Послевоенный Днепропетровск. За столом коммунальной кухни сидят неразлучные подруги - русская Тося и еврейка Фая.
- Аз а юр аф им, зол эр брэнэн аф а файер (такую жизнь ему, чтоб он сгорел на огне), - из глубин сердца вырываются Фаечкины проклятия. – Ему мало одного Холокоста, так теперь он устраивает нам новый.
- Да, Фаечка, этот бандит окончательно свихнулся. Как у вас говорят: а макэ им ин коп (болячка ему в голову). Придумал борьбу с «безродными космополитами», и многие наши идиоты кричат «Не место им в Советском Союзе!» Что делать, Фаечка?
Они сидят, обнявшись, и плачут. Плачут от горя и безысходности, замурованные в каменной стене режима. Плачут две храбрые женщины, две фронтовые медсестрички, в комоде каждой из которых лежат орден Красной Звезды и медаль «За отвагу».
- Скажи, разве за это мы с тобой воевали? И ведь кричали «За Родину, за Сталина!». Нет, воевали мы правильно, но кто мог знать что нас ждет.
Раздается робкий стук в дверь.
- Наверное, Минька из школы пришел, - вскакивает Фаечка и открывает дверь. У порога стоит рыдающий пятиклассник Минька.
- Мама, тетенька Тося, я не пойду больше в школу. Меня там обзывают «безродным космополитом», за партой рядом никто не хочет сидеть, а учителя как будто ничего не замечают. Ну, почему?
- Сыночек, это потому, что мы евреи. Потерпи немного, скоро все обойдется.
- Ничего не обойдется, Не пойду больше в школу. И не хочу быть евреем.
- Но что же делать, если твой папа еврей и я тоже еврейка? Так что ты еврей, и ничего нельзя изменить.
- А я все равно не хочу быть евреем, не нужны мне такие папа и мама.
- Минечка, как же так? Вот мы с твоей мамой воевали, всю жизнь дружим, твой папа честный и хороший инженер, мы с Гариком очень любим вас и никому не дадим в обиду.
- Нет, не хочу быть евреем. Я ухожу от вас.
- Ну, что ж, уходи, - говорит Тося, и силой удерживает Фаечку, пытающуюся остановить сына.
Время медленно тянется, постепенно темнеет, а Минька не возвращается.
- Боже,- стонет Фаечка, - с ним что-то случилось.
Тося, как может, успокаивает подругу, хотя и ее сердце уже сжимает леденящий холод.
За окнами полночь, обе подруги больше не сдерживают рыданий. И в этот момент раздается стук в дверь.
- Кто там? – со страхом и надеждой почти выкрикивают обе женщины. А в ответ из-за двери доносится тихий, смирившийся с неизбежной бедой, голос:
- Это я - Минька, еврей.
|