Консервы
|
Разводились мы с женой. Тихо, мирно расходились, по-христиански: с битьем посуды и парой истерик. Тех самых истерик, которые как черная дыра вбирают в себя всех обитателей квартиры, соседей и даже близких и не очень близких родственников. Развод — дело мутное. Во-первых, нужна веская причина. Если для женитьбы достаточно неких аморфных чувств, выдаваемых за любовь, то для развода одной нелюбви маловато. Особенно учитывая наши социальные особенности — одна жилплощадь на двоих и та — съемная. Ну, причина, допустим, нашлась — я изменял и врал. Изменял я, правда, лишь в фантазиях, да и то — фантазиях жены. Но врал. А если подумать, измена и есть враньё. А враньё — измена. Выходит — изменял. По совокупности, как не крути, выходило, что я негодяй. Тут нужно бы вставить пресловутое «во-вторых». Во-вторых, я дико устал от ее нападок. Даже изменники и врунишки иногда устают от критики. В лексиконе моей жены была минимум сотня слов с окончанием «-ист», самым корректным из которых являлось слово «футболист», правда подкрепленное прилагательным «хренов». И все они употреблялись в отношении меня в негативном свете. Удивительная способность! Короче, мы расходились. Окончательно в этот раз. Потому что расходились на время мы более-менее постоянно. Начался делёж имущества. Точнее, каждый вывозил со съемной квартиры свои скромные пожитки. Мне всегда нравились истории о мужиках, которые расставаясь со своими барышнями, брали с собой лишь запасные трусы и подушку. Но из того, что приходилось забирать мне, практически все было куплено родителями, поэтому бросить вещи было бы верхом наглости и глупости. Когда имущество было поделено, жизнь порознь немного вошла в русло, а до суда оставалось несколько недель, жена нашла-таки новый повод для стычки. Старые журналы. Кроме смеха, старые журналы «Космополитен». Очень много. Несколько коробок приличных размеров. — Ты два года божился их сдать! — кричала она в трубку. — Приезжай и забери их. Мне сильно нужны деньги. Сдать макулатуру, чтобы разбогатеть. Женщины! Я решил забирать коробки по одной. В конечном итоге, забрал я ровно одну. Довезти ее до ларька вторсырья было проблемой, так как из транспорта я обладал лишь велосипедом (чертов велосипедист!). В целом, не обладая большим опытом в бракоразводных процессах, с уверенностью скажу одно — развод в июле выматывает вдвойне. Духота, жара, не спасают ни шорты, ни отсутствие носков. До пункта приемы макулатуры добрался я уставший и весь мокрый. Только тогда я по-настоящему осознал, насколько же тяжелое это дело — развод. Принимали вторсырье в небольшом вагончике без окон, большую часть которого занимал склад. За узкой скрипучей дверью таился столь же узкий коридор в три шага длинной, который вел в своеобразный офис. Здесь, сидя на пачках принесенных журналов и газет, вела свой нехитрый бизнес хозяйка сего заведения — полная женщина лет пятидесяти со следами запоя на лице. Стоя перед входом в царство макулатуры, алюминия и жести, я вдруг припомнил, как в детстве мы с друзьями сдавали бутылки из-под пива, и тратили заработанное на мороженое и семечки, наблюдая за футболистами на местном стадионе. Сколько нам тогда хватало бутылок для счастья, восемь, десять? Большие деньги! Может, и эти журналы озолотят мою жену? — И это все? — мрачно покосилась хозяйка на стоящую на весах коробку с журналами. — Пробная партия, — попытался я отшутиться. Судя по всему, на нее мой юмор не подействовал (клятый юморист!). — Семнадцать килограмм. — Холодно резюмировала женщина. — На 76 рублей. Твою же мать! Семьдесят шесть рублей — вот цена моих стараний и переживаний. Сколько, интересно, у нее дома таких коробок? Штук 5? 10 — максимум. Что она сможет купить на 760 рублей? Закажет очередную туалетную воду из этих самых журналов или набор суши из кафе, где авокадо подменяют огурцом, а угря — сайрой. — Хорошо, — говорю, — тоже деньги. Хозяйка заведения сидит с отрешенным видом. Я продолжаю намекать: «Семьдесят шесть рублей. Почти целая шаурма». — Денег нет в кассе, — без лишних эмоций рапортует владычица вторсырья. — И что мне делать? Тащить этот чемодан назад? — Вот, — тянет мне обрывок листа с двумя цифрами и корявой подписью, — придешь в среду, желательно с утра. Да уж, история. Нужно звонить жене. — Да, сдал. Сто сорок семь рублей, — приукрасил я действительность почти вдвое. — Отлично! — оптимистично воскликнула она. — Занеси мне деньги и забери остальные коробки. — Мне еще не отдали деньги, но обещали отдать в среду. Она немного расстроилась, словно эти деньги были нужны ей срочно. — Может, ты их пропил? — У них просто не было денег в кассе. Но я сердечно заклинал женщину на приемке не пользоваться шампунями из пробников до полного расчета. — Ладно. Тогда до среды забери остальные. — Хорошо, — бодро соврал я, твердо решив больше не связываться с этими журналами. Даже удвоенная сумма казалась мне смешной. Коробки с журналами ждал печальный финал в костре. Семьдесят шесть рублей. Или сто сорок семь, в моей версии. Не мудрено, что я совсем об этом забыл. Почти уже бывшая жена напомнила. — Я так и знала, что забудешь, ты же эгоист! Забери их и привези вечером. — Тебя что, реально спасут эти 150 рублей? — Дело не в сумме! — привычно закипала она, когда я осмеливался спорить. — А в чем тогда? Она бросила трубку. Карррамба! Нам, картавым, всегда нравится представлять, как мы рычим это загадочное слово в минуты досады. Конечно, я выругался куда лаконичнее и грязнее. Утро давно уже миновало, солнце торчало над головой, когда я примчался к пункту приема. Интересно, подумал я, а после развода я тоже стану вторсырьем? Для той, которая обратит на меня внимание. Вторичный рынок женихов. Бывший в употреблении. С пробегом. Каков процент моего износа? Судя по желанию снова жениться — он весьма велик. Я зашел внутрь и сразу отметил, что в прошлый раз ошибся. Пивом пахло не от сданной алюминиевой тары, а от хозяйки вагончика. — Денег нет. Не привезли. — Да что вы говорите?! Я не стал даже спорить. Баба делала свой бизнес на таких, как я. Я вышел на улицу и задумался о том, сколько она могла выпить за мой счет? Бутылки две, если добавить немного. Тут кто-то хлопнул меня по плечу. — Привет! — О, привет! — это был Жарков, мой старый школьный друг. Мы разговорились. Немного о моем разводе, немного о его женитьбе, перешли на вечные темы и решили выпить. — Бабуля зажала мои 76 рублей, — жаловался я. — Я угощаю, — понимающе отозвался Жарков. Угощал Жарков всегда охотно, но довольно странно — покупал бутылку светлого пива мне, две бутылки крепкого себе и целый пакет алкогольного коктейля на вечер. Мы отправились в бывший ТОРГ. — Слышал, Ленина законсервировали? — нужно же что-то обсудить в дороге, видимо, думал мой друг. — В смысле? — В прямом. — ЛенинО? Что за Лена? И что у нее законсервировали? — ЛенинА! Дворец культуры. — Надеюсь, хотя бы в собственном соку? — Этого я не знаю, — с какой-то обидой ответил Жарков. — В Интернете прочитал. — И что же значит это слово — законсервировали? — Закрыли. Совсем. — Он и до этого много лет был закрыт. — Но теперь-то — совсем! Мы взяли пиво и отправились на скамейки к фонтану. Полдень рабочего дня, а мы пьем холодное пиво в тени высоких лип и стройный рябин. Красота! В соседних домах, как могут, спасаются от палящего солнца, закрывая окна отражающей пленкой. Она отбрасывает причудливых зайчиков на стены и асфальт, который плавится от жары. — Интересно, — начинаю я философствовать «под пивко с рыбкой», — если Ленина они законсервировали, то, что должны сделать с бассейном? Каждому строению нужна своя терминология. — Для бассейна не может быть цензурных терминов, — так же философски заметил мой товарищ. — А мне кажется, они его заморозили. — Странно, почему тогда из замороженного бассейна не вышел ледовый каток? Вопрос остался без ответа. Я смотрел по сторонам. На фонтане отваливалась плитка, сквозь брусчатку пробивались сорняки, на библиотеке текла крыша, на здании почты потрескалась штукатурка, а мы пили пиво в общественном месте посреди рабочего дня. И лишь здание прокуратуры светилось и сияло новизной в лучах беспощадного солнца. Нас всех можно было консервировать. — Я слышал, что когда строили дворец Лепсе, затрачивая на это огромные деньги, один несознательный товарищ высказал крамольную вещь, мол, «дворец, а полетит, как скворец». — И что? — я ничего не понял. — И ничего, — Жарков сделал глоток, — улетел на Соловки. Мы выпили еще. — Мне кажется, можно законсервировать все, что угодно. Дома и улицы, заводы, фабрики, учреждения и даже целые города. Даже людей! — Взять хоть Родину! — поддержал меня Жарков. — Поздно. Родину давно пора снести. — В ломбард! — Я про кинотеатр... — Ааа... — разочарованно вздохнул друг. — А вот гостиницу Россия еще можно реконструировать. — Гостиницу-то да. А как быть со страной? Жарков хлопнул меня по плечу: — В ломбард! Мы допили пиво. Молча. Стоит только подумать о России, Родине, бассейне и Ленине, как говорить уже ни о чем не хочется. — Ну, ты домой сейчас? Мне в ту же сторону. — Нет, пойду к жене, надо отдать ей деньги за макулатуру. Кстати, займи 147 рублей. — Ого, какая точность. Тут дело явно не в деньгах. — А в чем тогда? Но и этот мне отвечать не стал, просто сунул две купюры, пожал руку, пожелал удачи и, пошатываясь, пошел прочь. Через полчаса я был у нее. Полчаса на жаре после бутылки пива губительны для меня, увы. Я пытался отдышаться в подъезде. Собственно, какое мне дело, что она подумает? Мы ведь почти разведены. Я постучался и попросился в туалет. Она молча уступила дорогу. Я смог умыться и перевести дух. Реально полегчало. В коридоре мы некоторое время молчим. — Ты что, пропил мои деньги, аферист? — наконец спрашивает она. — Нет, меня угостили. — Жарков, — это даже не вопрос, но я утвердительно кивнул головой. — Ты его спаиваешь. Странная логика. Странная женщина. — Деньги вот. — Кладу на холодильник. — Или ты просто хотела увидеться? Снова молчание. — Ты слышала, Ленина законсервировали? — Что? Какого Ленина? — Давай мы наш брак тоже законсервируем, а? Все, что нельзя починить, нельзя возродить, нельзя открыть заново, но и сносить еще рано, потому как жалко и обойдется дороже, то нужно законсервировать. На время. Или навсегда. — Я сделал шаг навстречу. — Ведь нет ничего более постоянного, чем временное. А брак самый крепкий, как известно, на грани развода. Она немного помолчала и улыбнулась: — Довлатовщина. Я улыбнулся в ответ и обнял ее: — Немного. |
||
| Категория: Рассказы | Автор: Виктор Махров | нравится 0 Дата: 29:08:2016 |