей группе отдыхающих. Через пол часа, в отделении милиции №86 поселка Вясники, Эдуард Васильевич Эльзман, дородный, гладковыбритый гражданин, сверкая на солнце капитанскими звездочками, задумчиво вертел перед собой заявление Митькиной З.П., подписанное ею и ее мужем, о вопиющем нарушении спокойствия на "диком", при окском пляже. Гонять машину по такому пустяковому делу ему не хотелось, так как в поселке случались происшествия, и посерьезней этого. Например, пьянство и связанные с ним дебоши. Но Митькин был персоной известной, а так же персоной общающейся с поселковыми руководителями. Как богатый торговец он пользовался большой благосклонностью у последних. Эльзман тяжело вздохнул и снял трубку внутреннего телефона. Милицейский "Уазик", кашляющий и фыркающий дешевым бензином, появился на пляже только через час, как было написано в протоколе "по причине спустившего колеса". Машина остановилась, и оттуда выбрались соловые, с раскрасневшимися лицами, сержант Добровольский и младший сержант Успенский. Конечно, никакое колесо у них не спускало, а лица были красными по причине победоносной борьбы с жарой в пивном баре "Не горюй", на котельной улице. Картину завершало отсутствие фуражек и расстегнутые кителя. Блюстители закона оглядели молчаливый пустынный пляж, посреди которого сидела одинокая фигура полуголого, длинноволосого человека. Милиционеры направились прямиком к нему, одновременно предчувствуя, что это именно тот, кто им нужен. Добровольский кашлянул, привлекая к себе внимание. Бородач грустно посмотрел на служителя закона. - Куда все подевались? - Спросил сержант первое, что пришло ему в голову. - Разбежались. - Лаконично ответил человек. - А почему? Бородач расстроено покачал головой. - Хотел их накормить. - Ты их, значит, покормить, а они бежать? - Да. Взял я батон хлеба, сделал им пять. Из палки колбасы, кстати, копченой, семь палок... Может они обиделись? Мало показалось? Так сказали бы, я бы больше сделал. Зачем же сразу убегать?! Милиционеры переглянулись, весело подмигнув, друг другу. Человек внимательно посмотрел на них. - Вы мне не верите? Вон все лежит. Да, можете у людей спросить. Он показал пальцем на небольшой холмик, накрытый покрывалом. Успенский подошел и заглянул. - Угу, хлеб и колбаса копченная, семь палок... Добровольский почесал затылок. - Саша, - обратился он к напарнику, быстро стрельнув глазками во все стороны света, - тащи все в машину, незачем тут добру пропадать. И сразу обернулся к бородачу. - А вас попрошу проследовать за мной. Начальство с вами хочет поговорить, - добавил он уже более дружелюбно. Человек приободрился. - Это хорошо! Добрый и честный правитель может многим помочь. Хорошо, я поговорю с ним. Человек поднялся, и сам пошел к машине. - Взрослый мужик, а как дите малое! - Пробурчал себе под нос Добровольский и в сердцах сплюнул. Через двадцать минут запыленный "Уазик" остановился у отделения милиции №86 и странного гражданина в набедренной повязке сразу провели к капитану Эльзману. Уже в кабинете человек, с интересом озираясь вокруг, плюхнулся на стул, приветливо кивнув дородному мужчине. Добровольский прошептал что-то начальству на ухо и скрылся за дверью. Эльзман, несколько минут зачем-то стучал шариковой ручкой по столу, задумчиво глядя на нее, а затем посмотрел на бородача. - Ну-с, как вас зовут? Эльзман пододвинул к себе бумагу, приготовившись записывать. - Назаретянин. - Это имя или фамилия? - Вообще то это место, где я родился две тысячи лет назад. - Да, - протянул Эльзман, которому ловко удалось скрыть от задержанного начинающее давать о себе знать раздражение. - А родственники у вас есть? - Есть. - И где они? Бородач молча указал пальцем на небо. - Что, умерли? - Зачем же, батюшка в полном здравии пребывает. - Как зовут отца? - Господь. Тут натянутые, как тетива лука, нервы капитана Эльзмана, к тому же сильно потрепанные в борьбе с преступным различным элементом, не выдержали. - Какой такой Господь?! - Брызжа слюной, завопил капитан. - Какой Назаретянин? Бородач снисходительно улыбнулся. - Вы такой уважаемый, солидный человек, а так кричите. Зачем? Эльзман стукнул широкой ладонью по столу. - Молчать! На крик в кабинет ворвался преданный Добровольский. - Пошел вон! - Гаркнул на него разнервничавшийся капитан. Сержант, обиженно поджав губы, исчез. - И что это за история с хлебом и колбасой? - Вдруг поинтересовался Эльзман. Бородач пожал плечами. - Хотел людей накормить, а они разбежались. - Запираемся? Свидетели показывают, что вы продукты размножили. - Конечно, а как же я, по-вашему, такую ораву накормлю? Эльзман встал из-за стола. - И по воде ходили? - Ходил, - чистосердечно признался задержанный, - ибо чудом хотел помочь бедным и обездоленным. Свидетелям, тем более Митькину, не верить капитан не мог. Но от этого все только запутывалось и грозило окончательно подорвать, уже и так основательно расшатанную, нервную систему Эльзмана, что, в общем, то и произошло минуту спустя. - Это произвол! - Зашелся в крике бравый капитан. - Нарушение порядка! Хлеб он клонирует, по воде прогуливается! Нервы всем трепет! Тут вам не там! - Привел свой последний и самый сильный довод Эльзман. Несколько раз, тяжело вздохнув, наверное, пытаясь успокоиться, капитан попробовал налить себе воды из графина. Правое веко у него дергалось, а руки мелко тряслись, поэтому заветное желание Эльзмана исполнилось только с третьей попытки. Он поднес стакан к губам. Сделал хороший глоток и, поперхнувшись, надолго закашлялся. Придя немного в себя, Эльзман удивленно выпучил глаза и посмотрел содержимое стакана на свет. Жидкость, не постижимым образом, приобрела красноватый оттенок и пахла виноградом. - Это ч., ч., что? - Начал заикаться Эдуард Васильевич. - Вино. - Невозмутимо пояснил гость. - Как, вино? - Вы пить хотели, а я решил вам напиток повкусней сделать. Эльзман несколько раз открыл и закрыл рот, как будто хотел что-то сказать. Затем одним глотком осушил стакан старого, терпкого вина и выбежал из кабинета. Дальше по коридору он поймал за рукав Добровольского. - Иван Степанович, извините мой срыв! Уж больно наглый и беззастенчивый тип попался. Переправьте его с Успенским в Серпухов. Документы я сейчас подготовлю. Добровольский "взял под козырек", появившейся уже на нем фуражки. Он уже давно привык к смене настроения капитана Эльзмана и потому на последнего не обижался. Сержант развернулся и, строевым шагом, пошел искать Успенского. Через десять минут они, вдвоем, вывели задержанного из здания законности и правопорядка. Затем, все вместе, забрались в раскаленное чрево машины. Мотор натужно взвыл и "Уазик" сорвался с места. Почти через час тот же "УАЗ", только прилично запыленный, резко затормозил у своего родного отделения под №86. Из него выбрались уставшие и злые милиционеры, которые сразу направились в кабинет Эльзмана. Из оного долго слышались какие-то выкрики, угрозы, мольбы, звуки очень похожие на затрещины, в общем, творилась форменная вакханалия. А чуть погодя, оба стража порядка были вытолканы из кабинета с обещанием быть разжалованными к сегодняшнему вечеру. Пробегавший мимо следователь Ерошкин поинтересовался, почему кричит "старик". - Подследственный убег, - тяжело вздохнул Добровольский. - Испарился, - поддакнул Успенский. - Испарился, значит, - хохотнул Ерошкин и побежал дальше. История наша закончилась довольно тривиально, без криков и выговоров, срывания погон и медалей, что довольно естественно для нашей глубинки. Обоих провинившихся милиционеров отправили охранять лодочную станцию, на месяц, сохранив звания. Обиднее всего для стражей закона было только то, что в их объяснение никто не поверил. И это было в общем-то, не удивительно, потому что как мог человек в наручниках и одной набедренной повязке, при закрытых дверях и на полном ходу, покинуть машину, да еще так, что оба милиционера ни чего не заметили? Вы уже, наверное, поняли, что вопрос, хоть он и риторический, все равно остается открытым. Остается добавить то, что Добровольского и Успенского через месяц вернули на патрулирование. Никто из них, включая также Митькина, Эльзмана и других жителей, старался не вспоминать о странном бородаче, дабы не расстраивать себя размышлениями о неведомом. Постепенно история забылась совсем, и поселок зажил своей степенной, размеренной жизнью, а о человеке, бродящем по воде, никто никогда больше не слышал. |
||
| Категория: Рассказы | Автор: Антон Вахонин | нравится 0 Дата: 11:02:2013 |