...В тот раз их разведгруппе удалось уйти от душманов. Они попали в ловушку, хитро расставленную врагом. И случилось это только из-за того, что один из наших ребят пошёл не по той тропе, какая была ему указана. Хотя выражение "удалось уйти" можно было применить с огромной натяжкой. Двух ребят, прикрывавших отход Серебренникова с Лёшкой на спине, убили почти сразу же - их попросту закидали гранатами. Ещё минут десять ему сэкономили Пётр Иванченко с Максимом Голубевым, удачно расположившиеся за вертикальным выступом скалы, который для "духов" оказался "мёртвым пространством".
Догнавший их Иванченко доложил ему, что Голубева убили прямым попаданием в сердце - как только они отошли от спасительной скалы.. Эх, Голубев, Голубев...
Игорь вспомнил, как они двое суток сидели с ним в одном окопе, фиксируя все передвижения душманов по долине. В тот раз Голубев поведал ему о своей семье, в которой было двенадцать человек: парализованная мать, отец-инвалид, пять сестрёнок и четверо братьев. С какой любовью он рассказывал о своих ребятах: и как они помогали друг другу учить уроки, и как носили воду из колодца, и как купали в бане родителей... Жалко было парня... Но в тот момент было не до сентиментальных воспоминаний - надо было спасать Лёшку.
И им снова не повезло. Предпоследнего своего товарища, старшину Иванченко, Серебренников похоронил час тому назад. Совершенно глупое ранение: случайная излётная пуля, выпущенная каким-то придурком с километрового расстояния, пробила Иванченко левую сонную артерию. И произошло это тогда, когда они уже практически ушли от погони. Жгут на шею наложить было невозможно, так как пуля прошла в одном сантиметре выше левой ключицы - хотя жгут на шею накладывается, если предохранить здоровую сонную артерию с противоположной стороны какой-нибудь твёрдой прокладкой (штык-нож, приклад автомата или поднятая здоровая рука). Серебренников пытался прижать пульсирующую артерию пальцем, но из этого ничего путного не вышло. Иванченко умер буквально через пять минут, так и не сказав ни единого слова... Эх, Иванченко, Иванченко...
Серебренников вспомнил, как они вместе пытались спасти его младшую дочурку Катеньку, заболевшую лейкозом... Малышке было всего шесть лет.
А какая же она была красавица: натуральные каштановые волосы, водопадиками спадавшие с её прекрасной беленькой шейки, похожей на лебединую, нежные длинные пальчики, которые всегда гладили своего любимого папу, красивые длинные ножки... А какое прекрасное славянское личико, на которое можно было смотреть, смотреть и смотреть...
Девочка умирала у Серебренникова на руках. Перед смертью Катенька тяжело приоткрыла свои прекрасные голубые глазки и, облизав сухие губы, похожие на увядающие лепестки роз, тихо спросила:
- Дядя Игорь, а вы всегда будете со мной дружить?
- Да, моя рыбонька, я никогда тебя не оставлю, - глотая слёзы, тихо произнёс Серебренников, целуя её в мягкие каштановые волосы.
Он так и не пошел на её похороны... Игорь был не в силах видеть в гробике это ангельское существо, ставшее ему таким родным и бесконечно близким.
...Теперь из шести человек их осталось только двое: он и его лучший друг Лёшка Соколовский. Если говорить серьёзно, то боеспособным оставался только он один - Лёшка был сразу же ранен в голову и уже два часа находился без сознания.
Положение становилось критическим и даже безнадёжным, так как до этого они тащили Лёшку вдвоём с Иванченко. Сам Серебренников был ранен в руку и в щёку. Два коренных зуба выбило гранатным осколком напрочь, размолотив их вдребезги - он полчаса выплёвывал изо рта костную крошку; из отверстия в щеке со свистом выходил тёплый воздух; благо хоть кровь остановилась почти сразу же.
Только мельком взглянув на Соколовского, можно было, не задумываясь, присваивать ему почётное звание: груз № 200.
...Он тащил Соколовского уже вторые сутки. Временами Лёшка начинал хрипеть, как вскипевший тульский самовар. Силы Серебренникова тоже были на исходе: пот застилал ему глаза, в лёгких не хватало воздуха, уставшие руки быстро немели, и Лёшка тут же сваливался с затёкшего плеча. На секунду остановившись передохнуть, Игорь небрежно провёл рукавом камуфляжки по горячему лицу, стараясь смахнуть со лба солёные капли пота. Он сделал пару шагов к огромному валуну и осторожно прислонил к нему Лёшку.
Приглядевшись, Игорь заметил впереди небольшую уютную поляну, покрытую сочной изумрудной травой. "Прямо-таки островок лета, - с ностальгической грустью подумал Серебренников. - Вот здесь мы с тобой, Лёха, и передохнём... Да и мне, думаю, перевязаться не помешает".
Игорь из последних сил дополз до этой поляны и осторожно стянул с себя Соколовского. Расстегнув ремень с запасными обоймами и связкой гранат, Игорь устало опустил голову на мягкую траву и закрыл глаза. Не хотелось шевелить даже пальцами.
...Он снова вспомнил родное русское поле - точно такое же, как на обложке знаменитого советского учебника "Родная речь": с синими, как небо, васильками, приветливо качающимися у кромки спелого ржаного поля, и просёлочной дорогой, змейкой уползающей к далёкому серому горизонту. Где ты теперь - русское поле?.. Далеко-далеко... Где-то за тридевять земель, в тридевятом царстве... в тридесятом государстве...
А родная мамуля сейчас наверняка не спит и смотрит их семейный альбом, украдкой от отца смахивая горькую женскую слезу... Она смотрит, как он рос, взрослел и становился настоящим мужиком. Она смотрит на родного сына, которого хотела бы видеть только счастливым и здоровым. Как она, родная, постарела за последние годы: на когда-то красивом лице обозначились неизгладимые строгие морщинки, прядь седых волос пересекла её прекрасный большой лоб, на тонкой шее стрункой натянулись дряблые продольные складки, натруженные мозолистые руки, никогда не знавшие покоя, стали покрываться плотными склеротическими венами, походка стала какой-то старческой, шаркающей... А ведь она ещё совсем молодая. Эх, мама-мамуля, я обязательно вернусь к тебе, и мы ещё с тобой поживём...
Вдруг ему показалось, что в нескольких десятках метрах от него, в заросшем кустарнике, треснула сухая ветка. Он молниеносно перевернулся на живот и притянул к себе автомат.
- Рус!.. Рус!.. Сдавайса!! Ми всо равно возмём тэбья живой!.. Ха-ха-ха-ха, - со смехом крикнули из кустарника неприятным хриплым голосом.
- Возьмёте... если сможете... герои Шипки, - прошептал Серебренников, на всякий случай отползая к заросшему мхом валуну.
Лёшку он решил пока не трогать. К тому же Соколовский лежал в высокой густой траве, и его практически не было видно. Сейчас между ним и Лёшкой было около тридцати метров. Серебренников был уверен, что в любой ситуации друга он прикрыть сумеет... пока не убьют его самого - это уж во всяком случае.
Несколько минут было тихо. "Их наверняка не больше двух, - как бы, между прочим, подумал он, раскладывая перед собой гранаты и вонзив в землю свою фирменную финку. Эта финка досталась ему в подарок от тестя…
В тот день они долго бродили по лесу, так ничего из дичи и не приметив. Тесть рассказывал Игорю популярные охотничьи байки, которые он слышал давным-давно. Неожиданно тесть застонал и, прислонившись к сосне, стал медленно оседать на землю. Игорь быстро подбежал к нему и осторожно подложил шапку под его голову.
- Игорь, - на выдохе прошептал тесть, тяжело приподнимая набрякшие веки, - я, кажется, умираю... Не перебивай меня и не пори чепухи... Береги мою дочку... Она у меня - самое большое сокровище в этой жизни... Пожалуйста, не ругайтесь... А моя внученька - это просто чудо, которое могло появиться на свет только благодаря моим неустанным молитвам... Береги их, сынок... А тебе я хочу подарить вот эту финку, которую сделал мой лучший друг... Мы с ним вместе... воевали.
После этого он бессильно опустил голову.
Серебренников тащил на себе тестя около двух километров, пока не вышел на шоссе... К счастью, остановилась первая же машина... В больнице тесть пролежал восемь суток, после чего, так и не приходя в сознание, умер от инсульта на руках любимой дочери.
...А теперь Серебренников лежит здесь, в Афгане. Он, как дикий зверь, затаился в высокой траве и ждёт того момента, когда эти двое бросятся его убивать.
Притаившись, Игорь стал ждать...
Он прекрасно знал все повадки душманов и поэтому просчитал практически все варианты. "Если они действительно хотят взять меня живым, то один из них, непременно, будет обходить меня с тыла", - только успел подумать Серебренников, как позади него, на небольшом возвышении, послышалось слабое шуршание, и мелкий каменистый песок посыпался на его куртку.
"Сейчас передний "орёл" изобразит крик и пальбу, а этот прыгнет на меня сверху", - молнией пронеслось у него в голове. Игорь схватил финку лезвием кверху и приготовился встретить ближайшего "парашютиста". Крики "Аллах акбар" и автоматные очереди, последовавшие из кустарника, не стали для него неожиданностью.
Игорь быстро перевернулся на спину, и через мгновение на него свалился второй душман. Серебренников вовремя вытянул финку вверх, и она, родная, вонзилась точно в живот "прилетевшему". "Дух" натужно захрипел и, глядя на Игоря дикими выпученными глазами, тяжело сполз в сторону, сразу же обмякнув. Единственное, что он всё-таки не успел, так это вовремя вытащить финку из живота "прилетевшего "духа". Вытащить-то он её вытащил, но поздно. И всё-таки ему удалось отвести от себя штык-нож прибежавшего на помощь душмана. Выбив сапогом автомат "духа", Серебренников сгруппировался и вскочил на ноги. Противник схватил его за рукава куртки и притянул к себе. Игорь сделал "подсечку", и они оба полетели на землю.
Этот парень оказался очень тяжёлым. "Килограммов девяносто, не меньше, - прикинул Серебренников, катаясь вместе с духом по влажной траве. - Н-н-но, ничего, ты у меня сейчас получишь за всех ребят!".
Но отдать "долг" за всех своих ребят ему так и не удалось. Игорь почувствовал, что с этим "товарищем" ему справиться будет, пожалуй, не под силу. Перед глазами опять поплыла розовая пелена, и тысячи чёрных мушек замелькали перед его угасающим взором. Тем не менее, он упорно продолжал держать "духа" за куртку. В этот момент финка выпала из его правой руки и упала куда-то в траву.
Наконец, душман вырвался из его ослабевших объятий, вскочил и, оттолкнувшись спиной от валуна, изо всех сил ударил Серебренникова обеими ногами в живот. Он попал точно в солнечное сплетение, в расслабленный живот, - в этот момент Игорь только собирался вдохнуть свежую порцию воздуха. Но даже перед смертью он не переставал шутить над собой.
- Ну, вот теперь, кажется, всё... сказал внутренний голос, - побелевшими губами пробормотал Серебренников и потерял сознание.
...Игорь очнулся и тупо уставился на треснувшее стекло своих "Командирских". Секундная стрелка продолжала монотонно описывать круг по золотистому циферблату. Судя по времени, он находился без сознания около пяти минут. "А где же душман? - с каким-то тупым безразличием подумал он и, пошатываясь, тяжело приподнялся с земли, опираясь на дрожавшие руки.
"Дух" лежал в каком-то метре от него с открытыми остекленевшими глазами, смотрящими в одну точку. У него было такое выражение лица, как будто он хотел спросить: "А что же всё-таки со мной произошло?".
- А что же с ним действительно произошло? - произнёс Игорь вслух, переворачивая "духа" на живот.
Вот теперь всё стало предельно ясно: оттолкнувшись ногами от живота Серебренникова, "орёл" упал на спину как раз в том месте, где находилась - случайно воткнувшаяся рукояткой в кочку - его коронная финка, выпавшая из ослабевших рук Игоря всего несколько минут тому назад.
Одним резким движением он выдернул финку и обтёр её о траву.
- ...Судьбааа, - глубоко вздохнув, протяжно произнёс Серебренников, удивлённо покачивая головой. Это слово он произнёс, естественно, за обоих.
Пошатываясь и спотыкаясь, он направился к тому месту, где лежал Лёшка. Соколовский лежал в той же позе, в какой его оставил Серебренников. Его дыхание было ровным и даже спокойным. "Ааа, - догадался Игорь, - это я дышу тяжело и часто". Он отдохнул на траве около часа, затем со стоном взвалил на себя Лёшку и, пошатываясь, медленно побрёл дальше...
Больше ему не встретился никто. Через несколько часов Игорь уже не шёл, а попросту передвигался на четвереньках, рывками подтягивая за собой Лёшку, бревном валяющегося на плащ-палатке. Временами Серебренников пел русские песни, вроде "Дубинушки", этим помогая себе подталкивать Лёху вперёд. Затем к нему на полдня прицепился мотив "Бродяги" - это была его любимая песня, классно исполняемая народным хором имени Пятницкого в кинофильме "Интердевочка", а потом... а потом Серебренников снова вспомнил Москву.
"Какая всё-таки прекрасная у меня столица, - подумал Игорь, в очередной раз подтягивая к себе Соколовского. - На Красной площади сейчас, наверно, гуляет народ. На моей любимой Преображенке все устремились на базар... Эх, неплохо бы сейчас там потолкаться: полузгать семечки, попить пивка, побалагурить с ребятами... Или пешком пройтись по всему Садовому кольцу... Нет, лучше проехать на метро по кольцевой линии несколько кругов и посмотреть на моих славных москвичей и гостей столицы... А может быть, лучше зайти в "Юбилейный" на проспекте Мира и купить те книги, которые давно мечтал прочитать?.. Хорошо бы посидеть на "Динамо" и посмотреть футбол, например, ЦСКА - "Динамо", а затем махнуть в Сандуны и, наконец, распарить свои старые косточки... Нет, лучше всего поехать на Кутузовский, пешком дойти до Поклонной Горы и поклониться всем российским солдатам, защищавшим мою прекрасную родину... А на обратном пути постоять у могилы Неизвестного Солдата и вспомнить моих погибших ребят...
Да, хорошо, чёрт возьми... Но пока необходимо просто дойти до своих и донести живым этого разгильдяя, который болтается у меня за спиной... А ведь я его всё-таки люблю, этого скотобазу-Лёху! И наверняка не меньше, чем родного брата... Лишь бы он остался жив, а уж там мы с ним разберёмся и пройдёмся повсюду".
...К своим он выполз на следующее утро.
Уже вторые сутки Серебренников тащил на себе Лёху. Тот до сих пор был без сознания. Перед затуманенным взором Игоря появилась лагерная палатка и молоденький часовой, прохаживающийся за линией наших укреплений. Он осторожно опустил Лёшку на землю, взмахнул ослабевшими руками и попытался закричать. Но у него ничего не вышло, и вместо крика из глотки вырвался только продолжительный хрипящий свист. По грязным небритым щекам катились крупные слёзы радости. Его сердце колотилось так, что он невольно схватился за грудь, боясь, как бы оно не выскочило наружу...
Мы дошли, Лёха! Ты это понимаешь?.. Мы дошли! Мы живы, Лёха! Мы ещё поживём!!!
…Соколовский выжил. Всё-таки не зря Игорь пёр его столько времени. А через шесть лет Лёшка погиб в России, в обычной автокатастрофе... на трассе Москва-Симферополь. "Но шесть лет я ему всё-таки подарил, - с каким-то внутренним удовлетворением подумал Серебренников, яростно почёсывая свой затылок. - А за это время Лёшка успел жениться... и теперь у него подрастает прекрасный сынишка. Кстати, надо будет обязательно заехать к его жене и подарить Лёшке-младшему что-нибудь из игрушечного стрелкового оружия".
И в этот миг он ощутил в своей груди распирающую гордость за Лёшку, за себя и его славного маленького сынишку!
|