Чужой человек
|
Мерещится, сон или явь. Не отличить. Начало и продолжение друг друга. Крошево жизни Абрама Бениашвили. Утро. Нервная сеть тюля. Царапают стену ходики. Абрам сбрасывает ноги на пол. Шумно бежит в кухню, на запах горячего хлеба. Кричит: - Мама, мне снился страшный сон! Мать поднимает голову, руки над горкой крупы. - Здравствуй, дорогой, рассказывай о своей беде. Он садится напротив: - Снилось: стану калекой, умру. - Что ты, - успокаивает мать, - твоему прадеду больше ста лет, а деду давно за семьдесят. У нас в роду сильные мужчины. На стене фотография. Отец у боевой машины. Грустная улыбка в усы. Абраму кажется, что отец похож и на деда, и на прадеда. Не выбрать, на кого больше. Жилища патриархов кланяются друг другу. После чая Абрам идёт к старикам. У них завтракает и возвращается пополудни. Под тутовым деревом рубины опавших плодов. Соседка Шушанна Чхеидзе опекает сестёр. Все в одинаковых в платьях, простроченных дома швейной машинкой. Абрам задерживается у калитки. Мать открывает окно, зовет к обеду. Абрам послушен, но не спешит в дом. Ветер сносит с гор зазевавшиеся облака. И гонит отарой в стороне от крыш. Мимо догорающего в распадке светила. Скудно падает дождь, застенчиво парит радуга. Перекликаются дворовые псы. В окне выгоревший абажур. На вышитой салфетке фарфоровые слоники. Причитает, вздыхая, эфир. Абрам с матерью за сводками с фронтов. Чай пьют с осколками сахара. И расходятся. В постели Абрам вспоминает глаза Шушанны. Колышется прозрачная ткань, расцветкой в её платье, и снится, снится, снится. Тлеет, не угасая, ночь. Что-то скребётся. Шуршит. Кто это? Шушанна? Где сейчас её сестры? Одна она знает, как приготовить хачапури. Замужняя дочь – редкая гостья. Сын и подавно угрюм. Что делать, не хочется просыпаться. Не хочется думать. Сидеть. Вставать. Ничего не хочется. Спать хочется. И Абрам сквозь ресницы рассматривает щели на потолке. Чудится звонок в дверь, кому охота гостить в такой час! «Нет покоя. Приснилось» - сокрушается Абрам, прислушиваясь к интонациям Шушанны. Второй голос – странного человека. Раньше не было, теперь появляется утром. Чужой Человек – так называет его Абрам. Но не знает, как спровадить его. И, чтобы избавиться от бессилия, напрягает мышцы. Чужой Человек снова здесь. Стало быть, утро. Так и есть, шаги Чужого Человека и шарканье тапочек Шушанны: чап-шап, чап-шап, чап-шап. Жуткий сон – сморщенное подобие Шушанны. Ведь в действительности она ангел. Абрам потягивается. Залежалость в руке. Некуда деваться. Надо успеть, пока Чужой Человек не взялся за дело. Дорога от общежития до института трамваем. Лекции, занятия в лаборатории. Вечером тренировка. И, наконец, общежитие. На сковородке комок картофеля. Чай, взбодренный на примусе. И тотчас за конспекты. На часах за полночь. Устало вертятся колеса трамвая, удаляются и стучат, съезжая в откос, а им вторит эхо: чап-шап, чап-шап, чап-шап. Приближается Чужой Человек. Он в темных очках, небрит. Тенью за ним Шушанна. В углу самодовольно шевелит лапами паук. Щели на потолке, как высохшие русла. По ним слоны пробираются на водопой. - Добрый день, Абрам, - здоровается Чужой Человек. Абрам выжидает, что будет дальше. Чужой Человек достаёт из угла стул на колесах. На спинке ремни, в сиденье – отверстие. Шушанна поднимает одеяло. «Давно жарко, - думает Абрам. Он в спортивном костюме на куске полиэтилена поверх простыни. - Запах, - жалуется Шушанна, - уже пролежни. Чужой Человек подходит поближе. - Подъём, - командует он. И тащит ноги Абрама вниз, пока ступни не достанут пола. Туловище Абрама на кровати, а ноги свисают на пол. Потуги Чужого Человека забавляют Абрама, он насмешливо наблюдает за ним. - Видишь, день на дворе, - вмешивается Шушанна. Такой неугомонный Чужой Человек. Хватает Абрама за руки и тащит к себе! «Эй ты! Что себе позволяешь!» Ты кто такой? - хочет возмутиться Абрам, но пальцы его сжимаются, а тело ползет вверх, вверх, пока не удаётся сесть. - Ну вот, - отдувается Чужой Человек. «Лифт поломался, - понимает Абрам, недоумевая, - когда успели установить?» Силится и не может вспомнить. Потому что не хватает воздуха. Как под водой. Трудно дышать, если бы не предчувствие. Будто, светлеет, светлеет. Конечно! Сегодня соседка Шушанна Чхеидзе становится его женой, Шушанной Бениашвили. Сигналит разукрашенная лентами «Победа». Родственники, гости, цветы. Частит вспышками фотоаппарата фотограф из железнодорожного ателье. Рождение семьи скрепляют подписями молодожёны, их свидетели и родственница невесты Земфира Лордкипанидзе-Енгибарян. Земфира в торжественном бирюзовом платье и по долгу службы выражает согласие государственной администрации на брак. Торжественно звучит патефонное соло. Потом идут узкими улицами грузинского городка. Сюда получил назначение Абрам Бениашвили. Посещают краеведческий музей. Едят мороженное в вафельных стаканчиках. Фотографируются у памятника видным революционерам. И ужинают. В зале железнодорожного ресторана прохладно и пусто. Со стен таращат глаза перламутровые строители коммунизма. Две официантки гармонично обслуживают стол. Под купол взлетает звон посуды и улетучивается дым папирос. И тосты прерываются на время, пока не перестанет дрожать здание вокзала. Пока не стихнет стук колёс железнодорожных составов. Все дальше и дальше, тише и тише, и уж едва-едва слышно блуждающее: чап-шап, чап-шап… …Чап-шап…Это возвращается Чужой Человек, и Шушанна за ним по пятам. «Как тут с ума не сойти» - думает Абрам. Темнеет. Это Чужой Человек в дверном проёме заслоняет свет. И смотрит Абраму в лицо. - Отдохнул, отец? - спрашивает он, но Абрам отмалчивается, не зная, чего ждать. И удивляется: «Какой я тебе отец? А ты мне сын?» Шушанна тает в умилении: - Да, да, родной, ты отдохнул, теперь можешь помыться. А я разогрею завтрак. Суп будешь кушать, чай пить. Снова отдыхать будешь. Она уходит, но возвращается. Чужой Человек стаскивает с Абрама носки. Снимает с Абрама кофту и майку. Абрам объясняет себе: «Это доктор, будет меня смотреть». Тушей бизона розовеет его тело. Чужой Человек качает головой. - Каждый раз поражаюсь, - говорит он Шушанне, - такой сильный. Такое чистое тело. - Правда. Правда. У нас в роду сильные мужчины, - утирает короткие слезы Шушанна. Абрам вслушивается и огорчается, что она плачет. Значит, доктор сказал Шушанне неосторожное слово. И укоризненно смотрит на доктора. Но доктор этого не замечает. Он просовывает руки под мышки Абраму и силится поднять грузное тело. - Вставай, - кряхтит он. Абрам, стараясь натужиться, встаёт. Чужой Человек, доктор, снимает с Абрама штаны, запачканный памперс, сажает на стул с отверстием, приторачивает ремнями. Абраму становится неловко. Он никогда не замечал, чтобы врачи так обходились с пациентами. И он стыдливо сидит в кресле обнаженный и связанный. Что за нелепый сон! Да ещё этот Чужой Человек потуже затягивает ремни! Возмущение вскипает в груди Абрама. Что творится! «Как смеешь! Ты! Бандит!» - кричит Абрам, но вместо крика получается клёкот. Он пытается поднять руки, защититься. Рука, перехваченная ремнём, сгибается в локте, пальцы скребут в воздухе что-то липкое. - Успокойся, милый, - увещевает Шушанна, - не сердись, он тебе плохо не делает. И, оглядываясь, семенит впереди стула. Чужой человек, с трудом поворачивая в проходах, толкает стул впереди себя, в ванную комнату. Абрам сконфужен: возбужденность проходит, но страх не вернуться мешает дышать. И он теряется, бежит куда-то наружу, где простор и ветер. Откуда доносятся звуки. Они ближе и громче. Уж и слышны явно. И увлекают его обратно, обратно – в себя. Конец злым кошмарам: настенные часы бьют пробуждение. Абрам возвращается с чувством радостного беспокойства. Его сознание медлит. И он, напрягая внимание, вспоминает последние события. Ведь как ждал первенцем сына, а сначала появляется дочь. Что поделаешь. Надо молиться, Бог слышит! И вершит! Со вчерашнего дня Абрам – дважды отец. Спустя три года вознаграждены надежды. У него и Шушанны сын! Великое вознаграждение – получить в жизни то, чего в ней особенно недоставало. И Абрам спешит в больницу повидать сына. Навстречу октябрьский ветер высекает слёзы из глаз. От горизонта до горизонта хлещет ливень. Палата Шушанны высоко, на третьем этаже больницы. Абрам стоит под дождём, пытаясь разглядеть маленькую чёрно-лысую головку. Шушанна умудряется выбросить в форточку записку: «Знаешь, Он похож на всех. На тебя, на деда, на прадеда». Абрам возвращается в тишину квартиры. Не дальше кресла. И засыпает. Странствующий дождь стучит в окна то реже, то дробнее: кап-кап, кап-кап, чап-шап… чап-шап… Чап-шап… Это шаги Чужого Человека и шаги Шушанны. Будто дождь барабанит через дыры в крыше. Бесконечно и всюду. Во всем мире. Даже в квартире. Абрам чувствует, как льётся на голову, мокнут плечи, спина, грудь. Открывает глаза. Над ним Чужой Человек. - Если что – сделаю попрохладней, - говорит он. И намыливает мочалку. Трёт ею бритую голову, лицо, уши, шею, одну за другой руки и туловище Абрама. Осторожно достаёт слизь из уголков его глаз. Потом садится на корточки, моет ягодицы, между ними и остальные места. Ему в лицо летят брызги, и он снимает их внешней стороной ладони. Абрам вместе со стеснением испытывает удовольствие, разбавленное благодарностью к Чужому Человеку. Он не помнит, когда последний раз мылся – давно, ему кажется. Чужой Человек выключает воду. Снимает с крючка полотенце, промокает лицо Абрама. Затем приоткрывает дверь, вытирает тело и увозит Абрама в спальню. - Посмотри, дорогой, ему легче, - улыбается Шушанна. - Похоже, он доволен, - соглашается Чужой Человек, останавливая стул у кровати. Надев Абраму носки, вновь поднимает его на ноги, затем разворачивает и усаживает на кровать. Шушанна подходит и вдвоем они внимательно рассматривают тело Абрама. - Надо присыпать это, и это, - показывает Шушанна сиреневые и сине-розовые пятна на коже. От талька пятна бледнеют, теряют контуры. Чужой Человек одевает Абрама. Абрам внимательно следит и старается понять, в каком родстве ему этот человек. Но не может догадаться и отводит взгляд. Чужой Человек выкатывает из-за тумбы коляску с никелированными поверхностями и усаживает в неё Абрама. На макушке Абрама кипа, а его умиротворенная душа, присутствуя здесь, одновременно витает где-то далеко и долго. И возвращается, когда видения отступают и растворяются в очертаниях спальни. Спит Шушанна, слышится рядом её дыхание. Пусть спит, а ему пора начинать новый день. Утро Абрам встречает в плацкартном вагоне. Компания в соседнем купе под струнный бой гитары умерщвляет водочные бутылки. Твердит куплеты хриплый бас, высоко утюжит сопрано. Они же начинают выводить припев: «Мы попортим ихни кукурузки. Будут знать, как Штаты обгонять. Сэр Антони, как это по-русски?...» И конец припева с мощью и жаром вулкана выдыхает аудитория. И тогда под чугунной отрешённостью туч, посреди снежной обезглавленности равнины и короче, чем приговор трибунала, лупит в стены вагона увесистая русская брань: «Ё-о-о… вашу мать!» Ветер странствий. Вагон мчится по колее протяжённостью в жизнь. Между перегонами в десятки прожитых лет – остановки, узловые станции и полустанки, вокзалы. Странствующих встречают начальники. Абрам издали узнаёт эпохальные фигуры исполинов – Отца народов, Генералиссимуса, Генерального Секретаря, Президента. От станции к станции Абрам Бениашвили тучнеет, опасно приобретая в достоинстве. Выходит, и идёт по перрону. Бывалым предпринимателем, директором и всесильным владельцем универсама. Супермаркета, «Супер-Бена», как его называют в городе. В этом магазине всегда всё было и всегда всё есть. Во времена дефицита, перестройки, демократии и независимости. Поэтому отцы города и удальцы бизнесмены не признают застолье без Абрама Бениашвили. Но Абрам больше любит неприметные вечера, поздний ужин с женой, детьми и внуками. Заварен и выпит чайник чая. Расцветают пожелания спокойной ночи. И все расходятся по комнатам «распашонки», просторной пятикомнатной квартиры. Абрам остается один. И дремлет у телевизора. Когда пройдут последние новости и исчезнет изображение, телевизор просигналит: к-а-а-п, к-а-а-п, к-а-а-п…ч-а-а-п, ш-а-а-п, чап-шап… Чап-шап… Этот Чужой Человек – ни доктор, ни родственник. Неизвестно кто. Шушанна улыбается ему, как сыну. Он вывозит Абрама на коляске в многоголосие мира сквозь бьющий из окна свет. Приближает к широко раздвинутым рамам. Снаружи, внизу бурлит бестолковая жизнь. Пока Абрам наблюдает, Шушанна ставит на стол, на свадебную скатерть тарелку с супом. Чужой Человек, вдыхая запах мяса, крошит в тарелку хлеб. Повязывает на шее Абрама полотенце, подносит к его рту ложку супа. Губы Абрама дрожат, приоткрываясь. Мокреют веки. Видит ли Чужой Человек, чувствует ли, но краем полотенца промокает глаза. Промокает открытый рот Абрама. Стекающую мимо рта струйку бульона, встречающую на подбородке пропущенную слезу. Ест Абрам Бениашвили свой горький хлеб и видит под чужим безоблачным небом, под сердитым солнцем незнакомую улицу. Толпы людей. Непривычные машины и здания. Слышит чужую гортанную речь. Не может прочесть надписи на чужом языке. Ощущает нестерпимый зной чужбины. «Что с нами случилось, когда всё это кончится?» - с тоской думает он. Душу его гложет тошнотворный приступ тревоги. Теснит дыхание. Среди скорбного воя надрывные рыдания. Абрам ощущает себя песчинкой. Смерч швыряет его из пучины в пучину. Не позволяет жить. Не даёт умереть. И Абрам беспомощно смотрит в глаза Чужому Человеку. Но Чужой Человек безмятежно поит его чаем и улыбается ободряющей улыбкой. Шушанна вдохновенно хлопочет, не теряя в заботах надежд. Поэтому слабеет приступ тревоги. Не стучит в виски гневным прибоем. Едва волнуема гладь бытия, почти недвижима. Погружается в её волны сознание Абрама. Видится ему, будто бы Чужой Человек подталкивает коляску в спальную комнату, затем укладывает его, Абрама, в постель, перестеленную Шушанной. Абрам пытается, но не может заснуть. Пузатый паук покидает насиженный угол, чтобы сплести свою паутину из чёрных щелей на потолке. Услужливый проводник в вагоне разносит странствующим чай. Чап-шап, чап-шап, чап-шап... идёт Чужой Человек, за ним Шушанна. Просыпается Абрам с привкусом горечи. В уставшем мозгу нагромождения из обломков сна: ветер странствий, чужая страна, пустыня, зной. Он спускает тяжёлые ступни на ворсистый ковёр, ищет ногами обувь и из спальной идёт в кухню на запах горячего хлеба. Минуя комнату, в которую выходят двери остальных комнат. Там видят сны родные ему миры, отражение и продолжение его жизни. На дальних подступах к горизонту крадётся рассвет. В кухне Абрам достаёт из холодильника бутылку воды и с нею идёт в гостиную. Хрустально загорается шестиглавая люстра, торжественно окрасив обои, мебель, ковры и книги. Над журнальным столиком в чёрных рамках фронтовая фотография отца и последний портрет матери. Абрам отпивает из стакана – шипят и колко щипают нёбо пузыри газа. Смотрят на Абрама родные глаза отца и матери. И видят, что сын их имеет внуков. Абрам хочет сесть в кресло, молодо наклоняется, но боль вонзается в его мозг раскалёной спиралью и разветвляется молнией. Бессильно поднимается к голове дрожащая рука Абрама, а вторая рука не находит опоры. На шум упавшего тела с криком бежит Шушанна. Бегут сын с женой и дочь с мужем. Они застают Абрама на полу. Под фотографиями своих родителей. Смотрит Абрам широко открытыми глазами на потолок и видит выгоревший абажур. Опускается Шушанна на колени, никнет на его грудь и навзрыд зовёт: «Абрам! Абрам!» Слезы с её глаз капают на его лицо и катятся по его щекам. Но он не отвечает ни слова: в выпученных его глазах боль, боль. Он дышит шумно, и высоко поднимается его грудь. Родные суетятся над ним, не зная – чем помочь. Пытаются напоить его водой. Массируют грудь и виски. Распахивают настежь оконные рамы. Вызывают по телефону неотложную медицинскую помощь. И звонят друзьям Абрама, влиятельным и бескорыстным. Мчит Абрама Бениашвили в городскую больницу реанимобиль. Старый приятель Абрама, главный врач Зураб Кара-задэ первым осматривает больного. Приглашает на консультацию знаменитого профессора Альберта Чиланзарова. Абрама обследуют другие специалисты. Делают анализы и проверки. И подтверждают диагноз: обширный инсульт. И профессор Альберт Чиланзаров объясняет Шушанне, что у её мужа неприятность. Честно сказать, беда. Но у него крепкий организм. Прекрасно работает каждая отдельно взятая система. Или отдельно взятый орган. Любому понятно, что происходит с Абрамом. Как говорится, несчастный случай. Скорее всего, у Абрама потрясение, поэтому у него кровоизлияние в мозг. Естественно, ничего не потеряно. Предстоит упорное лечение. Будем надеяться, что наш дорогой Абрам обязательно справится с болезнью. В лучшую одноместную палату помещают Абрама. Оснащённую умными медицинскими приборами. С дистанционно управляемым телевизором под потолком. На белоснежные простыни. Завтрак, обед и ужин приносят к его постели молоденькие санитарки. Его кормят из ложечки Шушанна, сын с женой, дочь с мужем. И даже дальняя родственница Шушанны Земфира Лордкипанидзе-Енгибарян. Родственники дежурят у постели Абрама. Абрам всем рад. Но всё-таки кого-то недостаёт. Время от времени в его памяти возникают знакомые лица. Лишь к одному из них ожиданием чуда постоянно тянется его душа. Абрам ждёт. В одну из ночей просыпается, протестует аппарат у постели больного. На экране с тревожным писком пульсирует зелёная точка, оставляя следы исчезающих петель. Сын выскакивает в коридор. Прибегает медсестра. Вместе со светом из ординаторской комнаты в палату влетает дежурный врач. Бросает взгляд на прибор, на Абрама, щупает пульс. «В реанимацию!» - кричит он. Появляется кровать на колесах, в неё перекладывают Абрама и, прижимая к его лицу кислородную маску, гонят кровать к лифту. Сын бежит рядом, но его не пускают в лифт. На миг оживает ослепительное солнце. Абрам открывает глаза, в ярком свете видит склонившиеся над ним лица – Зураба Кара-Задэ, профессора Альберта Чиланзарова, медсестер и чьи-то ещё лица. Он ищет и не может найти среди них Единственного, кто мог бы спасти. Потом в неистовом переполохе переворачивается помещение. Тускнеет солнце. Меркнут белые стены. Исчезает свет. Становится неимоверно темно. И слышит издалека Абрам отчетливо и непонятно: - Асфиксия… Массаж… Фибрилятор… Теряем… Могучее дыхание подхватывает его и уносит. И летит, летит Душа Абрама Бениашивили мимо звезд и тысячелетий в неизвестность. И бесстрашно звучит в бесконечности музыка походного марша. Кувыркаются рядом крылатые протуберанцы. И нет конца одиночеству. Но вот в чёрном бездонье вместо горизонта поднимается радуга, и в её цветном полукружье долгожданное чудо: силуэт Чужого Человека. Он впервые прощается с Абрамом, останавливая траурную мелодию. И, когда она вдруг стихает, Абрам чувствует, как чья-то проникновенность бережно пеленает его, ощущает ласковые прикосновения сильных ладоней. И он, только что доставленный домой из родильного отделения больницы, просыпается, блаженно рассматривает обстановку родного дома и видит склонившееся над ним молодое лицо отца, узнает его, слышит нежный голос, заглядывает в лучистые глаза и хрупко улыбается ему блуждающей младенческой улыбкой. |
||
| Категория: Рассказы | Автор: Аркадий Маргулис | нравится 0 Дата: 05:01:2013 |