Что нужно гению, чтобы праздный дух его взбодрился, напрягся серебряной струной и сыграл великую тему своего дарования на века, для всего человечества? Ему нужно для этого приложить максимум как раз нечеловеческих усилий и только затем, после десятков раз переписываний, добавлений, пометок, кровавых перечёркиваний и жертвенных сжиганий возродится из пепла чистое, святое, великое искусство.
Многие полагают, что гению легко: взял гусиное перо, принял многозначительный и несколько растерянный, а где-то даже придурковатый вид обязательно за дубовым массивным бюро (всё вокруг него должно быть массивное, огромное, гигантское… ну, чтобы в полной мере подчёркивать его собственную гениальность), подперев подбородок левою рукой, а правою уже в полёте, и пошёл строчить перелесками-огородами, только пыль столбом да пятки босы по стерне. И что не напишет — всё гениально: "И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. Лёгкость в мыслях необыкновенная.....".
Ан, нет, не такой наш-то гений. Этот — трудяга, а? И по стерне босыми пятками бегает уверенно, хотя и сдирает кожу в кровь о камни и болят пятки от пронзающей боли чертополоха-кровопийцы. Но камни те — плевки тупиц и негодяев, кричащих: Нет! Не верим, не бывает всего этого, о чём Вы пишете. Клевета! И беснуется душа гения и погружается он в депрессию, ибо "перо так и толкается об такие места, какие цензура никогда не пропустит...". Иной, бывалый гений махнёт рукой и хвастаясь, скажет: - А, плавали, знаем. И мы тонули в жуткой, иссушающей душу депрессии и страдали мы и мысли чернее ночи посещали. К одному вообще Чёрный человек заходил, так говорят, они сварганили с гением какой-то контракт и через несколько дней гения не стало.
А что творилось с другими! У Булгакова, например, с его Владикавказской прозой — это мысли о собственной бездарности, у Чехова после провала премьеры "Чайки" в СПб клятвенное заверение не писать больше пьес, к коим, как он считал, он не имеет никакого таланта (слава Богу. А.П. своей страшной клятвы не сдержал), а у нашего героя, учитывая некоторые особенности патологии нервной системы, удивительных озарений собственной значимости и откровений свыше по поводу своей миссии на земле, обращение к своему Гению… или к Богу.
— Что с Вами, Николай Васильевич? Вчера еще Вы были веселы, деятельны, приветливы, а сегодня и не рады мне? — Это объясняется некоторой потребностью моей души… На меня находят иногда припадки тоски, мне самому необъяснимой, которая может быть происходила от моего болезненного состояния. — Но в своих рассказах иной дух, там пахнет энергией — чистой, искристой, стиль, слог Ваш неповторимый, малороссийский да и Вы просто счастливы… Взять хотя бы "Вечера...". — О, да! В моменты своей меланхолии мне приходилось развлекать себя самого. Я придумывал себе всё самое смешное, что только мог выдумать. Выдумывал целиком смешные лица и характеры, поставлял их мысленно в самые смешные положения, вовсе не заботясь о том, для чего это, зачем это и кому от этого будет какая польза...
Вот так вот, господа. Каков он наш, Гений. Ну это еще куда ни шло. У кого-то меланхолия проходит от свежего воздуха, холодного душа или олимпийского забега на 50 километров. А у нашего она превращалась временами в состояние экзальтации: — Боже! Сколько кризисов… Сколько я начинал. Сколько пережёг. Сколько бросил. Молю тебя, жизнь души моей, ангел мой! Гений! О, не скрывайся от меня. Не отходи от меня… Какое ты будешь, моё будущее? Блистательное ли, широкое ли? О, будь блистательным, будь деятельным.
— Буду… ты только держись, Николай Васильевич. Рано тебе ещё заглядывать вверх, ой как рано. — Да! Я совершу… совершу. Жизнь теперь вновь кипит во мне. Труды мои будут вдохновенны. Над ними будет веять недоступное земле Божество. Я совершу! О, поцелуй и благослови меня.....- Вот тебе печать моя на лоб и да хранит тебя Бог Всемогущий.
И он совершит. И даже его душевная болезнь, его обмороки во сне не помешают свершить ему своё великое дело. Да, совершит, в одну кучу собрав все несправедливости, творившиеся на земле и "за одним разом посмеётся над всем". Смех "Ревизора" услышали все — от мала до велика по всей России многострадальной. УСЛЫШАЛИ все. СМЕЯЛИСЬ не все.
Но это будет уже совсем другая история....
|