Какофония судьбы
|
Какой невероятно голубой цвет у этого шарфа! И рисунок... похожий одновременно и на облака, и на воздушную вату из деревянного киоска, вечно полного пчёл. Отчего же так неистово ветер рвёт голубой лоскут из рук хохочущей девчушки?! Ах да! На небе видна неровная белёсая полоска. Кусочек неба для любимого - это же такая мелочь?! - Ты только посмотри, что я тебе принесла! Запыхавшаяся и румяная, она приплясывает босыми ногами на июньской траве перед вихрастым пареньком, а ветер неистово рвёт из девичьих рук голубой шарф. - Угу. Красивый! Смущённый мальчишка отворачивается и бубнит в сторону: - Красивый. Как и ты. Лицо его заливается алой краской, отчего белёсые волоски над верхней губой кажутся розовыми. - Я хотел тебе сказать... хотел... ещё давно хотел... Мальчишка смотрит в голубые внимательные глаза девчушки и... вместо объяснений начинает ещё сильнее раскачивать на пальце новенькие, пахнущие лаком босоножки озорной красавицы. - Это для нас обоих, - спасает девчушка незадачливого ухажёра. Она встаёт на цыпочки и весёлыми кольцами принимается накидывать небесный лоскут себе и ему на плечи. Паренёк счастливо жмурится, и даже умудряется несколько раз случайно ткнуться носом в щёку девчушки, вершащую свою волшебную работу. - Теперь не вырвешься! Никогда! Понял? Ни-ког-да! И она, всё так же пританцовывая, завязывает тугим узлом концы соединившего их небесно-голубого шарфа: - На счастье! Девчушка кладёт миниатюрные ладони на алые уши удивлённого паренька и... наклонив его голову, неумело целует мальчишку в маковку. - Ты чего? - удивляется неожиданному жесту мальчишка. - Мама всегда так делает... Ветер, невесть откуда вновь взявшийся, с силой дёргает за узел шарфа, но оттого голубой лоскут связывает парочку только сильнее. Их глаза встречаются и... неумелые влюблённые, прикрыв от страха глаза и вытянув губы... сталкиваются носами и лбами. Испуганные - не притаился ли в кустах кто-то насмешливый и коварный - они оглядываются по-сторонам и, зайдясь безудержным детским хохотом, бегут прочь от берёз и клёнов - единственных свидетелей неловкого поцелуя. Отчаявшийся ветер хватает в охапку их задиристый смех и с силой бросает его оземь, отчего тот рассыпается на миллиарды весёлых звонов. На опустевший парк наваливаются сумерки, и уже не видна белёсая полоска на мрачном небе. И только они всё идут, и идут, и, связанные одним небом, не могут оторваться друг от друга. - А хочешь - я тебе спою? Где она подслушала, где взяла эту чудную мелодию, в которой только свет?! Много света! Очень много света. - Красиво. Тебе надо идти в певицы. - Нет. Я буду композитором и напишу для тебя самую красивую музыку! Никто в мире не напишет лучше! Люди будут слушать и говорить: «Какая счастливая девушка это написала! Как она его любит! И её наверняка тоже очень любят». Любят? Ведь любят? - Любят... Очень... Шарф уже не голубой - он цвета ночного неба. Впереди их ночь. Первая. Последняя. - От этой какофонии можно сойти с ума! - новая соседка в ярких розовых бигуди под газовой косынкой стояла на лестничной площадке в окружении полусонных домохозяек. - Не понимаю! Почему вы столько лет терпите это безобразие?! Давайте, напишем, куда следует, и пусть музыкантшу выселят к чёртовой матери вместе с раздолбанной пианиной! Это не музыка! И это не жизнь! Это пытка! Это... это... И в ту же минуту из квартиры напротив послышались слабые дребезжащие звуки. - Вот! - ткнула пальцем в дверь соседка-прокурорша. - Опять! И сегодня дождались. Звуки старого инструмента тем временем становились сильнее и... невыносимее. Маленькая, в пушистых акварельно-белых завитках-кудёрушках, старушка смотрела на выгоревшее прямоугольное пятно на старых обоях и улыбалась портрету - портрету, который много лет назад упал за пианино. Достать его оттуда было некому. Да, собственно, и необходимости в этом не было. Мутно-белёсые глаза мало что различали в опустевшем без любимого мире, но каждую чёрточку мальчишеского лица помнили-видели ярко и чётко. Звуки, вырывающиеся на площадку стали резче. - Вызывайте милицию! - скомандовала соседка в газовой косынке и, подняв сжатые кулаки вверх, принялась барабанить в дверь музыкантши. - Откройте! Милиция... - Какая милиция? - переспросила соседка с кастрюлей в руках. - Та, которая скоро приедет! - огрызнулась зачинщица. - Откройте! Вам говорят! Откройте! Милиция! Подагра изуродовала пальцы, и музыкантша давно уже не попадала в нужные клавиши. То, что пианино расстроено, тоже беспокоило только соседей: слух щадил одинокую старушку и дарил ей волшебный обман - иллюзию совершенства гармоний, рождённых её фантазией, иллюзию лёгкости пассажей, выскальзывающих из-под её пальцев... Иллюзию счастья. Но каждый раз, когда клавиши под истёртой деревянной крышкой погружались во тьму, память возвращала её в мир - в мир, где под стопкой пожелтевших треугольников, хранящих слова любви, и бережно перевязанных алой ленточкой, на дне комода лежал ещё один, написанный чужой рукой. И она вновь и вновь - в ночь, в день, в будни, в праздники - будила стёртые до заноз клавиши, чтобы вернуться в тот довоенный вечер, когда еще был жив любимый - тот, для которого она всю жизнь пишет самую светлую и самую прекрасную музыку. |
||
| Категория: Рассказы | Автор: Тоша Макатова | нравится 0 Дата: 16:11:2012 |