…Это зарождается где-то над бескрайними неоглядными далями океана, в самой широкой, пустынной и жаркой его части, где немилосердное солнце выпаривает с вечно движущейся, беспрестанно живой поверхности сначала невидимые частицы влаги, собирая их мириадами капель в лёгкие пенные облачка. Разность температур между холодным небом и тёплой водой приводит в движение эту насыщенную влагой массу, а вращение земли закручивает её в гигантскую спираль. И зародившийся в спирали ветер собирает облака в синие, клубящиеся дымно и устрашающе, клокастые тучи и, набирая силу, гонит это зловещее месиво, отягощённое теперь уже миллионами тонн воды, над пустыней свинцового океана до тех пор, пока не встретится с фронтом холодной массы воздуха, движущегося низом навстречу со снежных вершин континента.
И тогда с небес, обложенных серой непроглядной, вязкой, как резина, пеленой, на побережье тягуче, медленно, словно из мелкого сита, начинает сыпать противная и нудная морось, временами переходящая в густой дождь, подхватываемый порывами шквального ветра. Природа завершает здесь необычайно быстро свой круговорот, обрушивая в одночасье на землю всю влагу, поднимаемую долго и помалу на экваторе, наполняя в течение двух-трёх дней низменности и овраги мутной несущейся к морю водою.
И в наших приморских местах примерно такой вот «полой» водою случается, заливает поля и долы после продолжительных тайфунов, безжалостных чудовищ Тифонов, этих «великих ветров» с обильными, хмурыми дождями в верховьях ключей и речушек. Земля там, не в силах удерживать в себе много воды, «попусту» сбрасывает её валом в реки, переполняя затем все низменности до самого моря. Ещё более безжалостен и силён вал такой воды, когда в верховьях вырублен подчистую вековой хвойный лес, в своё время способный мощью корней своих всё-таки удерживать избыток влаги в земле, потребляя её в то время особенно активно, не давая попусту нестись ей безудержно по оголённым склонам.
…Бывало по зиме в студёные ясные дни, где-то в непролазной чаще векового леса, по берегам глухих, потаённых ключей и речушек, по склонам, вздымающихся к свету, могучих сопок, в завалах бурелома мужики валят кедр и ёлку. А в пойменных логах по возвышенным сухим островам, что красуются случаем среди низменной равнины, пилят, без сожаления с тупым азартом, звенящие словно железо, стволы ясеней и дубов, что высятся великанами над рыжими разливами сухой болотистой осоки. Затем эти, исходящие медовым духом, тяжеленные поверженные наземь громадины трактором вытаскивают к дороге и увозят, оставляя на их месте лишь развороченную гусеницами серую илистую землю, обрубленные и сваленные копной ветки, да голые сиротливые пни, зияющие непривычной для сих мест синюшной белизной. По весне хлынет из пней обильный сок, зальёт бесполезно вокруг землю и закипит вскоре к теплу серой прокисшей пеною.
Хвойный же лес свозили в большие склады вдоль реки, очищали от ветвей, пластали безжалостно на брёвна и ждали весеннюю воду. И как загудит она в тесных каменистых берегах, брёвна валом без разбору сталкивали в студёный поток. Река подхватывала их в беспорядке, словно невесомую щепу, и с глухим рокотом уносила вниз. В середине пути вода, затихая, усмиряя-таки беспорядочность своей ноши, складывала брёвна вдоль течения и уже медленнее несла в устье к деревообрабатывающему комбинату, где, перегороженная в нескольких местах толстым стальным тросом, наконец, утрачивала свою власть, останавливалась широкой во всю реку площадью, и только бурлила ворчливо в узких расселинах меж могучих стволов, срывая с них кору и нагромождая со скрежетом друг над другом плотно и неподвижно до самого дна. По такой площади из брёвен можно было запросто перебираться с одного берега реки на другой. Но в этом нагромождении среди обездвиженных друг другом брёвен изредка случалось незаполненное пространство, и тогда вода словно вскипала под стволами, выгибаясь бугром в малом оконце затора, и тут же с недовольным ропотом вновь уходила под стену остановившегося наката. Попасть в такую расселину почти всегда означало погибнуть.
Люди потом всё лето шли вдоль берегов, высматривая случайно зацепившиеся в кустах стволы, и отправляли их вдогонку уплывшим, дополняя и дополняя громадную площадь древесины, ждущей своего часа. Когда внизу у фабрики на лесной бирже нужна была новая партия леса, то поднимали трос, и брёвна с ужасающим скрежетом, наползая друг на друга, приходили в движение. Средина этой бревенчатой площади оживала и в завораживающей медлительности направлялась в заводской затон. Ходить по движущимся брёвнам было опасно и страшно. Когда случалась какая заминка, редко находился смельчак отваживающийся пробраться с багром к затору и протолкнуть застрявшее бревно. Обычно надеялись на воду, что сама находила-таки способ справиться с завалом…
Так было. А ныне лес валят несколько иначе и вывозят ближе к дорогам, городам, в порты, больше полагаясь на технику, на силищу механизации, а не на реки. Древесины нужно всё больше и больше, конца и краю нет потребности в ней, и неясно когда определится человек в этом, да попридержит алчность свою. Пока же по-прежнему пустой, ненужной и грозной водой неопределённости, бессмысленности и бед переполняются, время от времени, реки людских отношений, «веси» нашей общественной жизни…
***
|