Сашка Братко — чепешник.
На удивление одарённый мужик: мастеровитый, трудолюбивый и упорный, но — чепешник. Одно из двух: или планида у него такая — невезучая — или спокойная жизнь Сашке претит. Он, похоже, из тех забавных типусов, которые, однажды наступив на грабли, с каким-то неподдельным восторгом делают это снова и снова: «Работает, сволочь! Смотри, братва, — работает!»
Не будем иронизировать. И осуждать такое самопожертвование тоже не будем: в конце концов, под черенок, раздающий удары, словно отпетый дворовый хулиган, наш герой подставляет не чей-нибудь, а свой звонкий лоб.
* * *
Ранней осенью инженера телефонно-телеграфного центра 66 Узла связи Штаба ЗакВО капитана Сашку Братко назначили на должность начальника станции космической связи.
Сокращённо «СКС».
Повышение. Причём, нешуточное.
Впрочем, чего восторгаться? — назначили и назначили. В Армии постоянно кого-нибудь куда-нибудь назначают. Одних — в наряд на кухню, других — на вышестоящую должность. Дело-то житейское. Вот и до Сашки очередь дошла. Только чем ему на этой должности заниматься? — Правильно! Телеграфисту и засовцу делать там по определению нехрен! Куда ни кинь: не его кольчужка, даже сани — и то не его. Но надо. Позарез надо. И причина у этой надобности простая и приземлённая, а для офицера любой армии ещё и естественная — карьера.
Как офицер и специалист Сашка себя перерос. К тому же, срок выслуги в капитанском звании у него заканчивался. И вот, за неимением иных альтернатив служебного роста, начал он готовиться к поступлению в Академию.
В чём, собственно, проблема, спросите вы?
Ну, собрался кто-то из офицеров в Академию — и что? Мир перевернулся?
Не перевернулся. Да и проблемы, собственно, никакой. Разве что с капитанской должности в Академию нипочём не поступить, а станция космической связи — единственная на Узле синекура, посредством которой донельзя обострившийся вопрос с Сашкиным майорством решался легко и просто. И дело не столько в том, что начальник СКС в штатном расписании числится майором, сколько в том, что сама эта станция отсутствовала на Узле связи как факт реальности, данной личному составу в служебных ощущениях. Более того — её там отродясь не было. Единицу эту ввели в штат Узла добрый десяток лет назад, но техники под неё за все эти годы не нашлось.
Пользуйся сложившейся неопределённостью как хочешь.
Вот и пользовались. Потому и «синекура». Или трамплин в Академию.
Как удобнее, так и понимайте.
Не удивляйтесь: описанная ситуация — вовсе не свидетельство извечного армейского бардака. Просто военные округа, приписанные к третьей категории снабжения, связными новинками не баловали. То есть, снабжали по остаточному принципу. Чего греха таить? — экономила Москва. На полях заметим, что экономить на связи — для русской армии — давняя, уходящая корнями вглубь веков, традиция. Ещё со времён татаро-монгольского ига. Почему именно с ига — спросите вы? Дык. При иге связь у великих ханов работала как часы. Это после ханов ей пришла хана. Короче, экономила Русь на связи. Традиция, однако.
Впрочем, кому традиция, а кому — самая что ни есть синекура.
Синекура — удивительно удобная вещь. Знали бы вы, сколько таких липовых «начальников СКС» поступило с Узла в Академию, пройдя эту должность по касательной… Хотя чего, собственно, гадать да подсчитывать? Десять и поступило. По числу лет, которые эта синекура просуществовала.
Сашка — одиннадцатый.
* * *
Итак, сразу же после назначения капитана Братко на должность начальника СКС, на него отправили представление на майора. Тем самым, что называется, «напомнили о себе». Москва будто того и ждала — взвилась, словно сорвавшийся с цепи сторожевой пёс. В результате, столь полюбившаяся «академикам» синекура накрылась медным тазом. Сутки спустя, из Управления Начальника Связи Вооружённых Сил, словно в ответ на Сашкино представление, пришла телеграмма ЗАС чуть ли не издевательского содержания. В телеграмме свеженазначенному начальнику СКС предписывалось убыть в Туркмению, в соседний Среднеазиатский военный округ (САВО). Цель столь внезапного вояжа была проста, как тоскливое мычание осеменённой без участия быка коровы: получение вернувшейся из капитального ремонта узловой станции космической связи[1].
Год назад Сашкины коллеги-«космонавты» из САВО отправили это «железо» на номерной завод в Иваново, в капитальный ремонт «с последующим переводом на стационар», но обстоятельства сложились так, что по прежнему адресу отремонтированной станции не нашлось места. В соответствии с действующими в таких случаях правилами, её тут же поставили на временное хранение и доложили в Москву. У московского начальства голова большая — пусть оно ей и думает!
— Как? — удивилась полученному докладу Москва. — Почему на армейском Узле воюющего в Афгане САВО имеется лишняя СКС, а на куда более высоком по рангу штабном Узле сотрясаемого беспорядками ЗакВО её нет?..
Непорядок!
Сунув тревожно зачесавшиеся носы в собственноручно установленные нормы, снабженцы и вовсе ужаснулись: «Третья категория» в Закавказском округе, всерьёз и надолго ставшем боевым?
За такое можно и огрести. Причём, по полной.
Почему именно по полной? Да так, на всякий случай. Весь русский опыт гласит: полутона и полумеры — это не про нашу армию.
Поясним. В связи с тбилисскими и бакинскими событиями ЗакВО уже давно жил по боевому расписанию: год за полтора, доплата «за боевые», — всё, как положено. Нормы снабжения связной техникой тоже пора было пересматривать. А раз надо, значит надо.
Для разминки округу поменяли категорию снабжения.
Не перенеся фатальности этого события, синекура на 66 Узле скончалась.
— А всё потому, что чепешника космонавтом назначили! — с досадой прокомментировали случившееся те, кто всегда и во всём видит роковые совпадения. «С досадой», потому как с любой халявой расставаться жаль, а уж с такой...
Согласимся. И в самом деле, какой из чепешника космонавт?
Да и халяву жалко.
Трое суток спустя, получив в окружной бригаде связи под своё начало пятерых опытных водителей (по числу транспортных единиц в комплекте свежеобретённой станции), а на Узле — командировочное предписание, доверенность, суточные и прочие проездные документы, Сашка убыл в Туркмению. Не будем описывать злоключения, выпавшие на его горемычную долю во время поездки в солнечный Ашхабад и при этапировании «космического железа» через Каспий на обратном пути. Ограничимся тем, что поставленную задачу он выполнил.
После прибытия в Тбилиси, кунги, с привезённой Сашкой СКС, демонтировали с колёс и установили на передающем центре. Добавим, что ПДРЦ этот располагался непосредственно в городской черте, на взгорочке, вблизи станции метро «Исани».
Другой площадки под СКС у штабного Узла всё равно не было.
К уже имевшимся 89-ти киловаттам, бодро выстреливаемым в прилегающий к ПДРЦ эфир двадцатью восемью коротковолновыми и ультракоротковолновыми передатчиками, добавился киловатт с лишним ионизирующего СВЧ излучения космической станции. Картину и без того вопиющего нарушения действовующих санитарных норм это не изменило — из-за близости экватора, представлявший основную опасность главный лепесток диаграммы направленности двухсполовинойметровой спутниковой тарелки, размещённой на стандартном двухосном прицепе, был нацелен чуть ли не в зенит, в сторону бортового спутникового ретранслятора, болтавшегося на геостационарной орбите. Ну а боковые лепестки — кто их вообще считает?
Фото 1. Двухсполовинойметровая «тарелка» СКС Р-440У, установленная на базе стандартного двуосного прицепа 2ПН-4М. Именно такую «тарелку» и пять кунгов с оборудованием СКС установил 66 Узел связи на ПДРЦ вблизи станции метро «Исани».
Высвободившиеся «Ураловские» и «ЗиЛовские» шасси Штаб продал по остаточной стоимости в хронически стагнирующее грузинское народное хозяйство. Любители чёрного юмора тут же предположили, что в этом и заключалась до сих пор никем не востребованная компенсация за высокочастотное облучение жителей прилегавшей к «Исани» метростроевской «нахаловки».
В монтаже оборудования, а затем при проведении установочных сеансов с Генеральным штабом, Сашке помогли общительные ивановские специалисты, приехавшие с завода, производившего ремонт станции. Потом, на первых порах, уже во время плановых сеансов, его изредка подстраховывали закончившие радиофакультет Киевского училища инженеры-«космонавты», — на тот момент соответствующую подготовку имели только они. Вскоре пытливый Сашка и сам освоил необходимые «космические» премудрости: от ввода данных в аппаратуру программного наведения до сдачи каналов на узел связи.
Весной пришло время проводить сезонный регламент.
Помимо чистки не пойми чем загаженного имущества и оборудования, подкрашивания неприлично облупившихся мест, текущего доукомплектования и мелкого ремонта всего, что в этом ремонте нуждается, сезонные регламенты содержат в своём составе донельзя волнующую сердца военных связистов процедуру тотальной протирки многочисленных разъёмов и контактов. Почему волнующую? Да потому, что разъёмов этих и контактов очень много. Как грибов в лесу. И все они протираются спиртом!
Положено!
Сашка изучил документацию, описывавшую процедуру сезонного регламента, прикинул очерёдность и объём предстоящих работ и написал заявку на расходные материалы: на краску, кисти, смазочные материалы, ветошь и, самое главное, на спирт. Высокая стоимость (за миллион рублей!) и более чем высокая значимость вверенного ему оборудования подвигли его на авантюру. Исстрадавшись в ходе долгих колебаний и прикидок, свежеиспечённый начальник СКС написал заявку на целых тридцать килограммов спирта.
— Мало ли… Вдруг, прокатит? — понадеялся он.
Не прокатило.
— Что за хрень ты тут изобразил?.. — спросил Сашку старший инженер. — Ты у нас скрытый вредитель или и в самом деле хочешь, чтобы я эту чушь подписал?.. Вслух повтори, сколько хочешь спирта? — начиная терять терпение, поторопил он впавшего в ситуационный ступор подчинённого.
— Тридцать килограммов… — потерянно прошептал тот и, виновато спрятав глаза, предложил. — Может, на двадцать исправить?
Инженер вздохнул и пожал плечами. Затем раздражённо полистал лежавший на столе талмуд. Отыскав строку «Узловая станция космической связи», он развернул справочник текстом к Сашке и ткнул ногтём указательного пальца в значившуюся в этой строке цифру. Без малого четыреста килограммов.
Поражённый Сашка вытаращил глаза и, качнувшись, чуть не упал со стула.
Не удивляетесь? Правильно! Реакция у собеседника инженера была правильной.
Это ж с ума можно сойти!
От счастья!
Дело в том, что в армии спирт — источник «манны небесной». Более того: для военного человека он и сам по себе — манна. А без манны в армии — никак.
Служба в вооружённых силах — занятие не для слабонервных. Потому как стресс. Непрерывный, малопредсказуемый и полновесный. А чем лучше всего снимаются такие стрессы? Правильно — горячительными напитками на букву «Ш»: шпирт, шамогон, што дадут! Кстати, на более чем славный продукт, названный в этом списке первым, внимание обратили? То-то же! Потому и престижность сравнительно небольших должностей в любой армии мира измеряется близостью военнослужащего к вожделенному источнику жидкого антидепрессанта, а также мерой такого доступа, измеряемой толщиной струи и килограммами булькающего результата.
Килограммами, а не литрами или баррелями. Спирт, в отличие от других жидкостей, измеряют именно в килограммах. Говорят, в знак особого уважения.
Военные — без сомнений — цвет общества, но даже цветы гибнут, когда им не наливают...
Прошедшие огонь и воду ветераны утверждают: без фронтовых ста грамм, потери, как минимум, удваиваются. Шпарить в атаку под кинжальным огнём противника — несусветный риск, но делать то же самое трезвым — самоубийство чистейшей воды. В самом деле — какой дурак воюет на трезвую голову?
К тому же, победители — трезвыми не бывают. Традиция.
— Всё не дам! И не надейся! — предупредил Сашку инженер. — Начальников у нас много. Сорок килограммов снимаю как налог на режим наибольшего благоприятствования для Узла. Из оставшегося вычти ещё сорок килограммов на десять месяцев текущего регламента. Остальное — дели пополам и получай!
— Куда мне столько? — ошалел Сашка, но тут же опомнился. Сощурив глаза, он поджал губы и поинтересовался. — А почему пополам?
— Потому, что сезонных регламентов — два, — устало буркнул инженер.
Сашке на его бурчание было наплевать. После не совсем приятного, но привычного военному слуху упоминания о «налогах на лояльность» он, наконец, успокоился и поверил: происходящее не снится — не врёт инженер, не разыгрывает. Начальник СКС — и в самом деле жутко уважаемая должность, и он, Сашка, «ухватил судьбу за яйца».
Если они у неё, конечно, есть, эти самые яйца.
«Йесссс!» — мысленно воскликнул начальник СКС, забирая у инженера подписанный листок заявки с исправленной в графе «спирт» цифрой. На лице майора Братко сияла счастливая, чуть ли не детская улыбка. Только военные и те, кто остался в душе ребёнком, может столь искренне радоваться дармовой выпивке. Четырёхсоткилограммовое счастье кружило Сашкину голову и забивало помехами механизмы самоконтроля.
Бывает.
Как бы то ни было, но к вечеру Сашка свой спирт получил. Целых шесть новеньких двадцатилитровых канистр. Он мог бы получить и больше, но на этом у него закончились канистры, а по трёхлитровым банкам разливать это добро запретил инженер. Дабы не травмировать морально ни личный состав, ни высокое начальство по пути следования.
— За остальным потом заедешь, — пояснил он.
— Когда «потом»? — подозрительно сощурился Сашка.
— Когда это израсходуешь, — пожал плечами инженер.
Он, сволочь такая, был равнодушен к спирту.
«Нет, — решил Сашка, — эти инженеры не от мира сего. Какие-то они неполноценные. Нехристи, одним словом!» — улыбнулся он бабушкиному определению, как нельзя более точно характеризовавшему служивших на Узле выпускников инженерных училищ.
— В ДТП не вляпайтесь, — иронично посоветовал старший инженер, помогая загружать Сашкино богатство в голубой москвич начальника ПДРЦ Юрки Овчаренко, «совершенно бескорыстно» вызвавшегося доставить полученное сокровище к месту назначения.
— А?.. — рассеянно переспросил Сашка.
Он смаковал собственный изменившийся статус.
— В ДТП не вляпайтесь! — повторил инженер. — Сгорите, как Гастелло. Верхом на пикирующем спиртовозе.
Через три дня начальник СКС позвонил инженеру. Искажённый статическими помехами голос в телефонной трубке звучал заполошно.
— Тут, в регламенте, написано: «Волноводы промыть спиртом…» Так?
— Так… — озадачился инженер.
— И большой волновод — тоже? — сбивчивым дискантом уточнил Сашка.
Он, похоже, был чем-то смущён.
— Большой — тоже, — невозмутимо подтвердил инженер.
— А как?.. Как его промывать? — возмутился Сашка и процитировал: — «Допустимый радиус изгиба — два с половиной метра!» Где я под такой радиус лоханку найду? Да и сколько на эту дуру спирта уйдёт?..
Фото 2. «Тарелка» антенны СКС Р-440У и свернутый на огромном барабане эллиптический волновод, закреплённые в походном положении на прицепе 2ПН-4М, зачехлялись от любопытных глаз специальной брезентовой накидкой. При транспортировании через город от вида такой, затянутой в брезент, непонятной конструкции (явно не танк, но и не пушка!) у обывателей глаза на лоб лезли: «Секретное оружие!»
Инженер невозмутимо выслушал Сашкину тираду и рассмеялся, сволочь такая. А, отсмеявшись, вкрадчиво уточнил:
— Санёк… Брат… Как на духу признайся — ты эти трубы и снаружи моешь? Я тебя правильно понял?
— Ну…
— А нахрена?
— Как «нахрена»? — растерялся Сашка.
— Нахрена?!! — добавил экспрессии в заданный вопрос его собеседник.
— Ну… Там, в регламенте, написано… «Протирке и промывке подлежат поверхности соединительных фланцев и рабочих полостей волноводов и объёмных резонаторов…»
— И-и-иии…
— Что, «и»?..
— Что такое «рабочая полость»? — начал терять терпение инженер.
— Ну-у-у… — не нашёлся с ответом Сашка.
— Полость — это снаружи или внутри?
— Внутри… — потеряно выдохнул Сашка. Похоже, он успел прикинуть — сколько дармового спирта извёл впустую.
Через полчаса телефон инженера зазвонил снова.
На том конце линии, борясь со статическими помехами, продолжал страдать начальник СКС Сашка Братко. Голос у доведённого до отчаяния неразрешимыми противоречиями технического регламента космической техники Сашки — срывался.
— Ты сказал, что и большой волновод мыть… — фраза прозвучала обвиняющее.
— И что?
— А как?.. Как его мыть?.. — завёл старую пластинку Сашка.
— Обыкновенно. Как и остальные, — машинально отмахнулся от навязываемого ему дежавю инженер.
Закопавшись в бумагах, он не сразу вник в трагизм сложившейся ситуации.
— Он длинный, — упрямо напомнил Сашка.
— Кто? — снова не понял инженер.
— Волновод этот грёбаный!
Эллиптический волновод и в самом деле был длинноват. Более десятка метров гофрированной медной трубы переменного эллиптического сечения, покрытой изнутри внушительным слоем осаждённого электролитическим способом серебра. Снаружи этот ужас, этот отчаянный плод изобретательского гения, щедро вскормленного волноводной теорией, был покрыт толстым слоем чёрного износостойкого пластика. Сечение волновода соответствовало сечению предплечья в меру упитанного офицера-связиста. Не баран чихнул. Неискушённому и непривычному к подобным зрелищам взгляду описанная конструкция, прежде всего, напомнила бы эрегированный член племенного жеребца, всерьёз и прямо в сей момент озаботившегося продолжением породы. Острые на язык «космонавты» так этот девайс и называли — «детородным органом» — а потому заполошный доклад некоего начальника СКС о том, что ему, во время развёртывания станции, переехали «ослиный хрен», — вызывал у коллег страдальца лишь сочувственную гримасу. И никакого смеха. Что называется, «Не приведи Господь…»
Фото 3. Передатчик СКС Р-440У соединялся с установленной на прицепе «спутниковой» тарелкой посредством гибкого эллиптического волновода (волновод на фото не показан).
— А-а-ааа… — наконец-то дошло до инженера. — Так ты его это…
— Что, «это»?..
— Отсоедини от станции…
— Уже.
— И промой.
— Как?..
— Методом протекания.
— Протыкания?..
— Про-те-ка-ни-я!!! — по слогам повторил инженер. — Организуешь пологий наклон этой дуры. Зафиксируешь, чтобы не болталась и без команды не проворачивалась. Становись после этого у высокого конца и лей. Из низкого — соответственно — потечёт. Затем провернёшь эту хреновину градусов на пятнадцать вокруг оси и повторишь. И снова. И так до наступления полного оборота. Лить лучше кружками через воронку, а на кончик насади кусок пластикового шланга или деревянную гильзу, чтобы стенки не поцарапать. Как закончишь поливать — просуши всю эту кишку методом продувания. Пылесосом. Через его выдувную дырку. Она у него в районе жопера. Пылесос у тебя в комплекте есть. «Вихрь-2М» называется. Понятно?..
— Блин-н-н… И сколько на это уйдёт спирта? — расстроился Сашка.
— Триста шестьдесят градусов на круг, по пятнадцать градусов в секторе… Двадцать четыре кружки по двести грамм! — быстро подсчитал инженер. — Примерно две трёхлитровых банки. Фигня.
— Шесть литров на ветер… — потерянно отметила трубка.
— Ты с другого конца тазик подставь, — вздохнул инженер. — А что в него натечёт, дай отстояться. А потом, как отстоится, — используй для протирки лицевых панелей и прочей лабуды. Короче, сам сообразишь — хоть морду лица от прыщей протирай!
— Понятно! — воспрял Сашка.
Как тут не воспрять? Всем известно: на военной службе разница между наружным и внутренним применением отсутствует.
Ещё через два часа телефон на столе инженера проснулся снова.
— Жопа, Серёга... — сообщил голос из трубки. — Они теперь передохнут?..
— Кто «передохнет»? — напрягся инженер.
— Солдаты. Которые радиоактивный спирт выжрали.
— Как выжрали? — опешил инженер. — Весь? И почему «радиоактивный»?
— Ну, не весь… — замялся Сашка, пропустив мимо ушей вопрос о радиации. — По две кружки, примерно, — и виновато уточнил. — У одного, похоже, агония.
— Агония? — ужаснулся инженер. — Весь ПДРЦ упился?
— Нет, только трое… Я в волновод лил, а они на другом конце пили… Из тазика…
— Твою мать… — прокомментировал услышанное инженер. — В темпе разводи ведро тёплой воды с марганцовкой и вливай этим алконавтам во все дыры. Поровну и до донышка. Понял?.. Да, чуть не забыл! Положи их набок, а как начнут блевать — проследи, чтобы не захлебнулись! Поилец… Я сейчас буду!
В армии полумер не бывает. Если наказание не вызывает у подчинённых ужаса и оторопелого трепета, это и не наказание вовсе, а приключение.
Приехавший на передающий центр инженер застал там чуть ли не идиллическую картину: двое проблевавшихся и наделавших в штаны солдат, с тоскливыми и донельзя смущёнными физиономиям, покачиваясь, стояли у крыльца аппаратно-жилого комплекса перед читавшим им мораль майором Братко. Осатаневший и впавший в раж начальник СКС даже не собирался разрешить проштрафившимся дембелям помыться или переодеться. Похоже, предельно инициативный Сашка слишком буквально понял команду «во все дыры и до донышка». Или сделал вид, что понял её именно так. Влив в любителей казённого спирта по пять кружек лично разбодяженной марганцовки и, убедившись, что больше в них не влезает, он довёл ситуацию до полнейшего абсурда, собственноручно вкатив каждому нарушителю двухлитровую клизму из остатков того же раствора, добавив туда полфлакона немецкого шампуня из личных запасов. Надо полагать, для забористости.
Клизма привела ко вполне прогнозируемому результату. Теперь от переминавшихся в хлюпающих сапогах нарушителей ощутимо пованивало.
— А третий где? — поинтересовался инженер и, сморщив нос, переместился в наветренную от импровизированного аутодафе сторону.
— Спит, сволочь! — доложил Сашка. — Его ни марганцовка, ни шампунь не берут. Я этого мерзавца на лавочке в курилке приказал оставить.
Любую информацию надо проверять лично. В армии это желательно делать дважды.
Инженер кивнул и направился к курилке, но потом что-то его остановило. Какая-то мысль —нечто очень важное или способное стать таковым.
— Саня, — спросил инженер, — а почему ты сказал, что спирт радиоактивный?
— А какой ещё? — изумился майор Саня. — Волновод изнутри облучённый? Так?..
— Так, — подтвердил инженер и заинтересованно склонил голову набок.
— Вот… — удовлетворённо подытожил майор Братко. — Нам про наведённую радиацию ещё в училище рассказывали, — напомнил он и совершенно несерьёзно шмыгнул носом.
— И что?
— Как что? — не понял инженера его собеседник. — Ты его, этот спирт, видел?
— Нет, а что с ним? — заинтересовался инженер.
— Значит, не видел… — хмыкнул Санька Братко. — Тогда иди и смотри!!!
И инженер пошёл.
С торца аппаратно-жилого комплекса, в одиноко стоявшем на пешеходной дорожке светлом эмалированном тазу, мок конец свисавшего с крыши эллиптического волновода. Рядом с тазом стояла такая же светлая эмалированная кружка. Волновод подпирала наспех сколоченная треугольная конструкция из оструганных шпунтованных досок, обеспечивавшая тот самый наклон, о котором говорил инженер. Примерно через каждый метр к гипотенузе треугольника были приколочены обрезки видавшей виды бельевой верёвки. Равномерно распределённые по доске верёвочные петли нежёстко фиксировали гофрированную кишку волновода на описанной гипотенузе так, что свалиться с неё он не мог, зато, при желании и некотором усилии, был способен проворачиваться.
— Соображает… — уважительно отметил инженер Сашкину находчивость и заглянул в таз.
В тазу обреталась жидкость непонятного цвета и назначения. Больше всего она напоминала разведённую водой ртуть с добавлением неопрятного грязно-серого пигмента. Ртуть в воде не разводится. Инженер знал это абсолютно точно, чуть ли не на уровне инстинкта. Меж тем…
Инженер окунул в непонятную жидкость указательный палец, вынул и осторожно обнюхал. Окрасившиеся в серебристый цвет ноготь и первая фаланга, как и следовало ожидать, пахли спиртом. Правда, окрасились они довольно условно: так, не более чем частые, искрящиеся на свету блёстки, вроде тех, которыми любят украшать волосы и веки собравшиеся поотрываться на танцах особи женского пола.
— Вот… — отметил это зрелище неслышно подошедший Сашка Братко. — Юрка Овчаренко сказал, что эта хрень — радиоактивная.
— С какого перепугу? — хмыкнул инженер — Ты, кстати, по замене из Германии, микроволновку привёз? — невпопад поинтересовался он и, демонстративно обсосав испачканный палец, сплюнул.
— Ну…
— Так вот… Мощность у неё такая же, как и у твоего железа. Рабочая частота — то же СВЧ, вид сбоку, разве что в два раза ниже. И что? Котлеты после неё — тоже радиоактивные?
Ошарашенный простотой предъявленной логики, начальник СКС заинтересованным взглядом проводил полёт буквально на глазах теряющей радиоактивность слюны в сторону свежевыкошенного газона и, разочарованно вздохнув, уточнил:
— Значит, не сдохнут?
— Не сдохнут, — подтвердил инженер.
— И этот? — коротко мотнув головой, Сашка показал подбородком в сторону мирно спавшего на лавочке ефрейтора. — Зараза… Две кружки настоянного на серебре спирта вылакал, теперь проспится, и хоть бы хрен?!
— Ну… Это мы ещё посмотрим, — пообещал инженер и, стремительно выбросив вперёд пятерню, вдруг пропел на оперный манер: — Амальгама… Амальгама… Leute sterben für Metall… Я в гробу его видал-л-л...
Ничего не понявшему начальнику СКС явственно почудилось, что в голове инженера, принявшего позу забравшегося на броневик вождя мирового пролетариата, но при этом зачем-то музицирующего на немецком языке, щёлкнули лепёшки серебряных контактов мощного реле. На самом деле, смутно ворочавшаяся мысль провернулась в голове его собеседника и предстала перед внутренним взором той самой стороной, на которой чётко и внятно читалась «Инструкция по применению» этой самой мысли.
Паззл сложился.
— Короче, Склифосовский! Продолжай и дальше шугать воинов своей и Юркиной сказкой про жутко радиоактивный спирт! Чем дольше и страшнее будешь шугать, тем лучше! А я сейчас! — сказал инженер и, чётко развернувшись через левое плечо, потрусил мелкой рысью в аппаратно-жилой комплекс. Вид у него был уверенный и целеустремлённый. Целеустремлённо бегущий начальник — это не к добру.
— Пипец котёнку! — прокомментировал увиденное ничего не понявший Сашка Братко и, конечно же, был прав. Он слишком давно знал инженера.
Возникший в аппаратном зале старший инженер жестом показал старшему смены, что докладывать не надо, и так же, жестом, попросил уступить место за дежурным пультом. Усевшись в недовольно скрипнувшее крутящееся кресло, он снял трубку телефона дальней связи, дождался ответа штабной телефонистки и, коротко представившись, попросил соединить окружной госпиталь.
— Виктора Жилинского, пожалуйста! — попросил он фею госпитального коммутатора.
Носивший более чем жизнеутверждающую фамилию Жилинский, недавний знакомый инженера из числа военных медиков, был старшим патологоанатомом 367-го госпиталя Закавказского военного округа и имел в подчинении просторную, хорошо оборудованную прозекторскую, а при ней — самый натуральный морг.
Как говорится, кто чем богат.
— Страфствуй, Фитья! — жизнерадостно гаркнул в трубку инженер, дождавшись ответа абонента, и тут же, перейдя на вполне безакцентный русский, сообщил. — У меня для тебя халтурка!
— И тебе ко мне на стол не попадать!.. — вежливо ответил собеседник. — Что теперь надо?.. Опять из реанимации упавшего с девятиэтажного столба свежего жмура приволочёшь, а потом мораль читать удумаешь да к должностному преступлению склонять?
— Склонять не буду, да и жмура у меня в этот раз нет… — сухо ответил инженер. Он, похоже, обиделся.
— Что так? — искренне удивился патологоанатом.
Со старшим инженером он познакомился недавно, но непредсказуемостью этого персонажа уже проникся — что называется — в полной мере.
— Менопауза у нас. Потому и не жмурится никто, — хмыкнул инженер. — Технику безопасности блядём! Дабы не упасть и не ушибить чего ценное, личный состав, даже по малой нужде, перемещается исключительно ползком, в противогазах, резиновых перчатках и прочих презервативах. Ширинки, и те рассупониваем только поверенным в окружной контрольно-измерительной лаборатории инструментом с насмерть изолированными ручками! Потому как поголовно осознали собственную несознательную пагубность и прониклись вашей неусыпной заботой по части гостеприимства!!!
— Тьфу на тебя, охальника! Техника безопасности у него! Как же! Чего тогда про клиента втираешь? И про халтурку?.. Свежо питание, а ступить некуда — кругом москали!
— Стой, брат! Давай сначала разберёмся — ты у нас кто? Правильно — коновал!!! Ну не достоинства же местных коньяков с тобой, профессиональным потрошителем, обсуждать? — вполне резонно осадил эскулапа инженер.
— Зря. Я бы обсудил,— мечтательно заметил эскулап. — И даже продегустировал бы. Из особо крупной посуды.
— Так в чём вопрос? — оживился инженер. — Ты, кстати, «Звёздные войны» Лукаса смотрел?.. Вот и славно!.. Тут у меня один хороший человек из штанов выпрыгивает — прям горит тебе по этому поводу проставиться. Большой космический начальник, целый майор и истинный джедай по части запуска личного состава в высокоградусный астрал! Давай, я сейчас подвезу тебе его приборзевшего ученика, а ты собственноручно отчекрыжешь ему лазерный меч и прочие причиндалы? И мы тут же, прямо влёт, отметим это дело, продегустировав проставу от Йоды, обучавшего это дитя порока светлому и вечному, до тех самых пор, пока оно не просветлилось до полного изумления! Да, чуть не забыл спросить, тебе шамхорский коньяк нравится?
— Нравится… Так что за клиент? Отсюда поподробнее, плииииз! И за что, собственно, простава? — насторожился эскулап.
— Ефрейтор. Ужрался, собака, вусмерть.
— У меня не вытрезвитель, — напомнил патологоанатом.
— Морг — лучший в мире вытрезвитель! — польстил инженер.
— Кто бы спорил, — согласился собеседник. — Что надо сделать?
— Что?.. — переспросил инженер, собираясь с мыслями. — Да, собственно, ничего особенного. Нужно чтобы сей алконавт проснулся у тебя утром где-нибудь на разделочном столе.
— Разделанным? — поинтересовался патологоанатом.
— Нет. Это лишнее. Нюансы, конечно, есть, но о них не по телефону.
— Хорошо. Однако, предупреждаю — без литры коньяка разговора не будет!
— Замётано! Скоро выезжаю! Будет тебе твоя литра! Проглот!
Согласие — есть продукт компромисса договаривающихся сторон. Услыхав назначенную эскулапом цену вопроса (а её озвучивание даже у путан — свидетельство согласия), — инженер прикрыл амброшюру микрофона телефонной трубки ладошкой.
— Саня! — окликнул он зашедшего в аппаратный зал начальника СКС. — С тебя литр шамхорского и три литра спирта!
— За что? — насупился майор Саня.
— За красивые глаза, — вздохнул инженер. — Плата за постой!.. В госпиталь повезу твоего героя. В морг определять!
— Как в морг? — опешил его собеседник. — Ты ж говорил «не сдохнет»…
— И сейчас говорю! Не думаю, что алконавты, перекемарив со жмурами, и сами ласты склеивают! Смерть — это не заразно!.. Ну?.. Будешь постой своего героя среди госпитальных жутиков оплачивать или мне так его сдать? С концами? На органы?
— Шоковая терапия? — догадался Сашка Братко.
— Она самая!
— Обалдеть! — одобрил начальник СКС.
Картина происшествия, случившегося на ПДРЦ при проведении регламента, прояснилась в процессе разлития «платы за постой» в подорожные ёмкости.
— Промашка у меня случилась… — признался инженеру майор Братко. — Кишку эту я наклонил. Убедился, что проворачивается. Помощника назначил. Вот с ним, как раз, и лоханулся. Поставил этого мерзавца внизу, а сам с канистрой наверх полез. Забрался, а оттуда, сверху, с середины этой долбанной крыши, нижний конец не видно. В итоге, работал методом голосового управления. Начал, значит, лить спиртягу через воронку. Вылил первую кружку, и спрашиваю: «Льётся?»
— Льётся! — отвечает этот мерзавец.
— Перестало литься?
— Перестало!
— Проворачиваем!.. Опять лью, а сам всё спрашиваю: «Льётся?» А он отвечает, что льётся… Убил бы гада! Потом он отвечать перестал. Да и мне как-то глупо было по новой спрашивать. Чай не канализация — засориться нечем. Короче, долил я последнее и спрашиваю этого мерзавца: «Кончилось?» А он — молчит. Гадина такая. Я к краю крыши подошёл, а там, внизу, три этих идиота лежат. Пятками к тазику. Как лепестки у ромашки: «Любит — не любит — любит!» — скривился Сашка. — Готовченко, короче. Сволочи!.. И кружка на дорожке.
Закончив разливать проставочные спирт и коньяк по стеклянным банкам, и укупорив их пластиковыми крышками, начальник СКС с облегчением вытер пот и пожаловался:
— Я поначалу перепугался. Думал, передохнут. А тут ещё Юрка Овчаренко под руку подвернулся и про радиацию брякнул… Тут уж я точно решил — хана… Даже поплохело.
— Ладно, проехали… — успокаивающе махнул рукой инженер, устанавливая разлитое в картонную коробку и перекладывая стеклянные ёмкости старыми газетами. — Марганцовку, надеюсь, кипячёной водой из питьевого бачка бодяжил?
— Лучше, — шмыгнул носом Сашка. — Я в аккумуляторной дистиллированную взял.
— Зачем дистиллированную? — оторопел инженер.
— Из сострадания… — порозовел начальник СКС.
Фото 4. Антенный прицеп СКС Р-440У со «спутниковой» тарелкой и гибким эллиптическим волноводом.
Полчаса спустя, пьяного ефрейтора погрузили в УАЗик инженера. Погрузкой занимались его успевшие помыться и переодеться в неглаженную подменку собутыльники. Вряд ли они смогли протрезветь окончательно, но, по контрасту с тем, что было, выглядели на удивление прилично. Разве что тёмные круги под глазами залегли.
— Он мне тут не наблюёт? — скривил недовольную гримасу водитель.
— Тут недалеко. Не успеет, — пообещал инженер.
— Куда его теперь? — спросил один из алконавтов, заталкивая на заднее сиденье своего продолжавшего спать розовощёкого товарища.
— В морг, — равнодушно бросил инженер и, усевшись на место старшего, уточнил: — К утру окочурится! Поехали!!!
Машину со штабным пропуском на лобовом стекле на территорию госпиталя пустили без вопросов. Попетляв между лечебными корпусами, она остановилась у крыльца прозекторской.
На крыльце, высматривая прибытие обещанной проставы, дымил сигареткой окружной патологоанатом Виктор Жилинский. Рядом с ним, вблизи пологого пандуса, стояла массивная дюралевая каталка.
— Не на руках же твоего овоща таскать! — пояснил он инженеру. — Ну, что? Сначала клиента выгружаем или всё-таки коньяк?
— Утром стулья, вечером — деньги! — ответил ему инженер.
— Чё так? — разочарованно поинтересовался эскулап.
— Сначала дело. Ибо нехрен и поделом!
— Что было раньше? Яйцо или курица? — продолжая тему, спросил несший двусмысленно позвякивавшую картонную коробку инженер у своего друга-потрошителя, толкавшего тележку с безмятежно посапывавшим ефрейтором.
— Утка! — сосредоточенно ответил тот.
— Госпитальная? — изумился инженер.
— Нет! — улыбнулся эскулап. — Та, что в ларце. Утка — в ларце, а яйцо — в утке!
— А в яйце — иголка! Патефонная! — подхватил тему инженер. — Причём, ржавая!
— Не приведи Господь! — истово перекрестился эскулап, бросив тележку. — Лучше уж просто кастрировать. Это куда гигиеничнее и, что характерно, гуманнее!.. Чик, и ты уже в Евнушетии… — последние фразы он выдал донельзя зловещим тоном и как-то нехорошо посмотрел на продолжавшего спать ефрейтора.
— Поосторожнее со словами, гуманист-живодёр со скальпелем, понимаешь ли… — хмыкнул инженер, опуская коробку возле двери в кабинет своего приятеля.
— Ладно! Нехай при своей к |