Вместо предисловия...
Я так устала верить людям. Мне надоело разочаровываться в них. Неужели за этими хрупкими оболочками тел нет ничего? Только безразличие и пустота? Но я же чувствую! Я знаю, какими они могли бы стать, если бы... если бы просто сами того захотели. Но им это не нужно.
Как больно! Больно снова и снова ударяться израненными руками о немые стены. Больно ломать крылья в попытке залететь в закрытое окно. Больно вырывать своими собственными руками сердце, трепещущее, живое, любящее, из своей груди, разламывая рёбра, и протягивать его людям. Но в том есть Надежда. Больно, когда этот дар не принимают, его выхватывают из твоих рук, бросают в грязь и медленно, целенаправленно растаптывают, глядя, как оно захлёбывается в луже собственной крови, и получая от этого процесса омерзительное тошнотворное удовольствие. А ты корчишься и стонешь у их ног и полумёртвыми от нестерпимой (не физической, нет, но внутренней, глубоко затаённой, разрушающей тебя из самого центра твоего существа) боли губами едва шепчешь: "За что?". А потом от тебя остаётся только тело - плоть и кровь, кости и мышцы, связки и сухожилия - а это практически ничто.
Почему в этом мире всегда кому-то должно быть больно?! Почему мне всегда причиняют боль именно те, за кого я готова предать всё, саму себя отдать на поруганье, утонуть в своём к ним чувстве и умереть с улыбкой на губах? Почему я всегда должна причинять кому-то боль? Пусть неосознанно, пусть ненамеренно, но причинять? Я не могу так больше! Я не могу больше жить в этом суровом мире с его животными инстинктами, с его звериными законами и быть причиной страданий и страдать сама.
Я накричалась до хрипоты, чтобы услышать в ответ... тишину... безмолвие... И я больше не хочу кричать. Я не хочу больше верить. Я хочу ненавидеть и не прикасаться. Никогда не прикасаться. Всегда ненавидеть. Но не могу. Не в моих силах убить в себе веру. Я продолжаю верить в то, что все люди прекрасны. Они божественны, в них есть искры света, в них есть цвета, краски переливаются в их глазах и дарят мне тепло. Сами люди не хотят его дарить, но их души дарят. Я ненавижу людей... и люблю их до безумия, до самоуничтожения, люблю всех вместе и каждого в отдельности. Но эта любовь обречена на безответность...
Часть I
Она
На самом краю небес, в огромном зачарованном лесу, среди чудесных существ и духов жила Она. Она была светла как стремительно падающие звёзды и чиста как едва распустившийся цветок. Она не знала ни бед, ни страданий и была наивна и мила, как и всё, что её окружало. Она проводила дни, играя с единорогами среди не знавших стука топора деревьев, и ночи, резвясь на залитых лунным серебристым светом полянах с фавнами и нимфами. Вечно беззаботная, вечно юная и счастливая...
Но иногда она уходила в самую глубь своего зачарованного леса, к огромной одиноко стоящей скале, возвышающейся над зелёным океаном листвы, забиралась на её плоскую вершину и часами просиживала там, задумчиво глядя на многочисленные звёзды, казавшиеся ей такими близкими, что, забывшись, она протягивали к ним руки, стремясь схватить хоть одну... В эти часы добровольного одиночества она становилась печальной. Она мечтала... Мечтала о том, что однажды в этот маленький мир, которому она принадлежала по рождению, принадлежала телом, а не душой, придёт кто-то извне, похожий на неё и покажет ей, что за пределами этого вечно зелёного, вечно прекрасного леса есть другие миры, другие существа, совсем иные, нежели те, что окружали её... Она жаждала перемен и мечтала... И где-то совсем глубоко, в самом центре её существа, скрытое даже от неё самой, в ней зрело желание... желание любить... и быть любимой...
Часть II
Он
На самом краю земли, в холодной и суровой стране посреди бушующего моря, в высокой каменной башне жил Он. Он был угрюм как грозовые тучи над разволновавшимся океаном и твёрд как камни, из которых была возведена его башня. Несмотря на юный возраст, он многое познал, немало бед выпало на его долю, но он никогда не жаловался, не просил богов о милости, а просто, покрепче сжав зубы, продолжал идти против ветра. Он проводил ночи, смотря на звёздное небо в огромную подзорную трубу и записывая свои наблюдения, и дни, сверяя свои записи с умными толстыми книгами. Спал он мало, ел на ходу, но при этом был крепок и широкоплеч. Вся его жизнь состояла из Познания. Он стремился познать мир, в котором жил сам, и жаждал дотянуться лучом своего знания до тех миров, о существовании которых никто даже не подозревал. Вечно работающий, вечно хмурый и уставший...
Но иногда он покидал пыльные стены своей высокой башни и шёл на берег моря, садился на твёрдые камни и часами смотрел на синюю линию горизонта и думал о странах, которые она скрывает, и порой эти никогда не виданные им земли казались такими близкими, что, забывшись, он протягивал к ним руки, стремясь набрать в горсть песок с незнакомых берегов... В такие минуты лицо его озарял луч надежды, на нём появлялась улыбка... И он мечтал... Мечтал о том, что однажды он покинет этот сумрачный берег, оставит за спиной скалы и холод своей северной страны и отправится в далёкое путешествие. И он найдёт неизведанные страны, проникнет в другие миры, познает другие культуры и, возможно, там он встретит кого-то, похожего на него... Он жаждал перемен и мечтал... И где-то глубоко, в тайных закоулках его огрубевшего сердца, скрытое от него самого, в нём зрело желание... желание любить... и быть любимым...
Часть III
Знамения
В ту ночь сон не был её гостем. Она бродила по своей спальне, бесцельно, бездумно, изредка присаживаясь на нерасправленную постель. Её не покидало тягостное ощущение. Она чувствовала, что вот-вот должно произойти Нечто. Нечто такое, что в корне изменит её спокойную жизнь, заставит покинуть родные места и уйти в неизвестность. Она не знала, откуда в ней появилось это тревожное чувство. Казалось, оно прокралось в её сознание, окутанное мирным сном, разбудило, взбудоражило. Она подошла к окну и села на подоконник, свесив ноги. Ночной ветерок ласково трогал её волосы своими холодными пальцами. Она посмотрела на небо: в эту беспокойную ночь оно было затянуто тучами, и она не могла видеть звёзды, что обычно так манили её к себе. «Будет гроза,» - мысль посетила её предвестником бури. Зревшее в ней всё это время нетерпение, казалось, достигло предела. Она замерла, заворожённая изменениями неба. Дыхание едва срывалось с её губ. Тучи сгущали краски и наливались тяжестью дождя. Молнии пронзали их существо кривыми светящимися мечами, а откуда-то издали, нарастая с каждой минутой, доносились первые раскаты грома. Лёгкий ветерок, ласково трепавший её кудри, окреп и, набрав силу, завыл от восторга. Он ворвался в комнату, взмыв парусами занавесей, и едва не сбросил её с подоконника. Но она удержалась. Она не замечала ни холода рассвирепевшего ветра, ни грохота надвигавшейся бури, ни первых капель дождя. Она не сводила взгляда с неба и ждала.
Молния расколола небо надвое и ударила в лес, задев несколько деревьев. Она спустилась с небес до земли идеальной вертикальной прямой, точно соединив в себе два мира, и осветила весь небосвод. И на ту долю секунды, на которую свет молнии озарил всё кругом, она увидела. Увидела то, чего ждала не только эту бессонную ночь, но и тысячи других бессонных ночей, проведённых на вершине скалы. В отблесках электрических разрядов и среди грохота грома, сотрясающего небеса, среди туч и разразившегося ливня она увидела лицо, лицо незнакомца. Облик был зыбок и туманен, она видела его лишь секунду, но… запомнила. Это было лицо молодого человека, сильное, волевое, упрямое. Видение поразило её. Она испуганно захлопнула створки окна и задёрнула шторы.
- Что это? – шептала она в полумраке комнаты, озаряемом вспышками молний. – Зачем оно явилось мне?
Слишком много вопросов, на которые всё равно нет ответа. Пока…
***
В ту ночь сон обошёл его дом стороной: на море разыгралась буря, каких он не видел уже несколько лет. Волны с рёвом бросались на берег, вырывая из его каменного тела куски и унося их за собой, в тёмную холодную бездну. Гром гремел так, что порою заглушал рёв моря. Молнии сверкали, бессильные в своей злобе: в них кипела жажда убийства, но нечего было уничтожать на этих пустынных землях: ни деревца, ни куста, ни даже клочка травы – лишь холодные немые безразличные скалы. Ничего и никого. Только он в своей башне, прислушиваясь к крику разбушевавшейся стихии, замирал от благоговейного восторга. Его сердце горячими пальцами сжимало нетерпение. Он ждал. Сам не зная, чего. Он просто знал, что этой ночью должно свершиться нечто необыкновенное, что в корне перевернёт его жизнь, заставит покинуть обжитое место и отправиться в неизведанные дали. Его растревоженное сердце билось всё сильнее и сильнее.
Не выдержав напора охвативших его эмоций, он рванулся к двери, распахнул её и выбежал в холодную мокрую ночь, навстречу буре, ветру и острым иглам дождя, хлеставшим его по лицу и телу. Он бежал, оскальзываясь на мокрой гальке. Он стремился достичь самого края воды, так легко читавшегося на песке во время штиля, а сейчас разорванного в клочья пены, постоянно меняющегося и неуловимого. Море обдало его брызгами в знак приветствия. Он заворожено смотрел на развернувшуюся над морем панораму: в небе, среди нагромождения чёрных туч образовался вихрь. Он быстро набирал силу и рос на глазах, в считанные минуты превратившись в смерч, извивающийся как змея. Столб смерча протянулся из центра бури до самой линии горизонта, будто соединив небо с морем. Он вглядывался в эту чёрную воронку до боли в глазах, пока неожиданно на какую-то долю секунды не увидел… В самом центре изгибов смерча показалась фигура, фигура девушки. Образ был лёгок и расплывчат – силуэт, не более, - он видел его лишь секунду, но… запомнил. Это была стройная, хрупкая девушка, почти ребёнок, в развевающемся лёгком платье. Через мгновенье всё пропало. Видение поразило его. Он бросился обратно к спасительной двери в башню. Захлопнув её за собой, он прислонился спиной к её надёжной твёрдой поверхности.
- Что это было? – шептал он в темноте, царившей под сводами башни. – Зачем она показалась мне?
Слишком много вопросов, на которые всё равно нет ответа. Пока…
Часть IV
Сны
После той странной ночи, что принесла ей видение посреди грозового неба, её стали посещать необычные сны. Поначалу они являлись изредка: пару раз в месяц, не более. Затем участились до раза в неделю, а через полгода стали ежедневными. Они не были однообразными и повторяющимися, подобно смутным кошмарам, что снятся людям: действие во сне происходило то ранним утром, то поздним вечером, то в разгар дня, а иногда ночью. Во снах сменялись времена года: то шли дожди, то светило солнце, а порою летали и кружились какие-то странные маленькие белые шарики, похожие на конфетти. Ничего подобного она никогда не видела в своём вечнозелёном лесу. Объединяло же все её сны место действия: суровый каменный берег моря и возвышающаяся над ним старая башня. А также главный герой: молодой учёный.
Когда она впервые увидела его во сне, она без труда узнала в грубых чертах его лица мираж, явившийся ей посреди грозовых туч. Она сторонним наблюдателем следила за его жизнью: видела, как он забирается по ночам на крышу и смотрит на звёзды в огромную подзорную трубу, как, раздевшись донага, погружается в воды моря и неутомимо меряется силами с волнами несколько часов кряду, как ведёт записи в больших пыльных тетрадях. Мир, окружавший его, был столь суров и столь отличен от того, в котором родилась и жила она. В нём приходилось бороться, страдать, бросать вызов силам природы и побеждать либо оставаться ни с чем. Для неё это было чем-то новым, непонятным, а потому и прекрасным. Сны стали для неё способом убежать от окружающей однообразной действительности, и она уже просто не могла без них жить. С каждым новым сном необъяснимое, непонятное, новое чувство всё больше и больше расцветало в её сердце, разрушая сдерживающие его оковы. Она ещё не осознавала этого, но она влюбилась в юношу из своих снов.
Вся необычность его мира, вся его суровая красота, открывшаяся ей, привели её к неутешительному выводу: этого места не было во вверенных ей владениях и, соответственно, она не могла его достичь. Или его просто не существовало. Так или иначе, она понимала, что её возлюбленный – лишь мечта, фантом, созданный её чрезмерно богатой фантазией.
«Я никогда не буду с ним», - говорила она себе каждый вечер, глядя на звёзды, и каждое утро, едва открыв глаза. Так она успокаивала себя, пытаясь убить в себе веру в чудо, вновь и вновь возникающую в ней.
Со временем в её прекрасные сны закралось ощущение близящейся беды. Она то и дело видела его задумчивым, тоскующим, а иногда и беснующимся, поддавшись минутному приступу гнева. Он всё чаще бродил вдоль берега моря и со злостью швырял камни в воду. А порой он яростно кричал, неотрывно глядя на линию горизонта: «За что мне это? Почему ты так мучаешь меня? Это наказание или дар? И чем же я его удостоился? Чем же я его заслужил? Что за странное чувство владеет мной, сжимает сердце тупой болью? Я сам напросился – всё вечная жажда нового, стремление к познанию. Вот я и познал. И теперь не знаю, как от этого избавиться». Но синей недостижимой черте, соединяющей небо и море было всё равно – она не отвечала на вопросы, которые он обращал к ней, да и не могла ответить.
Ей было тяжело видеть его в таком состоянии, тем более, что она не могла понять причину его страданий. Она готова была принести в жертву всю свою однообразно-праздную жизнь, лишь бы он никогда более не познал таких душевных мук, но не могла. Она имела возможность лишь смотреть со стороны. Ведь его даже не было на свете. Но, что странно, эмоции, овладевавшие её любимым в сновидениях, мало-помалу захватывали и её сердце. Она стала замечать, что ею то и дело овладевали беспричинные приступы тоски, по ночам ей часто хотелось плакать, от чего всё труднее было уснуть, а значит, она была лишена возможности увидеть его, что ещё больше расстраивало её и без того пошатнувшееся душевное равновесие. В такие бессонные ночи, полные необъяснимого беспокойства, она бежала через лес на облюбованную ей вершину скалы и обращала свои безмолвные молитвы к небесным светилам. Иногда она смотрела на них заплаканными глазами и спрашивала их: «Что происходит? Что творится со мной? Зачем вы раните моё не знавшее боли сердце? Зачем вы подарили мне это чувство, что режет мне грудь своей безысходностью? Лишь сейчас я понимаю, как счастлива я была раньше, живя в неведении. Своим желанием перемен я сама вызвала это». Но звёзды молчали, холодные и безразличные. И она продолжала беззвучно плакать на твёрдой поверхности камня, одинокая и безутешная, пока, окончательно не обессилев, не возвращалась в свой прекрасный дворец и не погружалась в полудрёму, лишённую сновидений.
***
С той странной ночи, что принесла ему видение посреди бушующей стихии, его и без того беспокойный сон окончательно утратил способность давать какой-либо отдых измождённому рассудку: его стали посещать необычные сновидения. Поначалу они были для него утомительными, даже раздражающими, ведь они повторялись из ночи в ночь, засев в его мозгу подобно навязчивой идее. Но постепенно он привык, а затем и пристрастился к ним. Они вызывали зависимость, как дурманящий наркотик. Во снах ему виделся мир, столь отличный от того, в котором ему приходилось жить, и столь прекрасный, что эти ночные грёзы стали для него своеобразной отдушиной, без которой он уже просто не мог жить. Стоило снам прекратиться хотя бы на пару дней, и он уже впадал в тихое отчаяние. Но затем они возобновлялись, и его лицо вновь становилось спокойным и умиротворённым.
Во сне он всегда видел один и тот же густой зелёный лес, пронизанный лучами солнца, цветущий и свежий. Всё в нём дышало спокойствием и безмятежностью. Он знал, что ни этот лес, ни живущие в нём существа никогда не ведали горя и страданий. Это был вечно зелёный, вечно прекрасный мир, и населяли его столь же прекрасные создания: изящные единороги, неуловимые нимфы, малютки-фавны, мудрые духи и волшебники. Все они жили для одной-единственной цели: охранять и оберегать главное сокровище этого мира – юную принцессу, на чьи хрупкие плечи была возложена тяжкая миссия хранительницы мирового порядка. Она жила в самом сердце леса, в огромном хрустальном замке. Когда она впервые привиделась ему во сне, он без труда узнал в изгибах её хрупкого тела силуэт, показавшийся на мгновение среди непроглядной тьмы смерча. Через сны он следил за мирным течением её жизни: видел, как она танцует с фавнами под звёздами ночного неба, как нимфы расчёсывают её роскошные волосы, как единороги едят сахар с её белоснежных рук. И с каждым новым сном непонятное и неведомое доселе чувство всё сильнее и сильнее завладевало его огрубевшим сердцем, растапливая сковавший его лёд одиночества. Он ещё не понимал этого, но он влюбился в девушку из своих снов.
Вся красота её мира, открывшаяся ему, не оставляла ни малейших сомнений: этого места не существовало, либо оно находилось в сферах, доступа в которые простому человеку не было. Так или иначе, он понимал, что его возлюбленная – не более чем плод его разыгравшегося от длительного одиночества воображения.
«Нам не суждено быть вместе», - думал он, засыпая и просыпаясь. Таким образом он успокаивал себя и пытался задушить надежду, которая время от времени робко пробуждалась в нём.
В последнее время его безмятежные сны неожиданно окрасились в лёгкий оттенок тревоги. Всё чаще она являлась ему задумчивой, отрешённой, а иногда и печальной. Всё чаще он видел её сидящей на вершине скалы и в тоске смотрящей на звёзды. Порой она поднимала полные слёз глаза и спрашивала звёзды: «Что происходит? Что творится со мной? Зачем вы раните моё не знавшее боли сердце? Зачем вы подарили мне это чувство, что режет мне грудь своей безысходностью? Лишь сейчас я понимаю, как счастлива я была раньше, живя в неведении. Своим желанием перемен я сама вызвала это». Но звёзды безмолвствовали, безразличные ко всему. И она рыдала на холодном камне скалы, бессильная что-либо изменить. Его сердце сжималось при виде её слёз. Он бы всё отдал: свою башню, работу, даже жизнь – лишь бы её лицо всегда оставалось счастливым и беззаботным, но не мог. Он был лишь наблюдателем, зрителем в театре её страданий. А она… её даже не существовало.
Однако чувства, владевшие его возлюбленной из сновидений, передавались и ему. Он стал беспокоен, ещё более мрачен, чем всегда, но наиболее ужасным последствием этих переживаний стала бессонница. Он часами лежал в постели, вертелся, силясь заснуть, крепче сжимал веки, но безрезультатно. Тогда, поддаваясь приступам ярости, он вскакивал с кровати и бежал прочь из башни. Он в бешенстве носился вдоль берега, швырял в море камни и бил ногами по воде. А порой, глядя на недостижимую линию горизонта, он кричал: «За что мне это? Почему ты так мучаешь меня? Это наказание или дар? И чем же я его удостоился? Чем же я его заслужил? Что за странное чувство владеет мной, сжимает сердце тупой болью? Я сам напросился – всё вечная жажда нового, стремление к познанию. Вот я и познал. И теперь не знаю, как от этого избавиться». Но линия горизонта не менялась и безмолвствовала – ей было всё равно. И он продолжал бесноваться, пока, обессиленный, не возвращался в смятую постель и не забывался тяжёлым сном без сновидений.
Часть V
Решение
Одержимые пугающе похожими на реальность сновидениями они всё больше и больше погружались в мир грёз, почти полностью забывая о настоящей жизни и окружающей действительности. Он забросил свои научные труды, почти не вёл записи, да и подзорная труба покрылась толстым слоем пыли. Она почти не выходила из замка, нимфы и фавны забыли, когда в последний раз видели её и слышали её дивный голос. Их мысли и чувства находились далеко от того места, где пребывали их тела.
Она не видела вокруг не зелёного леса, ни её вечных спутников – нимф, фавнов и единорогов, не чувствовала дурманящего аромата цветов, не слышала трелей райских птиц, населявших её владения. Теперь не только во сне, но и наяву перед её глазами стояла башня на берегу холодного моря и суровое, но красивое лицо её возлюбленного.
Он перестал замечать изменения погоды, не чувствовал ни холода близящейся зимы, ни пронизывающего ветра. Он видел лишь её прекрасное лицо, шелковистые волосы и большие зелёные глаза, словно впитавшие весь цвет листвы её родного леса.
А сны продолжали дурманить их сознание – пугающие и желанные, странные и волшебные. И так бы это и продолжалось до бесконечности, пока окончательно не свело бы их с ума, если бы не одно происшествие.
***
В ту ночь она заснула необычайно быстро. Сон накрыл её точно заботливая мать своё дитя тёплым пледом, едва её голова коснулась подушки. Её сознание мгновенно перенеслось в самое желанное для неё место (где бы оно ни было) – башню на берегу моря. Секунду или чуть менее она видела его, мирно спящего на узкой твёрдой кровати, а потом…
***
Сон пришёл в тот вечер как никогда быстро. Он заснул мгновенно, лишь только сомкнулись его веки. Буквально через пару секунд он увидел ту, чей образ неотступно следовал за ним и днём, и ночью: хрупкая, изящная, она спала на роскошной постели под бархатным пологом на четырёх резных ножках, положив ладонь под щёку. Однако спустя мгновение видение растаяло, а потом…
***
… потом они оказались лицом к лицу друг с другом. Вокруг ничего: чёрная пустота, похожая на ночное небо без звёзд или на глубокую тёмную бездну, что открывает океан в своём сердце в минуты сильного шторма. Секунду обоими владело замешательство, а затем он первый сделал шаг навстречу и обнял её худые плечи сильными руками. Но его руки лишь прошли насквозь, словно через туман. Он не мог коснуться её, так же как и она его. Они были лишь фантомами, обрывками собственных снов, частицей души, освобождающейся на волю в то время, пока тело спит. Они могли лишь видеть друг друга, но впервые так непосредственно. Они больше не были сторонними наблюдателями чужих жизней, они были вместе. Она первая произнесла слово «люблю». Оно сорвалось с её губ просто и естественно, ведь она хранила это слово в своём сердце уже давно, не имея возможности сказать его вслух, ведь некому было его услышать. Теперь же оно птицей выпорхнуло из ее уст, освобождённое и счастливое. Он, не медля ни секунды, ответил тем же прекрасным словом. Всё было до удивления просто, словно и должно было быть так, словно они давно запланировали всё, произошедшее с ними за последний год, и теперь их план подошёл к своему логическому завершению.
И тут произошло нечто невероятное. Слова, сорвавшиеся с их губ, расцветили окружающую тьму в разные яркие и переливчатые краски. Они распространялись вокруг тонкими струйками, которые постепенно расширялись и превращались в потоки цвета. Солнечный жёлтый, ярко-алый, тёмно-зелёный, нежно-розовый и прочие, прочие. Бесконечное буйство красок заполнило всё. Краски поглотили их обоих. И перед их глазами поплыли картины, с молниеносной скоростью сменяя одна другую, картины их жизней. Он увидел и познал всё, что скрывала от него завеса сна о его любимой: она была божеством, прекрасной и недостижимой богиней. Она обитала в иных сферах уже многие тысячелетия, в её хрупких руках были сосредоточены нити мироздания. Но она любила его, простого смертного, со всей силой, на которую только была способна. Она видела его рождение, взросление, то, как он покинул суету жизни среди людей и удалился на берег моря, чтобы посвятить свою жизнь Познанию. Она понимала, что он всего лишь человек, но и чувствовала его безграничную к ней любовь. А картины сменяли одна другую, всё быстрее и быстрее…
Он и Она распахнули глаза в один и тот же миг, как за несколько часов до этого в один и тот же миг закрыли глаза и уснули. Её волосы растрепались. Его пальцы в исступлении сжимали простынь. Одна мысль на двоих лихорадочно билась в голове: «Мы должны быть вместе!». Теперь оба знали, что их любовь не беспочвенна, что она взаимна. Тепло прокатилось по телу широкой волной. Он поклялся, что сделает всё возможное и невозможное, чтобы попасть к ней. Она решила сделать то же самое.
Часть VI
Встреча
Решимость росла в нём с каждым днём. Теперь он знал, что его возлюбленная – не призрачная мечта, не созданный его фантазией суккуб, но реально существующая девушка. Однако пропасть, разделявшая их, от этого не становилась меньше. Она находилась далеко от него, слишком далеко, в том месте, достичь которого он не мог при помощи физических усилий. Он мучился и страдал ещё больше, чем раньше, когда на несколько дней его покидали сны. Он бесился в бессильной злобе. Перерыв гор толстых книг – кладезей человеческой мудрости – в поисках решения, он не нашёл ничего более-менее вразумительного. Все учёные умы, написавшие эти пыльные фолианты, сходились в одном мнении: ситуации, подобной той, в которой он оказался, не было и быть не могло. Но ведь он знал, что это не так! Злость закипала в нём с новой силой, и он вышвыривал книги одну за другой в окно. Они стремительно летели вниз с высокой башни и с гулким эхом ударялись о камни.
Спустя несколько дней до его распалённого нетерпением мозга дошло осознание того факта, что сны прекратились. Сначала он не придал этому значения, занятый поисками решения своей самой насущной проблемы – новой встречи с любимой. Позже он сослался на обычную задержку, часто приключавшуюся в последнее время. Но прошла неделя, полторы, две, а снов всё не было… Это придало его поискам хаотический и лихорадочный характер.
Однажды, в холодную октябрьскую ночь он заснул за письменным столом в свете свечи, склонив голову на открытую перед ним книгу. И в этот раз его посетило сновидение. Но оно не было таким, как всегда: во сне к нему не пришла Она. Нет, вместо этого он увидел старца, измождённого, усталого. Он уныло брёл вдоль берега моря и с тоской смотрел на небо. В глазах его стояли слёзы, но ни одна из них не пробороздила его щёк влажной дорожкой. Каждый шаг давался ему с большим трудом, словно он тащил за собой невидимую тяжкую ношу. На мгновение свет луны, бликом отразившись от моря, упал на лицо старика, и Он с ужасом узнал под сетью глубоких морщин себя. Старец устало присел на сырые камни и, обхватив руками колени, положил на них голову и замер. Прошло несколько долгих минут… Затем ещё, и ещё, а старик всё не поднимал головы. Медленно, содрогаясь от ужаса и отвращения перед немощью собственного постаревшего тела, он приближался к застывшему на камнях силуэту. Когда до скорчившейся фигуры осталось не более шага, он застыл в нерешительности, затаив дыхание. Собрав в кулак всю свою волю, он протянул руку и коснулся плеча старика. Тот безвольно дёрнулся, завалился на бок и распластался на камнях. Он заглянул в подёрнутые плёнкой глаза старца и понял, что это глаза мёртвеца. Старик смотрел вверх невидящим взглядом, безразличным и пустым. Он в ужасе зажал рот, не веря в происходящее. Неужели он только что стал свидетелем собственной смерти? Труп белым пятном светился на черноте камней и пугал своей неподвижностью. Он разбросал руки и ноги в стороны нагло, вызывающе, словно надсмехаясь над своей живой молодой копией. А затем с ним начали происходить странные изменения: мёртвое тела обрюзгшего старца замерцало неярким белым светом. Он разгорался всё сильнее и сильнее, пока не ослепил его своим сиянием. Он зажмурился, а когда смог открыть глаза, тела старика уже не было на морском берегу. В небо же подобно светлому ангелу уносилась душа – снова молодая, снова сильная и невообразимо прекрасная в своём сиянии. Она оглянулась на миг и помахала изумлённому человеку, оставшемуся на земле, рукой…
Он проснулся резко и неожиданно, будто его окатили холодной водой. Теперь он знал, что нужно делать. Единственный шанс воссоединиться с ней – это умереть. Смерть – это выход, который он так долго искал. Как же всё просто и очевидно. Он умрёт, и его душа покинет этот скучный мир, чтобы вознестись на небо и встретить там Её. Как же он не понял этого раньше? В нём не было ни капли сомнения. Он не думал о том, удастся ли его замысел и что будет с ним, если он ошибся. Он был уверен в своей правоте. Вскочив со стула и в спешке опрокинув его, он начал бегать по комнате, выворачивать ящики и распахивать дверцы шкафов. Он бегал так минут десять, пока на дне казалось бы бездонного ящика с приборами и инструментами он не нашёл то, что искал. Длинный, тонкий, слегка искривлённый и острый как бритва клинок – подарок отца. Его серебряная рукоять была инкрустирована изумрудами, слабо мерцавшими сейчас в свете догоравшей свечи. Он медленно провёл лезвием по указательному пальцу – на поверхность выступила капелька крови. «То, что надо», - подумал он. – «Быстро и наверняка». Улыбка чуть тронула его губы. Сжав кинжал в руке, он вышел из башни, заперев за собой дверь. Ключ он выкинул где-то по дороге.
Берег моря манил его. Он всегда любил эти синие воды – они были ему дороже всего на свете… Кроме, конечно же, Её. И он хотел умереть рядом с ними – как во сне. Он хотел, чтобы последним, что он почувствует, было прикосновение волн, а последним, что он услышит, – шёпот моря. Коснувшись босыми ступнями холодной воды, он постоял с минуту, полной грудью вдыхая солёный влажный воздух, полный сверкающих в первых лучах встающего солнца брызг. Он не минуту не сожалел о своём решении, не раздумывал. Он просто прощался со всем, к чему так привык. В этом молчаливом ритуале не было ни капли грусти или тоски, лишь полнейшее спокойствие. Последний раз глубоко вдохнув, он высоко занёс острый клинок и, не колеблясь ни секунды, вонзил его прямо в сердце. Кинжал вошёл в грудь легко, ведь он вложил в этот удар всю силу, и сразу достиг своей цели. Боль была мгновенной и едва ощутимой, а в следующую секунду всё вокруг стало расплывчатым и неясным, и он провалился в темноту…
***
Едва её глаза открылись после чудесного сна, в котором она осознала, что её возлюбленный существует, как она уже вскочила с постели, полная решимости сделать то, что должна. Она не просто догадывалась, она знала, знала наверняка, как воплотить все её самые страстные мечты в жизнь. Счастье, казалось, разрасталось внутри неё, готовое в любой момент вырваться наружу в радостном крике. Она поспешно выбежала из хрустального дворца и устремилась на широкую поляну, где обычно собирались все духи и существа, населяющие её леса. Деревья расступались перед ней, давая дорогу, дриады приветственно махали ей руками, и она едва успевала отвечать им чуть заметными кивками головы. Её босые ноги едва касались верхушек изумрудной травы – так быстро она бежала. Она спешила навстречу своему счастью и не хотела больше терять ни секунды.
И вот она выбежала на свободное от вековых дубов и юных лиственниц и елей пространство – Поляну Советов. Это было средоточие жизни леса. Здесь устраивались пиры в честь языческих праздников движения солнца, здесь проводились советы старейших и мудрейших духов и волшебников, здесь она принимала решения, здесь провела большую часть своей, казалось, бесконечной жизни. Теперь она вышла на мягкий ковёр из диких цветов и густой травы, устлавший поляну, с твёрдым решением, которому, как она знала, будут противиться и препятствовать. Но она должна была сделать задуманное – от этого зависело её личное счастье. Впервые в жизни она подумала о себе самой, о СВОЁМ собственной счастье. Это было странно и непривычно, но приносило ей радость. Ещё никогда она не чувствовала себя такой живой.
Воздев руки вверх и закрыв глаза, она послала мощный мысленный призыв. Он волнами распространился по лесу, проходя сквозь скалы и деревья, не встречая на своём пути никаких преград. Она знала, что каждое создание, обитавшее в лесу, услышит её зов и придёт на него. Так было испокон веков: не откликнуться не мог никто – это было частью их природы, против которой они не могли, да и не хотели идти. Она ждала недолго. Спустя лишь пару минут среди деревьев возникли первые услышавшие призыв: несколько фавнов робко выглянули из-за старого дуба, с противоположного края поляны стайкой принеслись феи, а чуть позже прискакал целый табун единорогов. С каждой минутой из леса то тут, то там выходили, выползали, вылетали и выбегали всё новые и новые причудливые создания: кентавры, духи, наяды и дриады, сатиры, леприконы, волшебники, големы, великаны, гномы, эльфы… Бесчисленное множество верных и добрых друзей. Казалось, поляна не в состоянии вместить такое количество собравшихся, но, как и всё в этом чудесном мире, место это обладало своими магическими свойствами, и все пришедшие волшебным образом поместились на траве – кто сидя, кто лёжа, кто стоя.
Окинув взглядом свой народ, она улыбнулась и, лёгким взмахом руки остановив смех и разговоры, произнесла:
- Приветствую вас, мои друзья, мои собратья! – взгляд, устремлённый на пёструю толпу собравшихся, был полон любви и нежности. – Я созвала вас всех, чтобы поделиться своей радостью и … смиренно попросить вас об исполнении всего лишь одной моей просьбы, - слова её породили бурю воодушевления: каждый старался убедить её в том, что готов исполнить любой её приказ, лишь бы доставить ей удовольствие. Она ещё раз взмахнула рукой, призывая к порядку, и продолжила: - Радость, что переполняет меня изнутри и так рвётся наружу, что я не в силах её сдержать, заключается в том, что в мою размеренную жизнь ворвалось нечто небывалое и прекрасное – это любовь. Неизведанное доселе чувство поглотило меня, и я не в силах остановить этого. Я знаю, что все вы хоть раз в жизни испытывали подобное. Вы можете любить, это часть вашего естества. Я же считала себя неспособной на это. Верховные Боги должны были защитить меня от человеческих эмоций, сделать бесстрастной, но то ли они допустили ошибку, то ли я по рождению приобрела это странное отличие от прочих богов… Так или иначе, это случилось – я полюбила! – она выкрикнула последние слова громко и радостно, сияя улыбкой. Сердце её торжествовало, ведь она впервые сказала о своих чувствах вслух, наяву, а не во сне. По пёстрой толпе собравшихся пронёсся удивлённый шёпот, тихий, словно ветерок в листьях. – Да, я влюблена… в человека, - эти слова вызвали шквал эмоций. Духи, перешёптываясь между собой, запричитали: «Её околдовали! Точно! Здесь замешана богиня Западного леса!». Феи нервно хихикали, прикрывая свои миниатюрные личики маленькими ручками. Сатиры и фавны замерли с застывшими лицами. Наиболее мудрые – древние волшебники и духи старших деревьев – лишь с осуждением качали головами. Они были созданы Верховными Богами задолго до её рождения и знали то, что ей ещё было неведомо.
Она предвидела такую реакцию, поэтому лишь вновь подняла руку, призывая всех к молчанию. Шум обсуждения смолк.
- Я знала, что эта весть вас не обрадует. Тем не менее, прошу вас выслушать меня до конца. Теперь, когда вы осведомлены о причине собрания, позвольте мне перейти к главному – к моей просьбе, - тут она замолчала и, поколебавшись пару секунд, опустилась на колени. Тихий вздох удивления повис в воздухе, а она, с мольбой воздев руки, прошептала: - Прошу вас, смиренно стоя перед вами на коленях, взываю к вашим сердцам, молю… отпустите меня на землю.
- Что?! О чём она попросила?! – крики слышались отовсюду. – Мне показалось?! Она хочет уйти?! Мы не можем этого позволить! Она не должна!
Испуганная всеобщим негодованием, она не могла ни плакать, ни говорить в свою защиту. Она лишь сжалась и закрыла лицо руками. И тут внезапно наступила полнейшая тишина. Она отняла ладони от глаз и огляделась. От толпы отделились две фигуры и двинулись к ней: древнейший из рода волшебников и старший дух. Волшебник, приблизившись, осторожно поднял её на ноги и почтительно коснулся губами кончиков её пальцев. Она посмотрела в мудрые серые глаза старца и не увидела в них ни осуждения, ни гнева, а лишь бесконечную любовь и понимание. Дух также подступил к ней и провёл рукой по её лбу, откинув с лица прядь волос. Его прикосновение напоминало порыв холодного ветра, но было нежным и успокаивающим.
- Дочь моя, хоть ты и стоишь выше меня по созданию, я прожил много дольше тебя, видел бесконечно больше и знаю то, чт |