Зараза
|
Валентина жила в городе давно, еще до перестройки переехала из далекой глухой деревеньки. Закончила школу, да и определилась с подругами на портных. Мать особо не задерживала. Чего, - говорит, - тут «странить», в умирающем лесопункте. Перспективы никакой, лесосплав в поселке закрыли, и все, кто помоложе и другие семьи подались искать лучших мест. С Валентиной поехала еще и Анюта, девка красивая, но бесшабашная и пустая, как говаривала мать Валентины. Ну, да хоть за компанию веселей. Вот уж прошло с той поры, почитай, десять годков. Женщина, встревоженная, сидела на кухне, в своей маленькой хрущевке и читала письмо, которое получила только что от матери из деревни. Слезы невольно выкатывались из ее набухших и покрасневших глаз. Подбежал пятилетний сынишка Сашка и стал дергать мать за подол. - Отстань, зараза, надоел. – Она с силой шарнула тряпкой парнишке по заднице. Тот, вытянув губу, убежал в комнату и залез под кровать. Валентина хотела выйти после декретного на работу, да льнозавод закрыли из-за финансовой несостоятельности, н сидела она безработная дома, перебиваясь небольшими приработками - вязанием и плетением кружев. Мужик ее Пашка, которого она в глаза называла «ханыга» или «зараза», денег приносил мало, задерживали с выплатой на заводе, где он работал слесарем. Слаб он был на горло, любил иногда приложиться, и это выливалось в долгие запои. Сколько Валентина долбила его, где бы подзаработать, захалтурить, да слишком нетороват был ее суженый. Одно дело, хоть старую комнатку дали, со слезами сама Валентина вымолила через руководство мужа, жить-то негде было. «А руки-то у Пашки «золотые», - хвалил начальник. Другому бы не дал, а Валентина-то знала, сколько Пашка под его личной машиной провалялся - ремонтировал, а все за так. - Слесари - не слесари, один черт от тебя толку-то нет, - ругала Валентина своего благоверного. – Тюфяк, одно слово, куда уж в бизнесмены, не соврать ведь толком. Пашка даже боялся, но все же в душе считал, что ругает его Валентина справедливо, работать заставляет, а то бы спился. Любил он жену, жалел крепко, помогал чем мог, не чурался домашней работы. Бывало и пол вымоет, и пеленки стирывал. Иной раэ Валентина добрела к нему, думала: «Вот наломается мужик на работе, а зарплаты шиш с маслом». В таких случаях она вспоминала свою подругу Анюту, которая не унывает, уж с десятым ухажером живет и все не в нужде. Смазливая, вот и цепляются к ней не пустые мужики. Иной раз забежит то в новой куртке, то еще в чем и вот тараторит про своих «кобелей». Поучала и Валентину, как жить по-новому. Валентина завидовала, конечно, беззаботности подруги. Но сама знала, что не по ней все это, не сможет она так. За раздумьями не заметила, как пришел с работы муж. - Чего ревешь? Сашка что ли заболел? — Пашка в замаслянной куртке как-то неуверенно подошел к жене. - Мать вот пишет, Полинка, сестра моя, повесилась. - Валентина зарыдала еще сильней, с причитаниями. Пашка вздрогнул, нагнулся и взял из рук жены письмо, стал читать. - Чего там зеньки-то вылупил, ведь не разберешь. - Валентина выхватила письмо. - Билась, бедная, все одна, да одна с троими-то. Ни денег и пожрать нечего от паразита ее - алкаша, правильно и замерз, Господь видит! За его бы заразу хоть копейку платили. Вот мужики - сволочи! — И в сердцах Валентина стукнула Пашку по голове своим маленьким пухлым кулачком. Пашка сел рядом и не знал, как успокоить жену, что сказать. - Похороны, какие сейчас похороны, коли письмо более недели шло, да и ехать-то на что? денег-то давно принашивал? За душой ведь ни копейки, - стонала Валентина. - Может, через Аньку, машину какую? - Пашка боязливо положил руку на плечо жены. - Ты что? Совсем обалдел! Чем я потом отдавать-то буду? Как она, «натурой»? — Пашка сник. - Теперь вот и думай, куда ихнего старшего Ваньку пристроить. Ему уж двенадцать годков. - Валентина вытерла подолом красные от слез глаза, - То ли учиться куда, то ли? Ума не приложу! - В каком он классе-то? — попытался спросить Пашка. - В каком, в каком? Уж два года не учился нигде, не на что было. - Глубоко вэдохнув, Валентина встала к плите, хотела выключить газ, да ноги не держали, опять села. - А и бабка старая, что ей с двумя-то погодками, только бы в детдом оформить. Пенсия у нее никакая, хоть и «горбатила» всю жизнь в колхозе. Вот те и жизнь! Пашка поднялся. - Погоди реветь-то, пусть едет, может, пристрою его слесарем, хоть учеником, мастер всяко возьмет! - Куда, куда возьмет? — Валентина закричала сквозь слезы.- Ему ведь, зараза, учиться еще надо, да и кормить его не все равно, а тебе и самому-то денег не платят. - Может через собес? — Пашка прижался к жене.- Там, слыхал, помогают. - По башке бы тебе, помогают! Там эдаких и своих хватает. — Валентина снова «упала» на стул и запричитала. Пашка молчал, курил. Маленький Сашка хныкал в углу комнаты. - Уйми! Не вишь, надрывается, нервов и так нет! — взревела Валентина. Пашка замял папироску и пошел в комнату. - Пойдем, слышишь матка звереет. Сашка, опустив голову, поплелся за отцом. На улице пахло сыростью. Лето еще не кончилось, но чувствовалась тяжелая прохлада, тянувшаяся откуда-то сверху, из надвигающейся темноты. Пашка поежился и пожалел, что не накинул пиджак. Мысли его бродили, и он сам не находил на них ясного ответа. - Папка, есть хочу, хлеба, - канючил Сашка. - Да погоди ты! Вишь чо деется! Сашка не понимал, у него сосало, и он продолжал стонать. - Тьфу ты, напасть! Иди к матери. — Пашка довел сына до квартиры. - Я сейчас, мигом, - бросил он в дверь. Сжав голову в плечи, Пашка мелкими шажками потрусил в дом напротив, где в окне третьего этажа горел свет у Леньки-стрекача. Может, чего подсоветует, - вертелась у Пашки в голове. — Не зря же его так прозвали, на одном месте не рабатывал, все к деньгам тянулся. Открыл дверь Ленька — длинный и тощий, в старом немыслимо вытянутом трико, небритый, с сигаретой в зубах. Постоянной бабы у Леньки не было — по причине его беспутства и неуживчивости. Это ему было на руку. Хвалился, одна тягомотина — эти бабы, а тут, что хочу, свобода. Как бывало, затравит очередную присказку, так мужики, держась за животы, падают. Так и говорили ему, стрекочешь ты, Леха, что кузнечик. Болтал, болтал, но до денег был хваток. Где, какая халтура — он тут. И Пашка не ошибся. - Заходь. С бабой зацепился? — Леха сощурил левый глаз и пустил струйку дыма. - Да, дребежжит. Сестра, вишь, у нее того, - и Пашка показал на горло. — детишки остались, жалко. Леха присвистнул. - Проблема. Ну, ты, давай в кухню и подтолкнул Пашку. Давно не крашенный пол, обшарпанные стены, облезлый потолок делали безмебельную квартиру убогой. Пашка сел на единственный стул, Леха присел у стола на корточки. - Ты где сейчас робишь? Или в отвале? — Пашка положил руки на стол, скрестил пальцы. - Не, дело есть, железки таскаю цветные, в приемник на Заречной. Слыхал? Пашка мотнул головой. - От вас как ушел с завода, свет жизненный увидел, опять же деньжата кой-какие. — Леха показал на руках. - Возьми захалтурить. Бабе вишь очень нужно деньжат, - Пашка вздохнул и добавил, — на похороны. Леха пускал клубами сигаретный дым. Закурил и Пашка. - Во! Седня с братаном одним собираемся на дело. Кабелек один присмотрели, алюминька, тяжелый — поможешь. А утром сдадим и долю получишь. Леха многозначительно посмотрел на Пашку. - Не тоскуй, хватит, он дорогой! — помолчал и добавил: Ты не трусь! Все надежно. Чего-то на стройке было подключено, а уж давно все там рухнуло, не строят, растаскивают потихоньку, а кабелек толстый, порубим, «шкуру снимем» и делов-то. — Леха улыбнулся, обнажив беззубый рот. - За ночь управимся. Пашке вдруг захотелось домой. Он вспомнил, что после работы еще и не едал. Его грызли сомнения, да деваться было некуда, деньги были нужны. - Лады! — Он встал. - Пойду, перехвачу чего, сосет, - и показал на живот, - не жравши с утра. - Давай, к десяти подходи. Возьми голики, а то руки позацепляешь. Сашка уже сопел на кровати. Валентина по-прежнему сидела на кухне с заревленными глазами и с письмом в руках. На столе стояла большая черная сковородка с недоеденной жареной картошкой. - Где тебя черт носит? Садись, вон скобли. - Она пододвинула сковородку на край стола. - Ходил, слышь, к Лехе-стрекачу, халтура есть. - Пашка смотрел на жену и усердно двигал желваками. Помочь ему нужно, типа подработать. - Иди, свистуля! Прохвост твой стрекач, обманет тебя, простофилю. - Валентина выпучила свои змеиные глазки, и от этого Пашка чуть не захлебнулся, закашлялся. - Сказывал, деньги утром. Вроде не врет. Запив водой съеденное, Пашка стал собираться, надел потертую брезентуху, сунул в карманы старые рукавицы. Хотел обнять жену, но та рявкнула на него и вдогонку добавила: «Не простофилься, да смотри, не нажирайся!». У Лехи уже сидел неопределенного возраста, щуплый и на вид глуповатый мужичонка. На нем была черная фуфайка в мелких дырах, из которых торчала белая вата. - Знакомься, - указал рукой Леха. - Петька, - женским голосом пропищал незнакомец. Пашка протянул руку и пожал холодные тощие пальцы, которые тот сунул ему. Пашку взяло сомнение. Подумал, какой-то бомжара. Леха поймал его взгляд. - Да ты не сумневайся, это ведь Петька и место нашел. Спец в этих делах. Мужичонка опять хихикнул. Шли молча какими-то дворами, закоулками. Маленький Петька в длинной фуфайке пояснил, что так короче. Леха нес топор, а Пашке подал заготовленные заранее два длинных ножа-тесака — срезать “шкуру с кабеля”. Пока шли, Пашка несколько раз упал, весь вымазался в грязи, несколько раз перематерился, ругая себя и непутевую жизнь. - Пришли, - вдруг засуетился Петька. - Охрана есть? — спросил Пашка. - Ты чо? Все ж брошено. - Петька замахал руками, указывая на стройплощадку. Кабель был толстый, и Леха торжествовал потирая ладони. Он поднял большой палец и показал Пашке — Во, много алюминия. Яркие звезды и луна хорошо освещали темную площадку, заваленную кирпичом, обломками бетонных плит, досками и еще черт знает чем. То ли от холода, то ли от боязни у Пашки бегали по спине мурашки. Подбежал мужичонка и затараторил “Все разведал. Пошли, там будем отрубать, он концом заведен в будку, а та на замке”. Пашка усомнился: «А вдруг под напругой? Жахнет, костей не соберем». - Не! — пропищал Петька, - что тут питать-то? А так бы, конечно, сторожа оставили. Пашка, подумав, решил, что, действительно, если б нужно было, то охраняли бы. Леха задымил и, протянув пачку «Примы» Пашке, добавил: - Рубить-то будем топором, ручка деревянная, ток не проводит. «Специалисты, едри-мать,— выругался про себя Пашка. - Втянули в авантюру». Посовещавшись, решили, что рубить будет Леха, у него уже был кой-какой опыт в этих делах. Определили место перерубания, подложили доску. Искры посыпались во все стороны. Петька от испуга аж присел. Пашка простонал — кабель-то деловой был. - Все! - Леха отбросил почерневший топор и крепким матом покрыл всех и вся. - Че, все? А с той стороны? — И Петька указал на другой конец кабеля. - Тока нет, теперь отсюда кусками порубим. – Его черная тень покатилась вдоль куч мусора, которым был завален кабель. Леха взмок и, затянувшись сигаретой, присел на кирпичи. - Во гад! — Он показал в сторону мужичонки. — А говорил без напруги! Чуть жизни не лишил. — Из темноты подскочила Петькина тень. — На пятнадцать кусков порубим, метра по три, а там кусками утащим. - Руби сам! — Леха покрутил рукой у виска. — Топор вон там за плитой. Петька послушался. - Давай подержу конец-то. — Пашка решил помочь незнакомцу положить кабель на доску, чтоб легче рубить. Первый страх прошел, и он теперь думал только о конце этой дурацкой затеи, ругая себя, за то, что связался. Сам взял левой рукой за конец кабеля, чтобы переложить его на доску. От удара током его отбросило. Пашка даже не успел сообразить, что с ним случилось. Его сознание отключилось и он уже не слышал, как рыдал Леха и не видел, как со злости тот разбил до крови кулаком Петьке нос, а потом сам сбегал в соседнюю контору к сторожу и вызвал скорую. Вперед приехала милиция, а следом «03». Допросив Леху и Петьку, следователь дал указание, и их обоих, загрузив в «уазик», увезли в отделение. Бездыханное Пашкино тело медики так и не смогли вернуть к жизни. На его застывшее лицо, выражавшее удивление, нельзя было смотреть без сожаления. Он не слышал, как пожилая женщина в белом халате сказала: «Какой еще молодой!», а другая, помоложе, добавила: «Сам виноват, все бы им воровать да пропивать, заразам, а семья-дети, поди, страдают». Через пол часа на стройке уже никого не было. Только печальный свет ярко-желтой и холодной луны освещал этот кажущийся пустым и безмолвным мир человеческих судеб. |
||
| Категория: Рассказы | Автор: Андрей Котов | нравится 0 Дата: 01:10:2012 |