Стояла неожиданно ранняя для севера весна.
Серега щурясь глазами медленно слез со ступенек вагона на перроне своего вокзала. Родной дом, свежий воздух волновали, сильно щемило сердце.
Прохладный, еще не прогретый ветерок шевелил его темные, вьющиеся волосы. Он пытался пригладить их левой рукой, но волосы не слушались. Где-то в кустах звонко чирикали шустрые воробьи, прыгая по сухим веткам.
Яркое, казалось, очень огромное солнце своими лучами слепило. То ли от этого, то ли от ветра, его много видевшие, усталые глаза слезились.
Поезд, на котором приехал Серега, дернулся и медленно покатился, монотонно постукивая колесами о рельсы.
- Иди, милой, иди, ждут дома, ждут! - услышал он удаляющийся за спиной голос проводницы, с которой познакомился в дороге.
В ушах еще долго стоял удаляющийся шум, разные мысли путались в голове. Во рту пересохло, хотелось курить. Сигареты у него были, но он ими не накуривался, уже давно привык там к травке. Она снимала и душевную боль, и усталость, и было легко-легко.
- Какой черный дядя! - услышал Серега детский голос.
- Не черный, а загорелый. - Молодая женщина тащила за руку маленькую девочку, крутившую головой.
«Загорелый», - вертелось в голове у Сереги. После зимы, а уже загорелый. Он поискал глазами скамейку. Прихрамывая, пошел, опираясь левой рукой на самодельную, отполированную до блеска деревянную клюшку.
Ждут ли? Чиркнув зажигалкой, закурил. Прошла уже шестая зима, как его не было тут. Он сначала подумал: дома, на родине, но вспомнил, что и там осталась его родина, и там он заново родился. Серега гладил рукоятку клюшки в виде головы льва, заботливо выточенную дедом Хасаном из кости.
Докурив, он направился по когда-то знакомой улице в город. Вместо правой руки до локтя и левой ноги до колена у него были хорошо подогнанные протезы, которые особенно не выделялись. Прохожие иногда оглядывались на смуглого парня в костюме защитного цвета с палочкой в руке и небольшим рюкзаком за спиной. Правая половина его лица была, когда - то сильно изорвана осколком, и от этого кожа на ней была бугристой, местами с розовыми оттенками от заживших шрамов.
Никто не узнает, - решил про себя Серега. - А когда-то было много друзей, знакомых, обязательно с кем-нибудь здоровался.
Он шел по родным улицам маленького карельского городка, затерявшегося в лесном озерном краю, где окончил школу, дружил, любил и даже чуть было не женился на веселой и красивой девчонке из параллельного класса, которая во многом понимала его.
Серега помнил ее имя, помнил ее озорную, беззаботную, очень добрую и красивую, но сейчас он старался отдалить от себя нахлынувшие воспоминания, не теребить и без того исстрадавшуюся душу. Его мать ее тоже любила, надеялась, что дождется сына из армии, и как люди... А он знал, что там, в Афганистане убивают, но не думал, что придется и самому. Часто вспоминал те несколько писем, которые успел получить из дома и от нее – любимой девушки.
- Береги себя, Сереженька, не переживай, -писала мать.
Конечно, он не рассказывал, что стреляют, что страшно и хочется домой. Сейчас ему вдруг вспомнился дед Хасан, его морщинистое усталое лицо, маленькие, почти бесцветные - выгоревшие от солнца глаза и сухие руки. Он вспомнил минуты прощания и слезы, которых никогда раньше не видел на щеках деда.
Серега шел по центральной площади городка и не все узнавал. Почему-то не было памятника Ленину, возле него всегда принимали в пионеры и в комсомол. От этого площадь, казалось, какой – то пустой, сжатой серыми пятиэтажками, и теперь по ней, когда-то пешеходной, ездили автомобили.
Сколько лет не писал. В посольстве, откуда его переправляли домой, сказали, что в списках розыска Союза ветеранов он числился, как пропавший без вести во время боевых действий.
- Тебе, парень, просто повезло, что тебя нашли, - сказал один из представителей. - Забрался в горный аул и сидишь там. Редкий случай, что одна из автомашин с сотрудниками миссии ООН сломалась на горном перевале.
Серега помнил, как дед Хасан привел в аул за водой человека в камуфляжной форме, знавшего русский. Уже через несколько дней за ним приехали, чтобы забрать совсем. Как он прожил эти дни, эти ночи? В мысленных мучениях, терзаниях души. Много курил, забывался, снова курил. Наркотик действовал облегчающее и он успокаивался, свыкся, сжился с этим миром, с верой и с Аллахом, наконец, поскольку большую часть своей сознательной жизни он прожил там. Его бы убили тогда, сразу после тяжелого боя, но не нашли, да и что он из себя представлял. Без руки, без ноги, весь в крови, потерявший сознание валялся в расщелине скалы. Нашел его случайно старик-пастух из высокогорного аула. Услышал стон и вытащил, приволок к себе в пастушью хижину. «Духов» уже успели загнать за перевал и войска спустились в равнину. Потом, позже Серега понял, что выхаживал его старик долго — несколько месяцев своими знахарскими методами, лечебными травами. А когда вернулись силы, была мысль выбраться на равнину, чтобы бежать, да только куда такому инвалиду. Ноги нет по колено, руки почти по локоть, да и свои уже ушли далеко. С горы самому не спуститься, слишком высоко и круто, а дальше куда, до ближайшего крупного селения почти полста километров. Постепенно язык старика стал понимать, тот сам боялся своих с оружием, прятал русского солдата. Так и остался. Вначале верил: найдут, ждал, но дни уходили и уходили, и надежды на встречу с родным домом постепенно таяли.
Серега свернул на тихую, заросшую пока еще голыми деревьями улицу. Здесь, когда-то жил его друг и одноклассник Санька. К родителям не мог идти, боялся встречи, трясло.
- Санька-то уж должен узнать, - вертелось в голове. - Все детство вместе. Расспрошу о родителях и вообще...
В посольстве и потом, когда проверяли, хотели сообщить домой, но Серега уговорил, упросил не сообщать, и с ним согласились - дали соответствующее письмо в местный военкомат.
«А может, сообщили?» - вкралось сомнение – «Нет, встретили бы».
Медленно дошел, кажется, этот двор. Остановился и долго смотрел на покосившиеся невдалеке сараи. Вспомнил - «играли в детстве там с пацанами в войну». Сердце учащенно стучало и буквально выпрыгивало из груди. Из подъезда вышла незнакомая девушка. Спросил. Живут. Третий этаж. Еле поднялся, на площадке быстро несколько раз затянулся сигаретой. Дверь открыла пожилая женщина - мать Саньки. Не узнала. Санька теперь тут не живет. Пришла мысль назвать себя. Она пошатнулась и со стоном вдруг повалилась на пол. На шум выбежал Санькин отец. Наклонился к жене, потом поднял глаза и внимательно посмотрел на гостя. Обнялись. Сергей не мог сдержаться, слезы сами текли из глаз. Сидели за столом на кухне. Мать постепенно успокоилась и позвонила Саньке, попросила приехать. Накапала себе сердечных капель. Отца Саньки почему-то всего сильно трясло. Хотел выпить водки, но не смог, ушел в другую комнату. Серега выпил, слезы постепенно высохли. В доме наступила тишина, только мать всхлипывала где-то в соседней комнате.
Тягостно тянулись минуты ожидания. Вздрогнул от звука открывающихся дверей. Голос мужской, незнакомый. - «Что, случилось?».
У Сереги опять вышибло слезы. В горле запершило.
Санька зашел на кухню. Серега встал. Смотрели друг на друга долго, глаза в глаза. Поняли друг друга без слов. Обнялись крепко. Серега одной рукой. Санька потрепал волосы друга.
- Дома был?- Серега молчал.- Понятно.- Санька куда-то позвонил.
Вызвал машину. Достал два стакана. Налил из холодильника водки. Выпили залпом, без слов. Закурили. Санька молчал.
«Значит, худо дело»,- подумал Серега, - «Что-то тут не так».
Наконец Санька улыбнулся, - Молодец, что выжил! - похлопал друга по плечу.
- Слава Аллаху! Богу! — мысли путались в голове. На вопрос Саньки – «Ты здоров?» - утвердительно помотал головой.
- Поехали на наше место, к школе — Санька встал, приподнял Серегу под левую руку. Помог спуститься.
Новые улицы и дома не узнавал. Вспомнил, что школа была на берегу канала, у шлюзов.
- Угадывая мысли, Санька предупредил, - «Школа третий год новая, нашу старую деревянную сломали».
У Сереги от волнения вдруг сильно закружилась голова, мысли расплывались.
Их встретил высокий каменистый берег. Школа из белого кирпича, два этажа. Асфальтовая дорожка - спуск к каналу, к воде.
Санька слегка поддержал Серегу.
Подошли к асфальтированной площадке со скамейкой и небольшому памятнику из розового гранита в виде сердца и выбивающегося из него огня, рядом на земле уложена плита из белого мрамора с выбитыми надписями.
Сели. Молча закурили. Солнце большое, очень яркое, слепит. Санька глубоко вздохнул.
- Ты чего? - Серега перевел взгляд на надписи. Прочитал: «Бывшим ученикам... погибшим» и две фамилии. Не понял, еще не дошло до сознания. Фамилия, конечно же, - это его, Сереги фамилия. Посмотрел на Саньку. Сбежались ребята из школы, с удивлением глядят, как два дяди обнимаясь, плачут.
- Как же так? - вздрагивало вдруг ставшее беспомощным тело Сереги.
- Давно, уже пять лет, Сережа. - Санька сбивает пепел с сигареты, быстро смахивает с глаз накатившиеся слезинки.
- Прости!
Сереге почему-то вдруг стало плохо. Воздуха не хватало. Задыхался. По просьбе Саньки мальчишки бегом принесли стакан воды.
- Мама жива? - вырвалось у Сереги, он мутными глазами взглянул на каменные силуэты памятника.
- Да, мать еще работает, отец плох. Сильно переживает. Искал тебя, писал везде. - Санька положил руку на плечо друга, - Все будет нормально! Главное ты живой!
- Не могу я так, понимаешь! Кому я такой нужен? Лучше бы там умереть.
- Да ты что! - Санька потряс Серегу. - Перестань! Крепись, мужик же! Теперь тебе только жить и жить. Сын ведь у тебя, знаешь хоть?
- Ты что? Как сын!
Санька улыбнулся.
- А ты говоришь, зачем жить! Да мы еще поживем, повоюем!
Серега оторопел.
- Откуда сын, когда? Говори!
- Да успокойся ты, наконец! - Санька встал, закурил. - Совсем, видно, там голову потерял, память отшибло! - Посмотрел на воду, по которой проплывает самоходная баржа-сухогруз.
- Серега, ты поверь, я берег ее для тебя. Ждали тебя, долго ждали. — Санька сильно занервничал. Скомкал сигарету и выбросил. - Она беременная была, от тебя. Не хотела тебе писать об этом, боялась. Думала потом. - Снова закурил. – Ты пропал, совсем пропал. Не писал, а она рыдала, жить без тебя не хотела. Еле отводились. Мать твоя помогла. Сам знаешь, понимали они друг друга.
У Сереги пересохло в горле. Ему казалось, что это сон, что он там, в горах, забылся и спит. У него много раз так бывало, когда его успокаивал старик, давал травки, и он засыпал.
Санька присел на корточки перед Серегой и посмотрел ему в глаза.
- Ты же знаешь, я ее сильно любил. Потом была телеграмма, что ты в бою...
- Санька замолчал. - Поверь, Серега, я хотел как лучше. Она же, ей тяжело одной воспитывать. - Санька путался в словах. Сильно переживал. Нервничал.
- Мать твоя не против была. Ты же все знаешь! Все понимаешь!
Санька за грудки сильно потряс бесчувственное тело друга.
Сереге вдруг стало легко и хорошо. Он еще не знал отчего, но постепенно в его сознание входило слово «дом», «сын».
- Дай сигарету и успокойся. Я же, Санька, знаю тебя вот с таких. - И он указал на маленьких мальчишек, стоявших на берегу.
- Как зовут сына?
- В честь тебя назвали. Она сама так захотела.
- Усыновил?
- Серега с напряжением посмотрел на Саньку. В нем вдруг проснулось неведомое ранее чувство любви. К сердцу вернулось тепло и счастье.
- Он весь твой и знает тебя по фотографиям.
- Уеду я!
- Я тебе уеду! - И Санька рассмеялся.
- Теперь у тебя есть забота. Будешь растить сына и, поверь, все изменится.
- Санька крепко сжал руку Сереги.
- Ты, главное, крепись, окунись в жизнь и смотри дальше своих печалей. Ребята одноклассники почти все тут, поможем.
Легкий ветерок слегка освежал и теребил водную гладь канала. От яркости солнца и неба воздух казался густым и отдавал голубизной. Серега глубоко вздохнул, и воздух родных мест, попавший в его осиротевшее тело, разливался сердечной теплотой. Голова наполнялась свежестью. И теперь он чувствовал, что преследовавший его все эти годы страх перед жизнью, ощущение ненужности постепенно исчезают.
- А ты, а вы? Как дальше? Рушить вашу жизнь не могу!
- Серега, успокойся. Все будет в порядке. - Санька тоже нервничал.
- Я не сказал, у нас дочь. Три года уже. Хорошенькая девчушка.
У Сереги стало жечь в груди и сердце, будто сдавило тисками. На висках выступил пот.
- Давай, пойдем сейчас к нам, тут недалеко, и там все решим.
- Санька встал и подал руку. Серега чувствовал, что он не может идти, что тело не слушается его мыслей. Слишком тяжелым был для него этот день.
- Дай мне побыть одному. Успокоюсь, потом.
- Тебе нехорошо? - Санька посмотрел в его глаза. Они были мутными и печальными.
- Ладно, тогда посиди, успокойся, а я сейчас. - Оглянувшись, он улыбнулся и помахал рукой в знак приветствия. - Я скоро! - Серега услышал вскрик друга. Тот быстрыми шагами удалялся в сторону жилых домов.
Санька торопился, чувствовал, что Сереге сейчас очень плохо, и не знал, как вывести его из стресса в нормальное состояние. Для себя решил привести жену с сыном, чтобы пообщается, может тогда и сердце отойдет, легче станет. У него тоже перепутались мысли: что же будет дальше, как жена воспримет эту новость. Ему почему-то казалось, что она все еще любит Серегу, помнит его. Иной раз, когда она забывалась, особенно в первые годы совместной жизни, называла Саньку не его именем. Но почему-то на душе у Саньки было спокойно, он верил, что все будет нормально, жизнь наладится.
У подъезда с ребятами бегал маленький Сережка. Санька хотел его окликнуть, но решил потом. Задыхаясь от сильного волнения, забежал на свой этаж.
От неожиданной новости жена побледнела, выронила, что-то стеклянное из рук и медленно сползла на табурет. Долго не могла ничего сказать. Санька видел, как задрожали ее губы, и крупные слезинки покатились из глаз. Так они и сидели молча, словно застывшие на несколько минут.
- Где сын? Позови скорей! - Она вдруг резко встрепенулась и побежала в комнату, на ходу снимая фартук. Санька вскочил и кинулся на балкон, крикнул мальчонку, тот нехотя оторвался от игры с товарищами и медленно поплелся домой.
Сильно жгло где-то в груди. Серега чувствовал, что задыхается, пот лил градом по его ослабевшему телу. Попробовал закурить, но пальцы отказывались держать сигарету, руки тряслись. Он попытался встать, подойти поближе к памятнику и поправить цветы, но не смог. Рука соскользнула с клюшки, безвольно шлепнулась о скамейку.
В вышине над причалом громко кричали чайки, обдуваемые легким ветерком. Весеннее солнце жарко палило землю. Вдалеке из-за домов показались бегущие фигуры молодой женщины с развевающимися волосами и мальчишки в белой шапочке, который что-то кричал, и его детский крик перемешивался с дерзким криком чаек над водой. Но Серега его уже не слышал.
Андрей Котов
|