Летним субботним утром, Баба-Лена катила на своем стареньком «Москвичонке» по просторной с утра улице. Она любила эту раннюю пору, когда ещё не так жарко, и автомобилей на дороге не так много, как днём. Молодые лихачи отсыпались, после ночных гонок по городу, а пожилые, её возраста люди, прихватив внуков, давно укатили на дачи.
Баба-Лена разменяла седьмой десяток, однако на вид ей нельзя было дать и шестидесяти. Это была энергичная, уверенная в себе женщина. Нелёгкая жизнь и годы не наложили на её лицо отпечатка, а трудности не сломили и не согнули. Одна подняла двух сыновей, и для них, уже седых и зрелых мужчин, имеющих взрослых детей, мать была непререкаемым авторитетом. Баба-Лена почти всю трудовую жизнь провела в автобазе, работая водителем, хотя в свое время окончила автомобильный техникум, но только перед самым выходом на пенсию перешла на должность автомеханика в родной автобазе. Она курила, могла ввернуть и хлёсткое слово, распекая нерадивого водителя, от чего у молодых шоферов, начинали трястись поджилки. Именно они и прозвали её Бабой-Леной, сначала за глаза, между собой, а после и открыто. Она не сердилась, так как любила всех молодых парнишек, видя в них черты своих сыновей, и при любой возможности старалась поделиться с ними своим богатым опытом нелегкой шоферской жизни, кому советом, а с кем-то, засучив рукава, сутками рылась в двигателе.
Сегодня Баба-Лена ехала в гости к одному из них, по случаю появления на свет наследника. Настроение было отличное в предвкушении от встречи со старыми знакомцами. «Москвич» был нагружен до отказа всевозможными овощами и ягодами, которые произрастали у неё в саду в немыслимом количестве.
Она прошла поворот и неожиданно попала в пробку. Дорожное кольцо оказалось перегороженным ремонтниками со стороны встречного движения. Широкая улица, имеющая три полосы движения в одном направлении и три полосы в другом, – стояла. Обратного хода уже не было, так как за ней в такую же ситуацию попал огромный «джипяра», а за ним вплотную – целая вереница машин. «Москвич», который она любовно называла ласточкой, оказался затертым среди машин, а на фоне джипа выглядел маленьким белым мышонком.
Колонна практически не двигалась, потому что автомобили со встречных полос движения, оказавшиеся в ещё худшем положении, так как попали в тупик, стремились втиснуться через разрыв в разделительной полосе на другую сторону. Находящийся в двухстах метрах от кольца светофор сдерживал движение.
Несколько раздосадованная неожиданной задержкой, Баба-Лена стала рассматривать окружающих. Позади в джипе сидел мужчина и нервничал, зато пацан рядом, в видавшей виды «семерке», о чём-то весело щебетал со своей попутчицей и явно был рад пробке.
Минут через двадцать трехрядная колонна машин дотащилась до разрыва в разделительной полосе, светофор был уже совсем близко. Тут внимание Бабы-Лены привлек паренёк, который подавал ей отчаянные сигналы, чтобы она позволила ему проехать из разрыва поперек улицы – во дворы. Баба-Лена моргнула ему фарами: «Давай! Пропускаю!».
Счастливый парень, прижал руки к груди, в знак благодарности и перегородил полосу, умоляя теперь водителей других рядов пропустить его. В это время автомобили из разрыва, воспользовавшись образовавшимся окном в левом крайнем ряду, стали прошмыгивать вперёд. Баба-Лена, покуривая, терпеливо ждала, когда парнишка освободит дорогу. В это время на светофоре снова загорел красный, движение вновь прекратилось.
– Ты чё, коза! Долго стоять будешь…. – далее последовала целая тирада нецензурной брани.
Баба-Лена повернула голову – около её ласточки стоял хозяин джипа. В голове мелькнуло: «Хорошо, что коза, а не старая корова! Прям, как комплимент звучит!»
Мужику было лет пятьдесят, толстый и самоуверенный амбал просто пылал негодованием. Ей хватило одной секунды, чтобы его «сканировать»: «Одет в дорогой костюм, правда помятый, рубашка не свежая, не брит, значит не ночевал дома, подлец! Голос – совсем бабский писклявый! А мат?… Разве это мат! – блеяние барашка молодого, не более».
Баба-Лена притушила окурок в пепельницу, как жирную точку поставила. Но произнесла устало и буднично, почти безразлично:
– Ты всё сказал? – а вот после паузы, голос её приобрел жёсткие, приказные и твердые нотки. – Ты, хозяин жизни!..
За этим последовал короткий монолог на красноречивом и богатом, чисто «русском языке». Буквально несколькими фразами она разъяснила «хозяину» – кто он, откуда, как его зовут, и куда ему следует незамедлительно отправиться.
Мужик обомлел, от неожиданности, её слова в буквальном смысле припечатывались к его холеному лицу и прикипали, как хлёсткие пощечины. Лицо «хозяина жизни» сначала побледнело, потом побагровело, он хватал воздух ртом, ошарашенный таким «красноречием»:
– Да я! Да я! Я сейчас тебе все колеса попротыкаю! – он, было, метнулся в её сторону, но в это время Баба-Лена резко и широко распахнула дверку своей машины, мужик вздрогнул и остановился.
– Рискни! – твёрдо и многообещающе ответила она.
«Хозяин», что-то невразумительное пробурчал и ретировался. Он кинул свою тушу на сидение джипа и резко захлопнул дверку. Джип фыкнул обиженно и заглох.
Баба-Лена констатировала про себя: «Перегрелся». Водители, наблюдавшие эту сцену, угорали от хохота, настолько жалким и бледным был вид у хозяина джипа.
Вновь призывно мигнул зелёный, началось движение, однако водители из разрыва не спешили проскочить перед её машиной, а дружно подмигивали ей фарами и сигналили: «Давай! Давай! Твоя Главная!»
|